Ликвидаторы Чернобыльской катастрофы рассказали корреспонденту sb.by о себе и о людях, которые вместе с ними побывали в «аду».
Валерий Кадулин: «Мы не знаем, сколько радиации получили»
Двадцать шестого мая на дежурство в эвакуированный район Гомельской области, прилегающий к Чернобыльской АЭС, заступил сводный отряд Минской высшей школы МВД СССР. Валерий Алексеевич Кадулин был в составе этого отряда.
— Благодаря отцу, который занимал высокий пост, я знал всю серьезность ситуации. И когда в школе МВД сказали, что отправляют нас в зону, не сообщил родителям. Знала жена, которая в январе 1986-го родила дочку. Но моя Света — мудрая женщина, она понимала, если я решил, отговаривать бесполезно. Да и у меня самого в мыслях не было отказаться ехать. Здоровье моего ребенка кто будет отстаивать? Вот я и поехал, чтобы людям помочь. А те, кто хотел увильнуть от выполнения долга и клал партийные билеты на стол, негодяи. Больше ничего не могу сказать. Долг превыше всего. У меня свои убеждения. Я бы потом себе в жизни не простил, если бы не поехал.
Готовились основательно к поездке. Был проведен четкий инструктаж. Нам приказали подстричься и сбрить все волосы на теле.
Утром двадцать шестого мая по команде «По машинам!» мы сели в «Икарусы» и поехали.
«Жили в спортзале, отдыхали, скирдуя солому»
— Приехали мы в деревню Стреличево Хойникского района, и началась месячная командировка в зоне повышенной опасности. Наше подразделение разместили в здании школы. Спали мы в спортзале на полу на матрасах. Ели в столовой — кормили вкусно.
Поужинав, мы стали готовиться к дежурству: нам дали респираторы, специальную защитную одежду. В первую ночь дежурят добровольцы.
Я был милиционером-водителем. Доставлял наряды на посты в 30-километровую зону и обратно, занимался автопатрулированием, обеспечением пищеблока продуктами. Чего греха таить — техника досталась не из лучшей. После двенадцати часов службы — сутки отдыха. У меня получалось так: отслужил — кто-то заболел, я опять на свою машину и снова в дорогу. А вот, кстати, моя машина.
Еще после смены мы помогали колхозникам скирдовать солому. Не могу понять, зачем это надо было делать. Так и оставляли эти тюки на поле гнить.
С родными связаться нельзя было, месяц мы жили в изоляции от мира. Помню, как к нам «Песняры» приехали. Ребята радовались.
— Днем было очень жарко. Под палящим солнцем невозможно находиться. На пыльных от проходящей техники дорогах трудно дышать. Вертолеты летали, обеззараживали дороги свекольным раствором, чтобы прибить радиоактивную пыль. После него все было липкое.
Сначала мы носили респираторы. Но позже отказались, потому что от жары лицо потеет, кожа раздражается, а мы же в зоне радиации, поэтому не надевали их.
Мы ежедневно проходили дезактивацию. Мыли всю технику. Сами каждый день ходили в баню, которая была в деревне.
Самое интересное — оказывается, мы и отдыхали, и работали в зоне. То есть в деревне тоже повышенная радиация была. Это вот мы недавно с ребятами-сослуживцами собирались, и один из них сказал.
У нас был дозиметрист Василий Гусев, он собирал все дозиметры, снимал показания. А нам же никто не говорил, какую дозу радиации мы получили. Только доплата пришла спустя два месяца после возвращения из зоны — 20 рублей с копейками за повышенную активность во время несения службы.
«Возвращение «Нивы» из зоны хозяину и мародеры»
— Ночью в дежурной части свет не гас до самого утра. Слушали эфир оперативные дежурные: «…Задержан неизвестный при попытке проникнуть через окно в дом. Вызовите опер-группу РОВД». Следом: «Оперативная группа из райотдела прибыла. Охрана места происшествия организована силами нашего патруля. Ведется расследование». Вот так работал оперативный штаб.
Днем в дежурной части не замолкали телефоны, передавали сообщения по рации. Поступали сообщения принять под охрану объекты, которые ближе других расположены к электростанции. Мародеры — бесстрашный народ, не боялись ни радиации, ни нас. Люди, когда уезжали из 30-километровой зоны, все оставили, и мародеры хотели на этом нажиться. Взламывали двери, заходили в дома, воровали — и продавали здоровым людям.
Помню, идем вдоль улицы: пустые дворы и опечатанные дома. Вдруг — звук мотора. Но в деревне не должно быть посторонних. Тогда еще не было колючей проволоки, ограждение по периметру 30-километровой зоны установили позже.
Одним махом преодолев забор, помчались к сараю, из которого доносился рокот мотора. Так мы задержали мужчину, который хотел забрать свою машину. Он буквально незадолго до взрыва купил новую «Ниву». И она стояла у него в сарае. И он со слезами на глазах: «Хлопцы, дайте выехать, всю жизнь копил».
Мы сделали по-другому. Поехали на контрольно-пропускной пункт, поговорили с военными, которые стояли там. Они сказали, пускай пройдет дезактивацию и едет.
— Сейчас тот месяц в зоне мы с ребятами вспоминаем стабильно 26 апреля. Сказать, что у меня сильно здоровье подкосилось — вроде нет. Нормально. Мы исполняли свой долг перед Родиной. Я ни на кого не обижаюсь. Мы делали то, что должны. И вернулись оттуда с чувством выполненного долга.
Владимир Куприянов: «Дозиметр постоянно показывал опасный уровень радиации»
Сводный отряд МВД БССР № 10 в зону отправился спустя месяц после взрыва реактора. Их отряд расположился в деревне Тешков. Сюда попал и участковый инспектор милиции Владимир Куприянов.
– В ряды ликвидаторов я попал, можно сказать, добровольно. После апрельских событий к нам пришел запрос на формирование группы, которая должна была оперативно выехать в зону отчуждения. Оглядываясь назад, думаю, что, я действительно гордился своей страной и был готов рискнуть собственной жизнью ради общего дела. Родина позвала, а я ответил на её зов.
Когда прибыли в зону, нам сразу же выдали кирзовые сапоги. В мои обязанности входила фиксация показаний дозиметра. В день приходилось объезжать по восемь деревень и записывать уровень радиации. Кроме того я вел индивидуальные радиационные накопительные карточки на каждого сотрудника отряда. Позже их приобщили к амбулаторным картам.
Часто на моих глазах стрелка прибора ползла вверх, опасно зашкаливая. Но мы же молодые все были. Знали, что радиация опасна, но как-то особенно об этом не думали. Как сейчас помню, стояла жара. Ездили по району в одних рубашках.
Кормили вкусно и сытно, сметана была такая, что ложка стояла. В нашем распоряжении были шашки, шахматы, книги, гитара.
Вернувшись из зоны, Владимир Куприянов продолжил службу в родном отделе милиции и ушел на заслуженный отдых в звании майора с должности участкового инспектора милиции.
— Было тяжело. Но все равно уверен, что поехать – это был очень важный выбор, который я считаю правильным.
Вячеслав Парамонов: «Летчики застилали пол вертолета свинцовыми пластинами»
В преддверии 36 годовщины аварии на ЧАЭС перед личным составом Первомайского РУВД г. Минска выступил участник ликвидации аварии на ЧАЭС начальник химической службы ВВС Республики Беларусь полковник в отставке Вячеслав Парамонов.
Свой рассказ Вячеслав Николаевич начал со слов, что все эти 36 лет со дня той страшной трагедии помнит своих сослуживцев, которые ценой своей жизни спасали население.
– Когда случилась та страшная катастрофа тяжесть задач по ликвидации последствий катастрофы легла в том числе и на химические войска, – говорит Вячеслав Николаевич. – Основной задачей вертолётчиков был сброс поглощающих и нейтральных материалов в разрушенный реактор. Летчики укладывали пол вертолёта свинцовыми пластинами, надеясь, что это поможет минимизировать воздействие радиации. Конечно же, эти действия не представляли никакой защиты. Максимальная доза для лётчика в мирное время составляла 25 рентген, в военное 50, а во время катастрофы на ЧАЭС эта доза составляла свыше 100 рентген.
Также во время встречи председатель ветеранской организации Виктор Пекарский вручил юбилейную медаль "50 лет Первомайскому РУВД" участнику ликвидации прапорщику милиции в отставке Петру Мацюку.
Фото автора, Первомайского РУВД, Центрального РУВД
