Для того чтобы почувствовать себя моложе, много не нужно — сходила на вечеринку Flower Power («Могущество цветов») в ночной клуб на Ибице. И была там моложе всех.
«Если едешь в Сан–Франциско, не забудь вставить в волосы цветок», — пелось в одном хите конца шестидесятых. Летом 1967–го по всему западному миру звучали бубны и почти из каждого окна пахло странно... Эти восточные запахи вскружили голову целому поколению. И пока наши родители находились под сильным впечатлением от идеи урбанизации и собирали свои скромные деревенские пожитки в надежде покорить большие города, за океаном Джордж Харрисон рекрутировал Мика Джаггера и Мию Фэрроу. Вместе они занялись прославлением Махараши. «Махараши — хорошо!» — радостно пели молодые и беззаботные «пиплы» капиталистического мира. Повязывали «хайратнички», плели «фенечки» и прятали документы в «ксивнички». Документы — «ксивы» — нужны, потому что мир несовершенен. Пока. Коммуны, в которых проповедовались любовь и свобода, были в том самом конце шестидесятых на сотни световых лет ближе к коммунизму, нежели комсомольская организация, членами которой, безусловно, считались наши родители. Отсутствие комсомольского билета у абитуриента расценивалось как полная непригодность к учебе в вузе.
Два настолько полярных и в то же время похожих поколения росли в разных частях планеты. И тут и там — позор отщепенцам! Поступок, недостойный члена ВЛКСМ! И другие красивые фразы звучали на собраниях комсомольцев, которые заканчивались необычно эмоционально. Так, что загипнотизированные члены организации тут же бросались что–то менять в себе и мире. БАМ строить, целину поднимать. Но и лидеры движения хиппи тоже диктовали свои условия пребывания в коммуне, не отличающиеся по строгости от комсомольских. Вся правда хиппи сводилась к тому, что духовная община — идеальная форма общежития. А все, думающие иначе, заблуждаются. Общим врагом хиппарей и коммунистов был капитал. Любая частная собственность вызывала раздражение. Если трудиться, так всем вместе, дружно, за идею!
Коммунисты любили документы. Бережно хранили красные «корочки» и знаки отличия, благоговели перед медалями и орденами, с любовью носили форму. Хиппи хотя и отреклись от преклонения перед бумажками, но свою униформу тоже боготворили — джинсы–«варенки», шибори, хлопковые рубахи.
Такое ощущение, что в конце 60–х над миром зависла одна похожая мысль. И каждый прочел ее по–своему, и получилось забавно. Идея повисела и улетела, оставив на произвол судьбы целое поколение. И вот смотрю я на эту семидесятилетнюю бабулю, пляшущую в ночном клубе на Ибице с корзиной клубники в руках. Из одежды на ней — плетенный из бисера купальник. Бисеринки весело играют при вспышках стробоскопа, а бабуля угощает клубникой своих восьмидесятилетних «парней». Эти немецкие мастодонты приехали сюда вспомнить молодость. Они притопывают артритными ногами под битловскую All you need is love («Все, что тебе нужно, — это любовь»), передавая друг другу ритуальную сигаретку, а я вспоминаю, что в моей стране пенсионеры не ходят в ночные клубы. Они сидят в парке, играют в домино или «перетирают» на лавочках события дня. И те и другие были молоды и веселы. Жили с огоньком. Только, видимо, эти хиппи что–то недоговаривали. Наркотики «вымели» самых рьяных сторонников движения. Остальные поигрались и соскочили. Коммунистическое движение было гораздо полезнее для здоровья, но выйти из него не представлялось возможным до самого конца.
Любопытно было бы спросить у теперешних семнадцатилетних: «Во что вы верите?..» И посмотреть на них через полвека. Мне исполнилось шестнадцать в июне 1991–го. В конце августа того года я смотрела новости и была уверена: все, что ни делается, — к лучшему. Семнадцатилетие я праздновала на том же месте, но уже в другой стране. И пока я все еще верю в лучшее и чувствую себя молодой. По крайней мере, на вечеринке Flower Power, где понимаю, что мимо меня прошли и коммунизм, и «лето любви».
