Лето — это маленькая жизнь. Закончился отпуск — и прощай лето.

Нет, теплые и даже горячие деньки будут длиться еще, может, и месяц. Но за повседневными заботами и суетой их уже почти не заметишь. И только воспоминания о другой, отпускной жизни, о новом опыте и новых впечатлениях, пусть и полученных десятилетия назад, нахлынут однажды, взбудоражат и встряхнут, заставят смеяться или тихо грустить.

Нет, теплые и даже горячие деньки будут длиться еще, может, и месяц. Но за повседневными заботами и суетой их уже почти не заметишь. И только воспоминания о другой, отпускной жизни, о новом опыте и новых впечатлениях, пусть и полученных десятилетия назад, нахлынут однажды, взбудоражат и встряхнут, заставят смеяться или тихо грустить.

...Плакала женщина. Стенания были такими громкими и отчаянными, что кровь стыла в жилах. Растерянная, я стою в длинном коридоре санатория и искренне жалею эту несчастную. Наверное, думаю, у нее большое горе... Я только что вернулась из поездки на экскурсию в горы. А в этот хостинский профсоюзный санаторий, что под Сочи, попала вовсе не по медицинским показаниям — просто дали молодой девице путевку на юг. Лечиться мне еще не от чего, и я много путешествую. Вернувшиеся с процедур соседки по комнате объясняют природу истерики, взволновавшей весь корпус. Дамочку бросил ее санаторский партнер. Ей за 40 — сын в армии; ему лет 30, врач, не желающий упускать ни одной возможности несемейного отдыха. Много позже я пойму, что женщине, чтобы лечь в постель с мужчиной, надо как минимум ему доверять. Мужчине же главное было бы где лечь... А тогда только начинался мой опыт узнавания взрослых взаимоотношений мужчины и женщины, которые особенно обостряются на отдыхе и летом, потому что временная свобода и солнце — сильнейшие афродизиаки.
Был и чудный опыт близкого знакомства с понятием интернационализма в тогдашнем Союзе, о котором нет-нет да и взгрустнется. ...Из Сочи после отдыха лечу в Махачкалу, где с некоторых пор живет моя подруга, родившая долгожданного первенца. Но в кавказской неразберихе только в Минеральных Водах, где оказывается, у меня пересадка, узнаю, что дальше смогу лететь лишь завтра. Вечереет. Гостиница аэропорта забита, в город соваться не рекомендуют. Кто-то подсказывает, что рядом автовокзал, и автобусы в Дагестан ходят очень часто. Что такое очереди на советских вокзалах и автостанциях, рассказывать можно долго и смачно. Билетов нет ни на один из ближайших или отдаленных рейсов. Сердобольная пожилая соседка по очереди советует: попросись у водителей... И вот я стою, задрав голову, у автобуса перед закрытой дверью водительской кабины. В открытое окно вижу невозмутимый носатый профиль в кепке “аэродром”. “Дяденька, — ною я, — у меня нет билета, а мне надо в Махачкалу”... Маленькая, беленькая, с большой сумкой и голодными глазами я у самой себя вызываю жалость. “Какой билэт! Ты что, в баня идешь! Заходы, садысь!” — все это проговаривается без поворота головы. Потом меня усаживают на место рядом со вторым водителем, я рассказываю о Минске, Беларуси, о махачкалинской подруге, мужа которой перевели туда на работу. Меня кормят пирожками и, когда под утро, преодолев перевал, мы оказываемся в Махачкале, берут за дорогу всего лишь сумму, равную стоимости билета. И на сдачу я еще нанимаю легковушку, чтобы доехать до сакли, где жила тогда Надюшина молодая семья...
О том, чего мне стоило потом добраться домой и как подруга счастливо рожала своих сыновей в благодатном климате Прикаспия, как бежали они назад в Беларусь, подгоняемые кавказскими войнами, — длинный и отдельный рассказ. Права Татьяна Толстая: чтобы рассказать жизнь, нужна целая жизнь.
А ваши отпуска могут стать сюжетами для небольших рассказов?
Встречаемся по субботам.
Поговорим!

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter