Летчик–истребитель Владимир Тимофеевич Чичов принял боевое крещение в апреле 44–го года под городом Яссы. За 13 месяцев боевых полетов стал кавалером пяти боевых орденов. Когда я его слушаю, не верю, что моему собеседнику далеко за 80. Он за словом в карман не лезет, говорит так, как думает...
На исходе войны
Недавно показали по телевизору, как наши летчики–истребители осваивали посадку на шоссейную дорогу. Я вспомнил, как такую же операцию, но в масштабе целого 104–го истребительного Краковского полка мы проводили в феврале — марте 1945 года. Уже в начале января мы знали о том, что грядет большое наступление. Но получилось так, что операция началась неожиданно. Оказывается, немцы надавили во Франции на союзников, и Черчилль напрямую обратился к Сталину, чтобы мы начали наступление. Приказы Главнокомандующего не обсуждались. А погода тогда стояла совсем нелетная. Авиация работать не могла ни наша, ни немецкая. Начало операции прошло без нас. Мы только на своих картах стрелочками отмечали, что происходит.
Перевели нас на аэродром «Крайсбург». Солнышко уже пригревает. С утра, пока грунт подмерзший, мы еще летали на задания. А часов в 12 земля уже, как каша. Сухопутные войска — танки, артиллерия, мотопехота — рвутся на Берлин. Встал вопрос: как нам дальше работать, как им помогать? Не знаю, кому пришла в голову эта мысль. Но первым на автостраду Берлин — Бреслау, на автобан, как говорили немцы, сел Александр Иванович Покрышкин со своим ведомым Жорой Голубевым. Дорога из двух полос, каждая по восемь метров, а между ними зазор в четыре метра, засеянный травкой. Разобрали пару зданий и заложили его кирпичом метров на 500, чтобы самолетам было удобнее и надежнее катиться. Получилась 20–метровая полоса, а размах крыльев истребителя «Кобра» — 11 метров. Два самолета даже могли разойтись.
Рядом с автобаном находился грунтовый аэродром с ангарами, связанный с шоссе бетонированными дорожками. По ним мы и рулили на дорогу. Мы взлетали с автобана, в воздухе строились по звеньям, эскадрильям и отправлялись на задания. Немцы не понимали, откуда мы летаем. Они же знали, что все раскисло, аэродромы не действуют.
По этому автобану шли и шли наши части на Берлин. Мы же старались не подпускать к ним немецких штурмовиков с истребителями. Вот случай. Замкомандира эскадрильи капитан Алексей Лукарцев взлетел со своим ведомым молодым летчиком Юрой Гольбергом. Задание — прикрывать наши войска. В небе встретились с двумя «фоккерами». Завязался воздушный бой. Один из немцев испугался и ушел, а второй «вцепился» и начал заходить в хвост самолету Лукарцева. Положение у капитана незавидное. Но тут сбоку вынырнул самолет ведомого. Лукарцев крикнул, чтобы Гольберг стрелял. Юра нажал на гашетку пушки. 37–миллиметровый снаряд попал немцу прямо в мотор. «Фоккер» загорелся. Летчик выпрыгнул. Зенитчики, прикрывавшие аэродром, немца взяли в плен. Все это происходило на глазах у Покрышкина. Комдив поехал к зенитчикам. А те уже забрали у пленного пистолет, часы, деньги...
Покрышкин приказал вернуть все, кроме оружия. Тогда я впервые увидел на земле немецкого летчика. Симпатичный молодой человек. Очень хорошо выбрит. А в авиации ведь есть неписаный закон — летчик перед полетами никогда не бреется... Только вечером, когда работа заканчивается. Побрился перед полетом — жди неприятности: собьют или сломается что–то. Вот примета и сработала. Немцу, опытному пилоту, показали, кто его сбил. Он протянул Юрке Гольбергу руку, чтобы поздравить, но все на Юру зашикали и он не пожал руку своему врагу. Не знаю, правильно он поступил тогда или нет? Хотя я бы тоже не пожал тогда — мы ведь не в футбол играли...
Трагическое и комическое
Немцы в соответствии с «этикой люфтваффе» решили за своего сбитого аса отомстить. В один из мартовских дней к нам на аэродром прилетела восьмерка «фоккеров» и отбомбилась. Вреда много не нанесли, но один самолет сожгли, а у зенитчиков осколком убило повара. Когда личный состав построили, увидели, что не хватает механика. Начали по воронкам искать. Вдруг слышим крики о помощи. Откуда — не понять. Обнаружили наконец огромный каток для укатки земли. В нем сбоку дырка, чтобы внутрь засыпать землю и делать его потяжелее. Вот в этот каток, когда начали бомбить, и влез механик. А выбраться не может. Долго пытались его вызволить, пришлось автогеном резать металл.
Решили и мы немцам отомстить. На каких аэродромах стояли «мессершмитты», мы знали, а вот с какого конкретно прилетали? Решили отбомбить все близлежащие. К «Кобре» можно прицепить стокилограммовую бомбу, два пулемета есть, пушка, так что боезапас хороший. Четыре или пять аэродромов отштурмовали, привели немцев в чувство.
Защита аэродрома
Немцы пытались прорваться на запад, чтобы сдаться в плен американцам. Если им на пути попадался небольшой советский гарнизон, то они его сминали и шли дальше. Большой просто обходили. Вот такая группа вышла в конце апреля на наш аэродром. Регулярных частей поблизости нет. Собрали тыловиков, обозников и смогли немного задержать фашистов. Потом мы поднялись в воздух одной эскадрильей и пошли на штурм. Несколько тысяч сдалось в плен. Когда следующие эскадрильи пошли в атаку, еще часть немцев сдалась, остальные разбежались. За ту операцию всему летному составу дали по ордену Отечественной войны I степени, а мне — орден боевого Красного Знамени.
Берлин
Над Берлином у меня было несколько вылетов. Пыль и дым там стояли до высоты 1.700 метров. Города видно не было абсолютно, и что там внизу творилось — понять невозможно. Мы стояли в Геттенбурге, в 45 километрах от Берлина. 4 мая поехали с хлопцами посмотреть город. Добрались только до окраины. Все здания разрушены, все улицы в грудах кирпича. На машине проехать невозможно. А мы хотели водки набрать. Мы же молодые. Победа!
Прага
Днем 9 мая получаем приказ прикрыть Прагу, потому что немецкий гарнизон отказался выполнять приказ о капитуляции. Туда, за сутки покрыв 300 километров, двинули танковую армию Рыбалко. Вот нам армию и предстояло прикрывать с воздуха. Так что летал я и над Прагой. Ее видел хорошо, ведь город не бомбили так, как Берлин или Дрезден. За Прагу получил медаль. На этом боевые вылеты закончились...
Покрышкин
Я узнал Покрышкина в 1943 году, когда пришел в 104–й истребительный полк. Тогда Покрышкин был в дивизии начальником по воздушно–стрелковой службе. Александр Иванович всегда был немногословен. Не любил веселые компании. Летал безукоризненно, стрелял очень хорошо и главное, что метко. Командиром дивизии стал уже в Польше. Очень глубоко разбирался в авиации. Передавал нам свой боевой опыт. Обычно прилетал с ведомым и организовывал демонстрационные полеты. Лично показывал, что и как надо делать, как учитывать слепящий солнечный свет, как использовать скорость.
Три звезды Героя у Покрышкина заслуженные. Это любой летчик скажет. Он не был ни карьеристом, ни крохобором. Официально считается, что сбил 59 самолетов. Но мы–то знали, что он сбил еще 12, а записал их своему ведомому Жоре Голубеву. А когда мы стояли на Украине, после боев на Кубани, Покрышкин и еще несколько Героев Советского Союза вылетали на «свободную охоту» и сбивали немецкие транспортные самолеты. Покрышкин их даже не записывал, а шутил, что это его вклад в фонд обороны.
...В мае 45–го летчику–истребителю Владимиру Чичову шел всего лишь 22–й год...
