В тусклом отблеске керосиновой коптилки лицо матери, как и соседки, нельзя было различить. На стене дрожали огромные расплывчатые тени, в комнате слышались тихие голоса.
— Ой, Тихоновна, — шептала мать, — что-то нехорошее затевают фашисты.
— И у меня сердце болит, — отвечала та. — Это не к добру.
— Мне кажется, что они собираются устроить погром в нашей деревне.
— Надо срочно связаться с партизанами.
— Но как это сделать, если фашисты вокруг посты выставили, уже задерживают всех, кто хочет уйти из деревни?
— Я думаю, — вздохнула соседка, — надежнее всего послать в лес мальчишку. Поговори со своим Лешкой. Он, как мышь, проскользнет под самым носом у фашистов.
— Что верно, то верно, — согласилась мать, — но все-таки он еще совсем ребенок, несмышленыш в таких делах, хотя и тринадцать годков стукнуло. Эх, был бы кто повзрослее!
Голос ее умолк, лишь тяжелые вздохи повисли в тишине.
— А что если лыжи снарядить? — тут же предложил Лешка, слышавший весь разговор. — Будто бы по заячьим местам расставленные петли проверить…
…Лешка засобирался в дорогу, и мать засуетилась по дому.
— Будь осторожен, сынок. И постарайся к утру дома быть: не дай бог, полицаи пронюхают, что ты в лес ушел.
Закинув за плечи старую, потертую сумку с кое-какими охотничьими снастями, Лешка сильно оттолкнулся палками от утоптанной у крыльца тропинки, и лыжи побежали по мягкому снежку…
Когда последние огни деревенских хат растворились в вечерних сумерках, он перестал оглядываться назад. Хорошо понимал, что здесь уже никто и ничем ему не поможет.
Лешка даже не предполагал, что так быстро и без приключений доберется до цели.
Как только сгорбленная фигурка лыжника скользнула под полог зимнего леса, тут же раздалась команда:
— Стой, ни с места!
От неожиданности Лешка вздрогнул и тут же обрадовался. Понял: добрался до своих. Теперь охрана партизанского лагеря мигом доставит его к командиру.
Изрядно попетляв между деревьями, добрались до заснеженных и вросших в землю землянок.
— Что-нибудь придумаем, — пообещал командир партизанского отряда после того, как Лешка рассказал ему все, что велела мать. — А теперь, браток, жми обратно.
Он похлопал мальчишку по плечу. И вскоре темная фигурка лыжника отделилась от леса, заскользила по белоснежной глади. Местность для него была знакомой. Правда, ночью все выглядело совершенно по-другому, таило в себе что-то загадочное. Лешке казалось, что из темноты леса кто-то внимательно наблюдает за ним. Казалось, что вот-вот кто-то нагонит его и схватит за плечи. Может быть, от того, что не раз случайно слышал от взрослых: зимой голодные волки запросто могут напасть на человека. Временами этот страх заглушали запомнившиеся слова матери: «Сегодня, сынок, не зверя надо опасаться, а человека с ружьем. Фашисты и полицаи — те хуже зверья».
Лешке захотелось скорее избавиться от этих гнетущих мыслей и попасть в теплый дом к маме. Поэтому он решил сократить путь и пойти напрямик, через речку.
Казалось, еще немножко продвинуться вперед — и эта преграда будет преодолена. Как вдруг снег мягко хрустнул и вместе с лыжами ушел под воду. Резким движением Лешка попытался зацепиться за лед. Но снежное месиво медленно, не отпуская ни на секунду, тянуло его в темную ледяную воду. Единственное, что смог он сделать за это время, — каким-то неимоверным усилием освободить ноги от крепления лыж.
Раз за разом подпрыгивал он вверх. Наконец обеими ногами с силой оттолкнулся от твердого края и, подобно огромной рыбине, выбросился на берег. С трудом встав на ноги, Лешка тут же почувствовал, как насквозь промокшая одежда стала замерзать.
Мороз все крепчал…
«Что делать? Возвращаться к партизанам? Идти в деревню?» — терзался в мыслях мальчишка. Но размышлять было некогда. Надо было действовать решительно. И Лешка двинулся вперед, в свою деревню…
С каждым шагом идти становилось все труднее и труднее. Превратившаяся в ледяной панцирь одежда все плотнее заковывала насквозь продрогшее тело. Когда одежда перестала подчиняться его движениям, Лешка упал лицом в снег, заработал руками, продолжая ползком двигаться вперед. Но и от этого теплее не стало. Силы медленно покидали его.
А мороз все крепчал…
Сознанием Лешка еще понимал: надо двигаться, не останавливаться на месте ни на секунду…
Вдруг он услышал знакомый голос:
— Лешка, Лешка, вставай! Нельзя же так долго лежать на снегу, простудишься еще и заболеешь.
— Это ты, мама?..
— Я, сыночек, я, пойдем в хату, — и подхватила его под руку.
Еще с порога дохнуло теплом, к которому так спешил Лешка. И вот они вместе с мамой уже сидят у затопленной печки. Весело потрескивают сухие дрова.
— Как хорошо с тобой, мама, как удивительно тепло, — говорит Лешка. — Я знал, что ты придешь. С тобой, мама, мне ничего не страшно. А партизаны сказали, что спасут деревню… Я им все рассказал…
— Ну отдохни, сынок, немножко, завтра предстоит день не легче нынешнего…
То был предсмертный Лешкин сон. Утром наблюдатели партизанского отряда доложили командиру:
— Между речкой и деревней Ольховкой обнаружено на снегу тело мальчишки…
От этого рапорта у командира больно кольнуло в груди. Значит, не уберегли! Не подстраховали…
…Лешка лежал на снегу, широко раскинув руки. Всей своей маленькой, худенькой фигуркой он был устремлен вперед. Туда, где чернели крыши домов его родной деревеньки, где действительно ждала его у натопленной печки мама.
