О художнике Сергее Каткове, не знавшем даже доли той славы, которая досталась его знаменитым ученикам...

Легкая походка

В последние годы о Сергее Каткове снова заговорили. Все совпало: 100–летний юбилей, выставка неизвестных работ, случайно обнаруженных во время ремонта его дома, череда вернисажей в самых авторитетных выставочных залах Минска, а позже и в Москве... Серьезная дата, интрига и элитарность — один из самых верных рецептов аперитива для возбуждения любопытства у публики. Но любопытство — чувство кратковременное, а говорить о Каткове, судя по всему, будут долго. Не только как об уникальном педагоге, но еще как о художнике, до недавнего времени практически незнакомом, при жизни успевшем сделать всего две персональные выставки, ушедшем давно и рано и не знавшем даже доли той славы, которая досталась его знаменитым ученикам...

В мастерской

И вдруг оказалось, что живопись Каткова — явление абсолютно вне времени, как свет и тепло, которых так много в его полотнах. Теперь его сравнивают с импрессионистами, но и у них такой чистый, ясный свет пробивается далеко не всегда. Возможно, оттого, что в самом Сергее Петровиче этого света было в избытке. Настолько, что часто с ним происходили вещи совершенно невероятные, немыслимые в условиях испытаний, перелопативших жизни всех, родившихся в начале прошлого века. Катков умел создавать собственную реальность.

Вернуться с войны живым ему удалось лишь благодаря тому, что избежал бомбежки, отправившись рисовать на дальнюю сопку... А кому еще пришло бы в голову писать зимний пейзаж в окопе, разводя спиртом замерзающие краски? Или фиксировать на бумаге ночную атаку, едва переведя дух после сражения? Даже на фронте Сергей Катков оставался художником, для которого важнее всего был свет, пробивавшийся сквозь рассеивающийся дым, а потом уже все остальное. Многие художники воевали, но, пожалуй, только Катков смог создать столько рисунков и акварелей буквально в окопе и одновременно заслужить такое внушительное количество боевых наград за оборону Москвы и военные операции на Северо–Западном и 3–м Белорусском фронтах, на Дальнем Востоке и в Маньчжурии... На днях его дочь, художник Светлана Каткова, передала в музей истории Великой Отечественной войны еще полсотни фронтовых работ отца. Вместе с деревянным чемоданом, в котором хранились его кисти и краски. Очевидно, скоро можно ожидать и новую выставку. Причем, судя по всему, не последнюю из тех, которые запланированы до конца этого года.

С дочерью Светланой

Предполагается, что живопись Сергея Каткова снова будет демонстрироваться в Москве, на Крымском Валу. А после — в Минске. Интерес публики к нему не остыл, и юбилейными выставками дело не ограничилось. Впрочем, уже через год грядет новая юбилейная дата. Возможно, к этому времени его картины украсят и Пензенский государственный музей — в свое время Сергей Катков окончил Пензенский художественно–педагогический техникум, учился у Ивана Горюшкина–Сорокопудова, воспитанника Ильи Репина. Вот вам еще один, почти невозможный эпизод биографии Каткова: в 30–е годы прошлого века сын раскулаченного крестьянина становится учеником одного из самых уважаемых российских преподавателей живописи. Чтобы годы спустя самому стать учителем...

Полвека назад Сергея Петровича Каткова признали лучшим педагогом в области искусства. В Бельгии. За рубежом не раз демонстрировались работы его учеников, хотя тогда они были еще детьми и едва ли предполагали, что настоящего признания и первых персональных выставок некоторым из них придется ждать чуть ли не 50 лет. Но каждому из своих воспитанников Катков сумел дать такой запас прочности и настолько упрямую веру в искусство, что мир не мог этого не оценить. Май Данциг, Леонид Левин, Владимир Стельмашонок, Зоя Литвинова, Нинель Счастная, Борис Заборов, Матвей Басов, Владимир Толстик и немало других белорусских художников не раз вспоминали и продолжают рассказывать в своих интервью, как их учитель помогал оставаться собой, отстаивать свое право на самовыражение, как приходил к ним домой, убеждая родителей позволить состояться новому художнику.

День Победы в Маньчжурии. В центре – Сергей Катков

В 1967 году в минском Дворце пионеров и школьников, где работал Катков, открылась очередная детская выставка. Вернисаж обернулся скандалом — накануне питомцы Каткова побывали в Полоцке и честно изобразили все, что произвело на них впечатление. Кресты, купола, блики солнца в стеклах соборных витражей... Кто–то даже полагает, что в истории белорусского искусства именно эта выставка была первой, которой не позволили состояться.

— Выставка осталась, и все, кто хотел, ее увидели, — возражает Светлана Каткова. — Хотя отца сразу же вызвали в ЦК, обвинив в «религиозной пропаганде». Но ему удалось отстоять каждую из выставленных работ, доказать чиновникам, что это никакая не пропаганда, а наша культура, история. Он умел быть убедительным.

Эти рисунки никуда не исчезли. В доме Каткова, где теперь живет его дочь, хранится обширный архив детских работ, первые из которых датируются еще 1948 годом. Разрушенный Минск, увиденный глазами учеников Сергея Петровича, убедительнее любых фотофактов. Безусловно, это будет очень любопытная книга — одно из минских издательств уже готово поддержать выпуск художественного альбома, составленного из рисунков учеников Сергея Каткова. Словом, поводов вспомнить о нем будет еще немало.

«Солнечный день»

Отец

— Кроме нас, в доме всегда жил кто–то еще, постоянно кто–то прописывался — отец пытался помочь всем, — вспоминает Светлана Сергеевна. — Приходили гости, накрывался стол... Хотя сколько раз было: получишь заказ (это когда я уже начала работать), а за него заплатят такой мизер, что нечем даже рассчитаться за материалы. И что? Махнешь рукой, займешь денег у тетки и работаешь дальше. Материальный вопрос нас занимал меньше всего.

Нет, никто отцу не помогал. И свои знаменитые поездки на пленэры с учениками он устраивал в одиночку. Родители ему доверяли — детей собиралось много. Жили обычно в палатках. Только взойдет солнце — отец берет подрамник и отправляется на этюды. Возвращается — готовит завтрак на всех. Лагерь просыпается... Вообще, всю жизнь он спал очень мало. И растратил себя быстро...

Открытки

Нагрузка была сумасшедшая. Вел изостудию, преподавал в художественной школе и художественном училище, читал лекции учителям и ездил по всей Беларуси, разыскивая новые таланты для школы–интерната по музыке и изобразительному искусству, которую фактически он и создал. Когда нынешней гимназии–колледжу искусств присвоили имя Ахремчика, ее воспитанники взбунтовались: почему не имя Каткова? Отец этот бунт поспешил унять — он был очень деликатным человеком...

«Ждановичи»

Многие запомнили его особенную походку — легкую, стремительную, как будто на цыпочках. Не ходил, а летал. И все успевал. Где–то за месяц до праздников начинал подписывать поздравительные открытки — родственникам, друзьям, бывшим ученикам. Дети вырастали, мальчишек призывали в армию — но и там они продолжали получать папины письма. Еще долго после его смерти на наш адрес приходили открытки и письма учеников.

Почерк

А какие красивые, поэтические письма он писал маме с фронта! Почти каждый день писал. Мне читали их вслух — я родилась во время войны, и еще ни разу не видя отца, уже безумно его любила. Когда после победы мы встречали его на вокзале в Минске и он не приехал, у меня поднялась температура. Вернулся уже в 1946–м...

После войны мы долго жили в бараке за вокзалом. Комната была чуть больше кровати. Но воспоминания о том времени остались самые счастливые. Во дворе отец построил сарайчик с окошком, там и рисовал. Или ездил на этюды в Ждановичи, где тогда были настоящие джунгли. Возле сарая лежали дрова, среди которых и у меня был свой уголочек, чтобы порисовать. Но специально он не учил живописи ни меня, ни Зою (художника Зою Луцевич, имя которой сейчас знают не только в Беларуси, дочь Светланы Катковой. — Авт.). Хотя времени внучке уделял очень много, сочинял для нее сказки про наш «живой» дом и необыкновенных соседей и был по–настоящему счастлив, обнаружив, какие интересные рисунки у нее получаются. Думаю, и сегодняшнее творчество Зои отцу импонировало бы. Он, конечно, очень любил русских художников — Врубеля, Серова, Нестерова, но прежде всего ценил в искусстве личный почерк.

Шпиц

Когда он вернулся из творческой поездки в Палангу, узнал, что любимый шпиц Булька умер накануне. Тот самый шпиц, с которым привык делиться всеми переживаниями... Вскоре отец занялся подготовкой очередной детской выставки. Предполагалось, что вернисаж пройдет во Дворце искусства. Но найти взаимопонимание с директором дворца никак не удавалось. Очередные переговоры закончились папиным инсультом. Выставка не состоялась. Среди врачей 1–й больницы, куда он попал, оказался один из бывших учеников. Но помочь уже никто не смог...

zavadskaya@sb.by 

Советская Белоруссия № 165 (24795). Суббота, 29 августа 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter