Эта певица покорила мировые хит-парады с песнями «Poker Face» и «Bad Romance». Минувшей зимой она получила сразу две престижные музыкальные премии «Грэмми», а в начале июня удивила поклонников новым клипом Alejandro, продолжительностью 9 минут. Она не устает эпатировать публику. Экстравагантные наряды, прически, грим, открытое признание бисексуальности, шокирующие видео- и фотосессии, подливающие масла в огонь слухов.
Я – урод
Лос-Анджелес, февраль 2010 года
– Это она! Леди Гага!
Две продавщицы лос-анджелесского магазина плющат носики о стекло витрины, пытаясь разглядеть что-то на улице.
– Ты с ума сошла, – говорит более рассудительная из них. – Смотри, эта девушка одета как нормальный человек. И потом, откуда у Леди Гага мог взяться ребенок? Ты вообще представляешь ее в роли матери?
Барышня, которую они так пристально рассматривают, топчется у входа в магазин на другой стороне улицы, придерживая на бедре толстощекого малыша. Она одета в простые черные джинсы и кожаный рокерский жилет поверх футболки, на носу – темные очки, из-под кепки с козырьком выбиваются светлые волосы. Обычная молодая мамаша-неформалка, каких в Лос-Анджелесе сотни. Только какая-то слишком нервная: все время оглядывается по сторонам, словно за ней кто-то гонится. Наконец такой же молодой папаша-неформал, тоже весь в черном, выходит из магазина, забирает у нее ребенка, и семейство отправляется дальше.
– Давно мы с тобой так не гуляли, Стефани, – говорит мужчина своей спутнице.
– Не называй меня так, – взглянув на свое отражение в витрине, Леди Гага торопливо заправляет под кепку ярко-фиолетовую прядь, чрезвычайно заметную на фоне общей блондинистости. – Никто, кроме родителей, не знает меня достаточно хорошо, чтобы называть по имени. Кстати, я почти уверена, что меня сфотографировали, пока я там стояла с твоим сыном.
– Ты превращаешься в параноичку, – замечает Мэттью Уильямс, арт-директор ее компании Haus of Gaga. – Мы же решили сегодня выйти инкогнито. Почему я не могу называть тебя как
раньше? Когда ты не была Леди Гага?
– Дада, я всегда была Леди Гага, – уже мягче говорит певица, понимая, что он вот-вот обидится. – Все, что я делала дома или в школе, казалось или слишком фривольным, или слишком эксцентричным. Я даже говорила не как другие дети, папе приходилось все время повторять: «Ближе к делу». Весь мир убеждал меня в том, что я урод, что должна скрывать свою сущность и стараться стать похожей на других. Леди Гага – моя творческая сущность, то, с чем я каждую ночь ложусь в постель и с чем просыпаюсь утром. Называя меня Стефани, ты как будто отрицаешь все, что Леди Гага делает в искусстве.
– Я не уверен, что хочу просыпаться с Леди Гага, – похоже, Мэттью все-таки обиделся. – Мне ее вполне хватает на работе. Я не хочу, чтобы ты вела себя со мной как на сцене.
– А я всегда на сцене, – шутит она в надежде немного разрядить атмосферу. – Моя квартира, моя постель – это тоже сцена, только публике я это не показываю.
– Слава Богу, спасибо большое. Но ты все равно стала слишком властной, пока пробивалась к звездам.
– Я не властная, – Леди Гага вздыхает. – По-настоящему властных людей, наверное, не рвет от волнения перед каждым концертом. Я просто очень устала. Не обижайся на меня, Дада, ладно?
Прозвище Дада, данное ему знаменитой подругой, раздражает Мэттью. Но Стефани сложно отказаться от идеи, которая кажется ей удачной. Мэттью – один из немногих людей в окружении певицы, кто познакомился с ней до того, как она стала звездой, в другом городе, в другой жизни…
Кто эта девушка?
Нью-Йорк, 2006 год
Небольшой, не слишком модный клуб на Ист-Сайде погружен в полумрак – отчасти для пущей интимности, отчасти для того, чтобы сравнительное убожество обстановки не бросалось посетителям в глаза. От сигаретного дыма щиплет глаза, публика с коктейлями в руках циркулирует по тесному помещению, многоголосый гул не замолкает ни на минуту. Никто не замечает, как на сцене недостаточно одетую, но избыточно накрашенную брюнетку-диджея сменяет другая брюнетка – помоложе, в обтягивающем топике, коротенькой юбочке и сетчатых колготках. Она поет, аккомпанируя себе на рояле. Молодой дизайнер Мэттью Уильямс, который совершает тур по злачным местам в компании друзей, силится расслышать слова, но в клубе слишком шумно.
Похоже, исполнительница тоже считает, что музыка звучит для того, чтобы ее слушали, а не для того, чтобы пытались перекричать. Прервав очередную песню на полуслове, девушка вскакивает, вылетает в центр сцены и кричит:
– Не хотите слушать? Тогда смотрите!
Мэттью не может поверить своим глазам! Певица яростно сдирает с себя юбку и топик, в одном белье возвращается к роялю и начинает прерванную песню заново – в гробовой тишине. «Да, я помню тот эпизод, – скажет потом Леди Гага в одном из интервью. – Именно тогда я по-настоящему поняла, какой артисткой хочу быть».
– Кто эта девушка? – спрашивает Мэттью у бармена в перерыве между песнями. Больше перебивать певицу никто не решается, на ней осталось не так много одежды – только трусики, лифчик, чулки да туфли – кто знает, что она снимет в следующий раз.
– Стеф? – бармен пожимает плечами. – Днем она обслуживает здесь столики. Странная девчонка. Если хочешь знать о ней больше, спроси у Колин.
Он кивает на девушку-диджея, которая заявлена на самодельной афише вечера как Леди Старлайт – Звездный Свет. Мэттью решает, что после концерта поговорит с ней, а если повезет, и с самой Стефани.
Однако в тот вечер ему не повезло: пробравшись за кулисы, он стал свидетелем сцены, прервать которую не решился.
– Ты в своем уме? – парень хеви-металлической наружности трясет Стефани за голые плечи, как будто хочет вытрясти из нее душу. – У тебя теперь что, чистый кокаин вместо мозгов?
– Оставь ее в покое, Люк, – вступается за певицу невидимая Мэттью женщина, похоже, Леди Старлайт. – Видишь, ей плохо.
– Ей плохо потому, что она конченая наркоманка, – Люк отпускает девушку и брезгливо вытирает руки о кожаные штаны. – Я тебя предупреждал, Стефани. Я не хочу видеть, как ты раздеваешься перед толпой незнакомых мужиков, потому что иначе никто из них не будет слушать твои гениальные песни. Я не хочу видеть, как ты умрешь от передоза. Я вообще больше не хочу тебя видеть.
– Люк! – кричит ему вслед Стефани, но парень вылетает из малюсенького закутка, служащего девушкам гримерной, едва не растоптав Мэттью.
– Не переживай, – Леди Старлайт обнимает подругу, целует в дрожащие губы. – Он вернется. А если не вернется… Я тебе давно говорю: не связывайся с мужиками, от них слишком много шума. Ты сегодня устроила настоящий перформанс, ты была прекрасна, никто не мог оторвать от тебя глаз.
– Неужели он не понимает? – жалуется Стефани, потирая плечи – завтра там будут синяки. – Я не могу писать песни, когда не под кайфом. Вся классика рок-н-ролла написана в измененном состоянии сознания. Все, кого я люблю – Мик Джаггер, Энди Уорхол, – все были наркоманами! Разве я могу стать великой, как они, если не буду жить, как они? Как пойму, что их вдохновляло?
«Я стала жертвой ужасного, но популярного заблуждения, что творчество неотделимо от саморазрушения, – говорила потом Леди Гага. – Под кайфом я могла проводить часы перед зеркалом, делая себе прически и накладывая макияж под песню Never Enough («Никогда не достаточно») группы The Cure. Думаю, именно из-за того, что я столько торчала перед зеркалом, альбом Fame, написанный тогда, получился столь тщеславным, полным самолюбования. Например, песня Beautiful, Dirty, Rich – как раз о богатеньких детках, с которыми я тогда тусовалась. Им нравилось делать вид, что они бедные голодные художники, литераторы и музыканты. Но я то и дело слышала, как они звонят родителям, просят дать денег на жизнь, а потом идут покупать наркотики. Это был интересный период, хотя был момент, когда я всерьез боялась умереть от передозировки. Я употребляла кокаин в непотребных количествах. Видимо, это была жертва, которой в тот момент требовали мой мозг, мое сердце, моя одержимость любовью и искусством. Для меня наркомания была не средством спрятаться от реального мира, а научным экспериментом. Не-смотря на свою зависимость и страхи, я продолжала продвигать себя на рынок: делала демо-записи, рассылала их по студиям, а потом садилась на велосипед и объезжала все эти студии, представляясь собственным менеджером».
Во мне живет призрак тети
Нью-Йорк, 2007 год
Мэттью поднимается по ступенькам, стараясь не уронить покупки на темной лестнице подъезда дома, где снимает квартиру Стефани. За несколько месяцев, прошедших со дня, когда он увидел ее впервые, произошло много событий. Нашлись друзья, которые их познакомили. Он стал вхож сначала в ее гримерную, потом – в дом и в постель. Певица не желает селиться с ним под одной крышей, дорожа независимостью и отношениями с Леди Старлайт. Но охотно принимает его помощь и в быту, и в дизайне костюмов, которые с каждым выступлением становятся все более откровенными. Мэттью предполагает, что снова застанет подруг вместе. С одной стороны, его раздражает, что Леди Старлайт в их со Стефани жизни слишком много, с другой – он понимает, что помощь старшей подруги сейчас нужна певице как никогда.
Жизнь Стефани сделала резкий поворот после того, как она съездила домой и помирилась с отцом. Джозеф Джерманотта был крайне недоволен, когда 19-летняя дочь ушла из дома, в грубой форме отказавшись от любой материальной помощи. И совсем перестал разговаривать с дочерью, когда узнал, что ее арестовали на музыкальном фестивале в Чикаго за внешний вид, «оскорбляющий общественную мораль». Для нее, папиной дочки, одобрение отца всегда много значило, но она не могла вернуться домой, так ничего и не добившись. Недавно она все-таки накопила достаточно мужества для личной встречи. Ей есть чем похвастаться: с ней работает настоящий менеджер, ей со дня на день предложат контракт на запись дебютного альбома! «Я приняла дозу для храбрости, – рассказывала Стефани Мэтту после возвращения. – Папа только посмотрел на меня и сразу сказал: «Ты по уши в дерьме, ребенок». Еще она утверждала, что под родительским кровом ей явился призрак тети Джоан – сестры отца, художницы и поэтессы, умершей в 19 лет. «Она велела мне завершить то, что она не успела. Я даже думаю, что она теперь живет внутри меня, следит, как я исполняю ее волю. Я никогда не встречалась с тетей Джоан, не застала ее в живых, но она – одна из самых важных людей в моей жизни».
– Мэттью? – как он и предполагал, дверь ему открывает Леди Старлайт.
– Я купил вам продукты, – говорит он. – Не представляю, чем вы тут питаетесь.
– Мы крутые артистки, – доносится из комнаты голос Стефани. – Мы вообще не питаемся. Еда нам отвратительна.
– Как она? – вполголоса спрашивает Мэтт.
– Держится, – так же тихо отвечает Леди Старлайт. – Не волнуйся, раз она решила завязать с наркотиками – значит, завяжет.
Стефани сидит на полу среди разбросанных виниловых пластинок, под которые они с Леди Старлайт под настроение устраивают домашние дискотеки, и швейных принадлежностей. Приход Мэтта оторвал ее от пришивания блесток к лифчику и трусикам. После того импровизированного стриптиза в клубе скудные самодельные наряды стали ее концертной униформой. Девушка выглядит исхудавшей и больной, но она улыбается ему бледными, бескровными губами.
– Тебе нравится мой новый цвет волос? – спрашивает она.
С недавних пор Стефани – яркая блондинка. Перекрасилась по совету своего менеджера Роба Фьюзари, который обнаружил, что люди путают его подопечную с певицей Эми Уайнхаус.
– Нравится, – отвечает Мэттью. – Мне все в тебе нравится, Стефани.
Ее губы сжимаются в линию:
– Не называй меня так. Ты знаешь, как меня теперь зовут.
– Леди Гага, – послушно повторяет он, испытывая острое желание придушить Фьюзари, придумавшего ей дурацкую кличку.
Мэттью не совсем справедлив. Потому что псевдоним родился благодаря странному стечению обстоятельств. Зная, что Стеф неравнодушна к лести, Роб не гнушался сравнивать ее с покойным Фредди Меркьюри или говорить, что она запросто могла бы стать героиней легендарной песни группы Queen Radio Ga-Ga («Радио Безумие»). Он даже начал называть Стефани Радио Гага. Но при первой же попытке обратиться к ней так через электронные средства связи сработала функция автоправки текста – и Radio Ga-Ga превратилась в Lady GaGa.
– Роб говорит, если я хочу чего-то добиться, нужно ехать в Лос-Анджелес, – сообщает новоиспеченная Леди Гага. – Поедешь со мной?
Желание нанести Робу физический ущерб становится еще сильнее. Зачем тот пудрит не-
счастной девочке мозги обещаниями многомиллионных контрактов, зачем поощряет ее выставлять себя на посмешище перед пресыщенной лос-анджелесской публикой? Нью-Йорк – артистический город, здесь безумные перформансы Леди Гага и Леди Старлайт имеют свою аудиторию, но в Лос-Анджелесе Стефани наверняка ждет разочарование.
– Зачем? Что ты хочешь доказать? У тебя здесь есть своя публика...
– Этого мало! Мало! – она сбрасывает халатик и облачается в только что законченный блестящий наряд. – Мне есть что сказать миру. Всем, кто не родился красивым, не был популярным в школе, всем, кто считает себя неудачником или пытается перекроить себя, свою жизнь по меркам глянцевых журналов. Я докажу всем «монстрам», что их жизнь может стать сказкой, если они научатся видеть себя ее героями.
– Дурочка.
– Я не дурочка, – она порывисто обнимает его за шею. – Я – источник яркого света. Я излучаю уверенность. Мне нечем платить за квартиру, но я потрясающая, гламурная, суперсексуальная женщина, потому что я такая внутри, я так себя вижу. Я одна в своем роде, моя индивидуальность неповторима, таких женщин, как я, не было, нет и не будет. Я научу каждую женщину думать о себе так же. Так ты поедешь со мной?
– А Старлайт?
– Ее время прошло, – спокойно говорит Гага. – Я благодарна ей за все, что она сделала для меня, но ей лучше остаться здесь, со своей публикой.
Мэтт вздыхает. Неужели однажды она скажет так и про него?
Катастрофа для мужчин
Малибу, 2008 год
Леди Гага извивается на роскошном позолоченном диване в объятиях трех татуированных лохматых шведских молодцов – и происходящее навевает мысли об атаке клонов. «Тройняшек» наняли на пару часов для съемок в клипе на песню Paparazzi.
– Что здесь происходит?! Почему этот цирк уродов все еще здесь?
Новый возлюбленный Леди, известный в мире шоу-бизнеса как Спиди, смотрит на непристойную сцену, глаза его постепенно наливаются кровью.
– Клип снимаем, – невинно сообщает певица, даже не потрудившись сменить позицию.
– Порно? А я сижу снаружи в машине, жду тебя как дурак…
– По-моему, тебе очень нравилось, что я люблю секс.
– Это не значит, что ты должна прыгать под каждого встречного мужика! – рычит Спиди. – Я, знаешь ли, брезгую делиться!
«Да, если он такой чувствительный, это у них ненадолго», – думает стоящий в тени за софитами Мэттью. Когда на Леди Гага обрушилась слава, о которой она так мечтала, они решили прекратить личные отношения и сосредоточиться на профессиональных. В его жизни появилась стилистка Эрин Хирш, в ее – 29-летний красавчик Спиди, с которым она познакомилась на съемках видео к песне LoveGame.
– Ну Спиди, глупенький, это же все понарошку, – смеясь, Леди вскакивает с дивана, подбегает к мужчине, виснет на шее, целует. – Чтобы тебя подразнить.
– Ты – невыносимая женщина, – говорит Спиди, смягчаясь.
«Каждый получил что хотел, – думает Мэттью, глядя, как Леди и Спиди удаляются в обнимку, на ходу заглаживая последние следы недопонимания. – У меня нормальный дом и семья, у нее – этот гламурный подонок без определенных занятий. Значит, так тому и быть. Но я все равно думаю, что долго он с ней не выдержит».
«Я верю, что мужчине нельзя показывать, как сильно он тебе нравится, – говорила Леди Гага в интервью. – Иначе он сразу же рванет в противоположном направлении. Они боятся и слишком легких побед, и слишком сильного давления. Но, наверное, я не могу давать советы на эту тему, потому что мои отношения с мужчинами всегда складывались по самому катастрофическому из всех возможных сценариев. Может быть, это из-за того, что я подхожу к отношениям с людьми как к написанию песен. Писать песню – все равно, что встречаться сразу с несколькими парнями: ты по очереди водишь их в один и тот же ресторан, чтобы легче было сравнивать на одном фоне, и выбираешь того, кто больше нравится. Творческие люди просто обязаны иметь сумасшедший секс с любой идеей, которая придет им в голову».
Катастрофа со Спиди разразилась почти сразу после того, как в июне 2009 года влюбленные съездили отдохнуть на Гавайи. Соскучившись в обществе одного мужчины, на очередной вечеринке Леди Гага затеяла флирт с кем-то из гостей. Спиди не сдержался в выражении своего неудовольствия – и красивый роман закончился некрасивой публичной сценой.
Сердце для отца
Штат Индиана, январь 2010 год
– Стефани! Стефани!
Леди Гага открывает глаза. Она на кушетке в гримерной, Мэтт протирает ей лицо влажным полотенцем.
– Все о’кей, – она пытается сесть. – Сколько я была без сознания? Надолго задержали концерт?
– Концерт отменили. Зрители уже расходятся.
– Что?! Кто посмел?! – она больно вцепляется в его руку. – Задержите их! Я буду петь!
Поддержание скандального имиджа давалось Стефани нелегко. Взять хотя бы слухи о том, что она гермафродит. Для имиджа Леди Гага это находка, и она не замедлила развить тему: «Если я открыто говорю о вещах, которые сходят с рук только мужчинам: о любви к сексу, о частой смене партнеров, – логично предположить, что я мужчина. Тогда все встает на свои места, миропорядок не нарушен. К тому же на сцене я веду себя как парень, могу петь низким голосом...» Но после интервью не Леди Гага, а Стефани плакала на его плече.
А сколько сил ей потребовалось, чтобы уговорить отца сделать операцию на открытом сердце? Она плакала, угрожала, что в случае его смерти оставит музыку, потому что ей придется заботиться о матери и сестре. «Я получила деньги за альбом, я хочу купить тебе новое сердце, – повторяла она, пока не дожала Джо-зефа. – Иначе я все равно потрачу их целиком на свое шоу. Мой бухгалтер и так постоянно обещает меня пристрелить, так пусть я успею сделать хоть что-то полезное для семьи». К счастью, отец дал себя уговорить и операция прошла успешно. Но, похоже, теперь она сама здорово нуждается в помощи.
– Ты помнишь, что случилось? – спрашивает он.
– Мне стало трудно дышать. Я упала, да?
– Да, у тебя обезвоживание и нервное истощение. Тебе надо отдохнуть. Мы отменим... хорошо, перенесем два следующих концерта.
– Не уходи, – просит она. – Пожалуйста!
– Я не уйду, – говорит он.
– Вообще никуда, – Стефани подтягивается и устраивает голову у него на груди, обняв его обеими руками. – Я так тебя люблю...
– И я тебя люблю, малыш. И всегда любил. Дай мне одну минуту, ладно?
Он снова выходит в коридор, набирает на мобильнике номер, который еще пять минут назад считал своим домашним. Эрин снимает трубку, он слышит, как в комнате плачет их восьмимесячный сын Кайро.
– Эрин, прости меня, – говорит Мэттью. – Я не вернусь.
Екатерина ЖИВОВА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»)
