Лабиринты с бронзой и зеркалами

Наум Сандомирский. Посмеемся, друг мой «Кеплер», или Модель для исторической сборки. Минск, ОДО «Тонпик», 2005.

Мысль о том, что провинция — понятие условное, а принадлежность к ней определяет не место проживания, а образ мышления, не нова... И в очередной раз подтверждается очередной книгой многолетнего редактора глусской газеты «Родина» Наума Сандомирского. В новой книге автор сосредоточился на исторических анекдотах — о Нероне и Наполеоне, Петре Первом и Колчаке, Максиме Горьком и Мейерхольде... С остроумными, грустно–ироничными и неожиданными комментариями и интерпретациями. Хотя мне и не хватало во время прочтения местечковых баек и экскурсов автора в биографию, придававших предыдущим книгам нечто неповторимо личностное и искреннее. «Какое время было, блин!/ Какие люди были, что ты./ О них не сложено былин,/ Зато остались анекдоты»... Почему цивилизация человеческая не усваивает уроки истории? Не потому ли, что история предстает перед нами шеренгой бронзовых памятников, перед коими неловко ни улыбнуться, ни расчувствоваться, у подножия коих чувствуешь свою малость и немощь? Литератор из небольшого Глуска Наум Сандомирский приподнимается над этой бронзой и объясняет нам, что за ней спрятаны такие же смертные грешные люди, как и мы, со своими слабостями и амбициями, которые нередко и определяли ход истории... Гуманизм — главное свойство книги, которая — не только сборник забавных историй, но и мучительные, несмотря на ироничную форму, размышления о том, почему на картине Брейгеля никто не спешит на помощь падающему Икару, почему «пипл все схавает», а «пушечное мясо поет гимны своему канониру»... «Для извлечения счастья нужно напряжение», — утверждает Наум Сандомирский. Привыкший к массовой литературе читатель с удовольствием «потребит» остроумный текст, вдумчивый читатель найдет, над чем поразмыслить, единомышленник автора разделит его боль. Кстати Наум Сандомирский смог, параллельно с самоотверженным редакторским трудом, написать столько книг, сколько, наверное, не сподобилась половина «старого» и «нового» союзов писателей: «Люди, время, жизнь», «Местечко-2», «Жизнь как анекдот», «Тональность: соль-минор», «Отложенный портрет», «А жизнь все тот же анекдот», «Что сказал бы Фрейд?..» Вот такая библиография. Как гласит известная поговорка, «I за Гомлем людзi е». Можно жить и работать в Глуске — и быть крупным писателем.

Генри Джеймс. Поворот винта. Повести, рассказы. Санкт–Петербург, «Азбука–классика», 2005.

Рассказы этого автора чаще всего публикуются в скверных переводах во всевозможных сборниках мистики. Где, вполне естественно, проигрывают классическим рассказам «о привидениях». Поскольку главное в творчестве Джеймса — это необыкновенный стиль, с поисками словесных изысканностей, состоящий из полутонов и полунамеков сюжет. Короче, как объяснял сам автор, смысл событий отражается «в сложной системе зеркал, освещенных продуманно расставленными светильниками»... Я представляю, как трудно передать это в переводе... Но без этого невозможно ощутить всю глубину текста. В сборнике «Азбука–классика» такая возможность предоставлена. Но еще раз предупреждаю любителей легкого чтива: вы попадете в лабиринт. К примеру, повесть «Поворот винта» только кажется простой: молодая девушка–гувернантка нанимается воспитывать двоих очаровательных осиротевших малышей, но вскоре понимает, что дети одержимы призраками двух грешников... Девушка смело вступает в борьбу за невинные души. Ей удается изгнать злых духов... Но ценой гибели одного из детей. И только прочитав до конца, читатель с ужасом начинает подозревать, не была ли гувернантка сама одержима? И были ли духи злыми? И вообще — существовали ли они? Ответов нет. Заглядывайте в зеркала. Распутывайте предложения — длинные, как шлейфы дам викторианской эпохи, спрашивайте собственное нравственное чувство, которое Джеймс не отделял от чувства красоты и интеллекта... Возвращайте себе вкус к стильной прозе, отличной от бульварных романов, как устрицы от гамбургера.

Издания для обзора предоставлены книжным магазином «Светоч». Минск, пр–т Победителей, 11.