Путь в агрогородок Бигосово Верхнедвинского района оказался ожидаемо тернист и сложен. Он расположен в пограничной зоне. “Куда направляетесь?” — строго спрашивает инспектор, когда по требованию патруля торможу на обочине пустой дороги. “Служебная необходимость”, — сую стопку “подорожных грамот” и добавляю: — К кузнецу местному в гости”. — “А, к Сергею? Уважаемый человек. Один такой на всю округу, — лицо пограничника смягчается. — Счастливого пути”. Так началось мое заочное знакомство с Сергеем Гентиком, человеком, который однажды побывал в кузнице и на всю жизнь заболел магией раскаленного металла.
Из потемневшей от времени деревянной постройки доносится лязг молота, слышится шипение газовой горелки. Навстречу, вытирая руки о ветошь, выходит Сергей. Кузнеца видать сразу — по закопченным рукам, прищуру привыкших смотреть на раскаленный металл глаз, четкости движений да еще рукопожатию. Ладонь попадает словно в тиски, вмиг белеют костяшки пальцев.
— Что мы будем сидеть, пустые чаи гонять? Айда в кузню, там и поговорим без отрыва от производства, — широким жестом приглашает в жаркое марево.
Сергей работает над созданием каминного набора. В газовом горне полыхает заготовка кочерги. Выхватив прут, бросает его на наковальню, мнет широкими ударами молота. Микроскопическими кометами брызжет окалина, падает к моим ногам, быстро гаснет:
— Не бойся ожогов, каждого пацана хотя бы раз в жизни должен “укусить” какой-нибудь инструмент. Только так достигается полное понятие техники безопасности...
В 1990-е Сергею с другом довелось калымить в Ленинградской области, работали на строительстве загородного дома. Понадобились решетки на окна. Заглянули к местному кузнецу.
— Вижу, на стене висит каминный набор — кочерга, совок, щетка. Не ширпотреб — произведение искусства!
А у меня дома как раз камин. Говорю Витьке-кузнецу, дескать, хочу такой же. Тот не отказал. Послал за “пузырем” и условие поставил: он мне показывает, как изготавливать, а молотком стучу я сам. Тем набором семья пользуется до сих пор, а я пощупал своими ручками, насколько мягким, податливым, послушным может быть металл, и — пропал.
Сергей серьезно “заболел” художественной ковкой. “Болезнь” протекала настолько тяжело, что сразу после возвращения на родину взялся за строительство собственной кузни. Интернета не было, источником знаний служили старые книги. На пожелтевших страницах подсматривал, как правильно расположить горн, печь, станки, наковальню. Закупал оборудование. А потом стал кататься по миру, набираться опыта.
Обучение шло крайне туго, кузнецы ревностно хранили секреты мастерства. Переехал в Витебск, поселился у одного дедуни на отшибе. Пришел в цех. Вроде бы по-доброму познакомился с кузнецами-художниками, начал работать. А они через полчаса со своих столов все заготовки и рисунки прибрали. Пытался поговорить, объясниться, а они: “Мы на грабли наступали, вот и ты шишки набивай!”.
— Обретался там в подмастерьях мужичок один, Володей звали, — уложив заготовку в горн, Сергей вытирает пот со лба и присаживается в кресло-качели собственной работы. Пару раз качнулся, а глаза огнем отсвечивают, то ли от пламени в горне, то ли от воспоминаний. — Посмотрел он на это безобразие и потом предложил с ним поработать. Хотя я у них всего лишь “принеси-подай”, но технологии знаю не хуже. Всего неделю с ним сотрудничал. Затем Володя меня домой отпустил. Езжай, сказал, ты все умеешь! Но неделя с ним стала для меня точкой отсчета. Это я к чему: простые мужики намного душевнее, чем те, кто взлетел...
Впрочем, кузнечное дело — это по большому счету творчество, критериев красоты здесь нет, учиться приходится постоянно. Сергей выуживает из деревянного ящика изящную корзинку — четыре прута сварены вместе, затем закручены по спирали и отпущены. Таких завитушек в ящике полсотни и все одна другой краше. Сегодня на ее изготовление у кузнеца уходит от силы четверть часа. А когда-то он бился над одним украшением часами, и все равно больше половины выходило с браком.
— Едва ли не с отчаянием обратился за советом к опытному кузнецу из деревенских. Оказалось, в процессе сварки металл самопроизвольно закаляется, становится жестким, неподатливым. Помню, по подсказке кузнеца взял заготовку, раскалил докрасна и оставил в печке медленно остывать. На следующее утро она превратилась почти в пластилиновую — хоть пальцами мни. Спасибо тебе за науку, добрый человече!
Долго отдыхать Сергею не с руки — в горне пунцовеет, переливается искрами железо. Миг — и оно на наковальне. Протягивает мне перчатки и молоток: “Это не рассказать. Это нужно самому попробовать”. Бью по мягкой змейке, плющу ее в лепешку, поворачиваю заготовку с боку на бок. С каждым ударом словно все плохие мысли из себя выбиваю. Отличная, оказывается, терапия от плохого настроения!
— Подошел бы какой-нибудь пацан, попросился в подмастерья. Милости прошу. Все покажу, все секреты открою. Только учись! Жаль, пока что не нашелся такой. Просил я в исполкоме посодействовать списанным оборудованием из цехов колхозов. Восстановил бы, в кузнице установил, а в качестве благодарности школьников на экскурсии зазывал. Отказали. Сказали, кто-нибудь палец прищемит, а отвечать кому?
Смотрю на работу кузнеца и задаюсь вопросом: хобби это чистой воды или источник дохода? Сергей признается, что в свое время неплохо зарабатывал: “Что ни изготовишь, все своего покупателя находило”. Кованая роза из-под его рук “расцвела” в Голландии. Эксклюзивный мангал отправился в Башкортостан. Калитки и ворота, узорчатые оконные решетки встречаются по всему Подмосковью и Ленинградской области. Каминные наборы, светильники, стулья, столы разъехались по нашей стране.
— Сегодня ситуация другая. Изделия ручной ковки стоят недешево.
Не потому, что труд тяжелый. Здесь же как — если не дано, ни за что не получится, сколько бы времени и сил ни затратил. Материалы (металл, краска) стоят недешево. Мало стало заказчиков. А вот душа требует творчества.
И сегодня, когда заказов особо нет, мастер почти безвылазно сидит в кузне: “Я получаю от этого дела настоящий кайф. Это кружит голову. Здесь я сам себе хозяин. Захотел — бросил молот на землю и отправился на рыбалку. Истинное счастье человека — заниматься тем, что ему мило, и при этом приносить пользу”.
В кузню то и дело заглядывают люди. У соседа развалился мотоблок, нужно подварить технику. Кум приволок заготовку для печной трубы — просверлить несколько отверстий.
И так, признается кузнец, круглый год — то соху перековать, то трактор отремонтировать. “Помню, зима, четыре часа утра, а я в кузне в одной сорочке балку для автомобиля кую — пацанам в Москву срочно рвать нужно. А как тут откажешь, если завтра к ним же пойдешь? Это деревня! Поможешь кому, глядишь, и он в случае чего на подмогу примчится”.
Мы перемещаемся в беседку. Она тоже кованая. Стол, лавы в ней — из металла. Жена Сергея Ольга (Аленушка — по-сказочному кличет ее Сергей) заваривает чай из бесчисленного множества одуряюще-душистых трав. Заваривает в пузатом самоваре. Старомодная “груша” пыхтит дымом, смешливо пускает в глаза солнечные зайчики. У Сергея дома — целая коллекция таких латунных раритетов. Это чистой воды хобби — покупать старый самовар и восстанавливать его до состояния нового:
— Это же так интересно — своим умом дойти до технологии изготовления подобных шедевров. А знаешь ли ты, что латунь выбиралась по особым признакам? Проводилась по листу царапина. Если переливалась разными оттенками — металл отбраковывался. Или вот. Чтобы олово ложилось на швы ровно и не вытекало через щели, применяли глину.
Чай из самовара бесподобен. Он пахнет чабрецом, мятой, мелиссой, липой, брусникой, всей лесной поляной! А еще неуловимо — дымком. Березовым углем, на котором и был заварен. По детским сказкам доподлинно знаю, что у каждого мастера своего дела должна быть задача-максимум, путеводная звезда, цель в жизни. Достиг ее — и умирать не страшно. Сергей когда-нибудь надеется сотворить что-нибудь неповторимое, то, что еще никто до него не делал: “Для человека увлеченного ничего невозможного нет”.
