Кто отстрелял читателей?

Вернувшись с полей, я нырнул в глубины Интернета, чтобы постичь бездны накопившейся там премудрости. И в ужасе наткнулся на фразу: «Власти делают все, чтобы читателей белорусских книг стало меньше!»

— О! — подумал я. — И как, интересно, власти добиваются этой цели? Библиотеки закрывают? Книги сжигают? Самих читателей, наконец, отстреливают?

Но в той же статье приводились показательные цифры. Оказывается, за десять лет тираж книг, выходящих в популярной белорусскоязычной серии, упал ровно в десять раз. То есть, получается, из десяти тысяч кто–то злонамеренный отстрелял ровно девять тысяч человек. Грамотных, читавших книги, а не только, как я, газеты да Интернет. Кто же этот преступник?!

Позвонил я дежурному ГУВД по городу–герою Минску и спросил, какова же у нас статистика преступности. Оказывается, стрельбы по ночам практически не наблюдается. И девять тысяч читателей белорусской литературы никто не уничтожал физически: уж это бы точно отразилось в статистике!

Но тут напрашивается другая версия: а не скосила ли их всех эпидемия чумы или холеры? В ужасе набрал я другой номер телефона, и представитель эпидемиологической службы успокоил меня: мол, случись такое несчастье в стране, так выкосило бы всех — что русско–, что белорусскоязычных, в соответствующей пропорции.

Успокоенный, сел я выпить кофейку в своем кабинете, снял с полки книжку Максима Ходановича... Или нет — Андрея Богдановича? В общем, кого–то из них. Прочитал. Хорошие, знаете ли, стихи. И издания приличные. Только вот одна строчка мне не понравилась — тираж. Тираж действительно небольшой — 300 экземпляров. Неужели хорошей белорусской поэзией в стране интересуются всего триста человек?

«Что ты, Сигизмунд! — зашептала мне в ухо пробудившаяся внезапно совесть. — А вдруг у этой самой книжки неподъемная цена? И люди не могут себе ее позволить? А?!»

Но на шепот совести вошла Катюшка, дочка моя и по совместительству студентка университета. Собственно говоря, она мне эту книжку и подсунула.

— Колись! — говорю. — Сколько денег у мамы на классика этого выцыганила?

Но Катюшка честно созналась, что эта небольшая книжка обошлась семь тысяч белорусских рублей. Что, прямо скажем, для семейного бюджета не столь и накладно. А качество стихов и вовсе хорошее, так что и больше можно было бы заплатить.

Я дал Катюшке денег еще на одну книжку, и она ушла счастливая.

А я задумался.

Вот у нас в стране по меньшей мере шесть тысяч человек, регулярно пинающих ногами власть за то, что она, дескать, «отстреливает» белорусскоязычных читателей. Это я сужу по номинальному тиражу газеты, памятную статью напечатавшей: столько людей ее читают. Значит, есть как минимум шесть тысяч читателей книг на белорусском языке, которые должны следить за новинками, покупать их, стоять с купленными книгами в очереди к белорусским поэтам. Это — аудитория какая-никакая. Шесть тысяч покупателей — это гарантированный сбыт. То есть должны появиться люди, удовлетворяющие их спрос. Я не беру одного заслуженного деятеля, издающего странные брошюры на деньги партии, которую он сам совсем недавно анафеме предавал: такие стихи прочтешь — щепки во рту застрянут. Но есть ведь и другие писатели, хорошие, талантливые. Есть государственные и вполне частные издательства. Есть! Книжки на любой вкус выпускают. Так не нойте почем зря, а лучше покупайте эти книги! Я, скажем, о них знаю из нашей же газеты, ибо регулярно читаю книжную рубрику пани Людмилы.

— Нет, Сигизмунд, — раздался голос пани Людмилы, — вы не правы. Упрекать просто. Для этого интеллекта не нужно. Читать сложнее. Они буквы знают, а читать все равно не умеют...

Правда, был то голос не газетной пани Людмилы, а моей супруги — тоже Людочки. Она отобрала у меня книжку и послала на улицу протереть стекла старому нашему «Фольксвагену». А сама села читать, обеспечивая статистику восполнения числа читателей белорусской литературы.

Я же, вспомнив, что на днях открывается очередная выставка белорусской книги, дал дочке Катюшке еще двадцать пять тысяч на печатную продукцию и пошел обрабатывать свою делянку.

Сигизмунд ПУШИСТЫЙ, агроном человеческих душ.