В наше время разговор о девстве, как это ни странно, — серьезный разговор о смешном, и с этим ничего не поделаешь

Красота девства

Хмурый осенний вечер. Брестский вокзал. В укромном уголке “весь в чемоданах” сидит молоденький монах и пугливо перебирает четки. Мимо гуляет мужичок со скучающим видом. Заметил монаха:

— Как дела, девственник?..

Обычно, когда я это рассказываю, все смеются или, на худой конец, улыбаются. Смешно. Смех всегда рождается там, где есть тонкая и деликатная ситуация. Все, что связано с полом, всегда деликатно, поэтому, пока живы люди, львиная доля юмора будет приходиться на “половые” анекдоты. Или по-другому: смех можно рассматривать как механизм психической защиты. Там, где человек слишком уязвим, то есть в сфере пола, смех — последняя оборона, и это нужно принять как факт, нуждающийся в осмыслении.

Подвиг девства, когда люди умные и здоровые берут на себя крест блюсти себя в чистоте не какое-то время, а всю жизнь, и несут этот труд вызывающе открыто, — это деликатная ситуация. Когда есть молодые люди, вопреки моде и даже мнению взрослых соблюдающие себя в чистоте до брака, а в браке живущие вызывающе честно и чисто, — это тоже деликатная ситуация, а значит, она имеет риск быть осмеянной.

В наше время разговор о девстве, как это ни странно, — серьезный разговор о смешном, и с этим ничего не поделаешь: само слово “девство” для большинства из нас обитает исключительно в ироническом контексте. Юродивое слово. И это справедливо не только для светской лексики. Можем ли мы себе представить, чтобы патриарх обратился с посланием к девственникам? Понятно, что для нашего времени это совершенно невозможно — свои не поймут, чужие поглумятся.

Но ведь в древней Церкви такие послания были обычным делом, и почти у каждого святителя тех времен есть такие тексты. Просто само слово так обросло двусмысленностями, что не удивлюсь, если совсем скоро его будут стыдиться произносить в приличном обществе, если таковое еще останется.

Болезнь профанации святого, заподазривания священного, началась не сегодня, и еще в начале XX века Н.А. Бердяев с горечью писал, что “любовь так искажена, профанирована и опошлена в падшей человеческой жизни, что стало почти невозможным произносить слова любви, нужно найти новые слова”.

Старые слова нельзя сдавать без боя, тем более что интуитивно мы все, даже неверующие, понимаем, что девство — это святыня и чудо красоты. Одно из песнопений в честь Божией Матери начинается словами “красоте девства Твоего удивляются ангелы”. Девство — это красота, и именно красотой покоряют нас жития святых подвижников и подвижниц. Никакие книги и статьи о пользе девства и целомудрия не способны так заразить красотой девства, как правдивая история святой девы или сияющего чистотой аскета. Нас утешают эти истории, и, может быть, то чувство “тишины неизглаголанной” (по слову Епифания Премудрого), которое переживаешь над страницами житий, и есть опыт встречи с красотой девства.

“Сам Христос, — пишет священномученик Мефодий Патарский, — восхваляя твердо пребывающих в девстве, говорит: что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами, сравнивая дар девства с лилией по чистоте, благоуханию, приятности и красоте. Подлинно девство есть весенний цветок, нежно произрастающий на своих всегда белых листьях цвет нетления”. Лилии, нежность, весна, цветение — вот какими словами дышит Святитель, когда говорит о девстве. Так не будем его гнушаться.

Архимандрит Савва Мажуко
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter