Штрихи к портрету Михася Чарота
Поэт Максим Лужанин рассказывал, как в 1920–х он с одноклассниками рассматривал на обложке тетради портрет, подписанный «М.Чарот»: красивое, вдохновенное лицо. Мальчишки были уверены, что перед ними — портрет поэтессы Марии Чарот. И разочаровались, когда узнали, что «М.» расшифровывается «Михась».
«Вунь Мiхась Чарот... У яго кучаравая галава, скупая ўсмешка i нясмелы жэст. Ён вельмi прыгожы, як дзяўчына. I гэтая прыгажосць нейкая простая, даступная i добрая. На гэтым сходзе ён цэнтр, гэта вiдаць i ў перапынках, калi яго тут жа акружае то адна, то другая група. Ад яго як бы iдуць нябачныя нiцi ўсiх тутэйшых падзей», — это из мемуаров Яна Скрыгана.
Красавец поэт к тому же пел в хоре Теравского, руководил театральной группой «Маладзiк» и играл роли в спектаклях Голубка.
Дед Михася был ткачом при панском дворе — отсюда фамилия Куделька, от «кудзеля». До революции поэт окончил Титвянское начальное училище и Молодечненскую учительскую семинарию. Писать начал в тринадцать лет, а псевдоним появился, когда выпускник семинарии Михась был мобилизован в царскую армию и служил офицером запасного полка в г. Кузнецке. Там начинающий поэт написал стихотворение «Чужбина», полное ностальгии по родной Беларуси:
Цi хутка пачую я песню чаротаў
Над сонным балотам тваiм?
Чарот возвращается в Беларусь, воюет с белополяками... А потом начинается эпоха «Маладняка».
Казка-вольнiца
Поэт становится одним из организаторов легендарного объединения «Маладняк». Тогда было популярным выражение: «Пришел Чарот — а с ним семьсот».
Собственно, молодых поэтов на съезды «Маладняка» и собиралось сотни... Выходил журнал, который Чарот же и редактировал.
«Маладняк» сваiмi лiсцямi
шапацiць нам казку–вольнiцу...
Главным произведением Чарота считается его поэма «Босыя на вогнiшчы». Ее принято сравнивать с поэмой Блока «Двенадцать». Типичное «бурапеннае» произведение, в котором есть очень талантливые фрагменты и очень много пафоса:
Цэрквы, палацы, харомы —
Памяць мiнулага — з дымам!
Што не запалiм мы — зломiм!
Знiзу наверх ўсё падымем!
А сам образ какой: люди, живущие босыми на костре! Выйдя в 1921 году, поэма стала знаковой, не писал о ней только ленивый. Критик Антон Беларусов, например, утверждал, что Чарот «вышэй за вушэй скокнуў»: «Чарот, узяўшы ў руку мастацкую музу рэвалюцыянера, паганяе свайго чырвонага каня–скакуна, пяючы песьню вызваленьня з–пад пана, з–пад старых укладаў жыцьця i джгае ў калектывiзм».
Посланник новой власти
Михась Чарот — член ЦИК БССР, оканчивает Московский институт журналистики, работает консультантом в Союзе писателей БССР. У него влиятельные родственники: один двоюродный брат, Иосиф Куделька, — начальник управления по охране авторских прав при СП БССР, другой, Иван Куделька, — нарком финансов БССР. Чароту доверяют важные поручения. Например, сопровождать Янку Купалу в заграничной поездке. Как написала газета «Савецкая Беларусь» 18 июня 1925 года:
«Дзеля азнаямленьня Заходняй Еўропы з беларускай культурай Сав. Нар. Кам. пастанавiў камандзiраваць за гранiцу (у Нямеччыну i на Парыжскую мастацкую выстаўку) членаў Iнбелкульту беларускiх паэтаў тт. Гартнага–Жылуновiча, Янку Купалу i Чарота–Кудзельку.
На паездку названых пiсьменьнiкаў СНК адпусьцiў з запаснога фонду 900 руб.»
Первым выехал Тишка Гартный — проверять обстановку. Следом — Купала и Чарот. Парижскую выставку Купала не увидел. Они с Чаротом едут в Прагу, где в то время было много белорусских эмигрантов и правительство БНР... Разумеется, поездка была использована в политических играх. Гартный–Жилунович и его соратник Ульянов читали лекции, как в советской Белоруссии процветает национальная культура, пытались склонить руководство БНР к принятию власти большевиков. Купала и Чарот осуществляли «культурную программу».
В 1927 году Купалу в компании с Чаротом и Зарецким посылают в Чехию вновь. Как написали в одной из эмигрантских газет: «Дня 14–га верасьня с. г. найвялiкшы наш пясьняр Янка Купала прыехаў з Карлавых Вараў (Карлсбаду) у Прагу. Разам зь iм прыехалi ў Прагу пясьняр Чарот i пiсьменьнiкi: Зарэцкi, Цiшка Гартны... На жаль, здарылася, што наш пясьняр прыехаў у сталiцу Чэхаславакii дзеля шуканьня надломленага здароўя. Худы, вечна задуманы i замкнуты ў сабе, толькi вочы вялiкiя i страшныя, замыкаючыя ў сабе ўвесь боль учарашняе i сяньняшняе Беларусi, даюць знаць аб жыцьцi творчае думкi».
Теперь уже общаться с публикой доводится больше Чароту. А Купала мрачно молчит.
Кино, кино...
26 декабря 1926 года в Минске был торжественно открыт кинотеатр «Культура» — в здании бывшей хоральной синагоги. Состоялась премьера первого белорусского фильма «Лесная быль». Снял его известный режиссер Юрий Тарич по повести Михася Чарота «Свинопас». Сюжет — похождения юного разведчика, бывшего подпаска Гришки, который вместе с подружкой Гелькой помогает партизанам громить белополяков. Заканчивается фильм тем, что в освобожденном Минске в губернском военно–революционном комитете заседают его руководители И.Адамович, В.Кнорин, А.Червяков, а на часах стоит счастливый Гришка. Упомянутых политических деятелей играли они сами.
Кто ж знал, что эти важные товарищи спустя десяток лет окажутся все во «врагах народа»? В августе 1937 года руководитель «Белгоскино» посылает секретное письмо начальнику главного управления кинопромышленности СССР Б.Шумяцкому, в котором перечисляет «крамольные» фильмы:
«п. 6. «Лесная быль» (сценарий врага народа — Чарота). Ввиду показа в картине врагов народа (Червякова, Кнорина, Адамовича), картина запрещена. Поскольку фильм представляет собой интерес с точки зрения показа борьбы партизан и Красной Армии с белополяками, нами принимаются меры к его исправлению».
«Меры к исправлению» в то время применялись радикальные. Фильм «Лесная быль» сохранился не полностью.
Падпiсваю першым...
Первую волну репрессий — в начале 30–х — Чарот пережил. Когда по вымышленному делу «Саюза вызвалення Беларусi» в 1930 году были арестованы литераторы и научные деятели, Михась Чарот публикует сразу в двух журналах — «Полымя» и «Маладняк» — стихотворение «Суровы прыгавор падпiсваю першым...», в котором яростно клеймит «нацдемов», своих бывших товарищей.
Подобные стихотворения, открытые письма были в обычае, писали и подписывали почти все. И никого это не спасало. Приближался расстрельный 1937–й. Вот отрывок из показаний Якуба Коласа от 26 августа 1936 г. на комиссии Бюро ЦК КП(б)Б по делу Михася Климковича — председателя Союза советских писателей БССР, пытавшегося покончить с собой в результате идеологических проработок. Коласа, как водится, расспрашивали о моральном и политическом облике товарищей по писательскому цеху.
«Ходасевич. А что с Чаротом, опустился он немного?
Колос. По–моему, бытовая обстановка, неудачная семейная жизнь много повлияли. От этого, разумеется, человек опустился и трудно себя в руки взять.
Ходасевич. Здорово выпивать начал. Он в свое время был авторитетен и популярен.
Колос. Очень талантливый поэт. Некоторые меры в отношении его когда–то принимались: он ездил специально лечиться, немного на военной службе был. Все–таки определенный режим давал хорошие результаты».
Сказать о человеке, что он выпивает, опустился в быту, было куда безопаснее, чем заметить, что он стал идеологически близорук, подпал под буржуазное влияние...
Стихотворение на стене
Михася Чарота арестовали 24 января 1937 года. Он работал заведующим литературным сектором Государственного издательства БССР, имел четверых детей: сына Вячеслава и дочек Светлану, Зинаиду и Елену, старшему ребенку было 11 лет, младшему — 6... В протоколе обыска записано: «...документы, журналы — 210 штук, книги — 85 штук, переписка — 127 страниц, рукописи — одна пачка...»
Чуть позже были арестованы двоюродные братья Михася Чарота Иосиф и Иван Кудельки, а также их жены и дети. Жену Михася Чарота, «домашнюю хозяйку» Дадыко Ефросинью Тарасовну, арестовали тоже и приговорили к 8 годам лагерей.
Михась Чарот оказался в одной камере с поэтом Юркой Левонным. В соседних камерах сидели Микола Хведорович и поэты Янка Неманский, Янка Тумилович и Масей Седнев.
Чарот был расстрелян в «кровавую ночь» белорусской литературы, с 29 на 30 октября 1937 года. Но его последние слова дошли до нас. Поэт Микола Хведорович вспоминал:
«У 1939 годзе я быў пераведзены ў адзiночную камеру. Уважлiва аглядзеў сцены, шукаючы надпiсаў, i вось у кутку прачытаў тэкст верша, выкалупаны нечым вострым на сцяне. Гэта была апошняя сустрэча з маiм любiмым паэтам i другам Мiхасём Чаротам. Гадамi я захоўваў гэтыя яго словы ў сэрцы:
Я не чакаў
i не гадаў,
Бо жыў з адкрытаю душою,
Што стрэне лютая бяда,
Падружыць з допытам,
З турмою.
Прадажных здрайцаў лiхвяры
Мяне зацiснулi за краты.
Я прысягаю вам, сябры,
Мае палi,
Мае бары, —
Кажу вам — я не вiнаваты!»
Жена Михася Чарота Ефросинья Дадыко погибла в лагере. В одной «обойме» с Чаротом был расстрелян его двоюродный брат Иосиф Куделька. В следующем году расстреляли Ивана Кудельку. Все были реабилитированы. В Минске, Молодечно и Руденске в честь Михася Чарота названы улицы.
