Династии художников — это, конечно, не редкость. Но сразу несколько поколений одной семьи одинаково успешными бывают все же нечасто. Во всей истории мирового искусства — считанные случаи... При этом имя Зои Луцевич сегодня не менее известно, чем имена ее деда Сергея Каткова, родителей Светланы Катковой и Олега Луцевича или крестной Зои Литвиновой. А сама Зоя Луцевич почти так же парадоксальна, как и ее искусство...
Дорога
Быть в дороге — мое любимое состояние. Всегда жду момента, когда же я уеду отсюда, потом — оттуда, перееду куда–нибудь еще... Когда я была совсем юной, дорога меня серьезно напрягала. Теперь это нормальный образ жизни. Сколько бы времени я ни провела в самолете, поезде или машине, совершенно не устаю. Во–первых, в дороге я успеваю перечитать уйму книг. Могу вышивать, делать каталоги, придумываю кучу интересных вещей. У меня есть даже книжка неосуществленных проектов. Многие из них сочинились как раз в дороге. Когда–нибудь я сделаю выставку этих неосуществленных проектов из путешествий. И, возможно, кто–то другой воспользуется моими идеями и доведет до ума то, до чего у меня так и не дошли руки...
Но неожиданно дорога может стать экстремальной... Вспоминаю, как мы ехали на выставку из Минска в Баварию. 10 художников на двух машинах. И одна из этих машин сломалась прямо в Берлине. Успеть к открытию выставки, казалось, теперь нереально, ведь ехать предстояло через всю Германию... Можно сказать, в режиме подвига я протащила на буксире авто Андрея Басалыги с пятью пассажирами, преодолевая горные спуски и подъемы, но к вернисажу мы таки успели. Мы вообще успели все! Выставка прошла фантастически (причем это был музей графики), у нас купили почти все, что мы привезли. Более того, потом Андрей Басалыга, Оля Никишина, Костя Селиханов, Таня Радзивилко и другие участники этого приключения по почте досылали свои работы коллекционерам, которые заинтересовались нашим творчеством... Впрочем, к белорусским художникам в Германии давно относятся с большим интересом и любовью.
До... и после
Первая же выставка перевернула всю мою жизнь... Мне было 18 лет, к вернисажу молодых художников во Дворце искусства я готовилась очень тщательно. И, на мой взгляд, очень хорошо и успешно там выглядела. Мои работы тогда даже купили, что было необыкновенно приятно. Но вслед за этим в одной из газет написали, что хуже меня там никого не было и у меня нет никаких шансов стать настоящим художником, поскольку я — сплошное подражание своим родителям... Но именно мама и отец помогли мне пережить тот первый удар. «Чего ты хочешь, когда ты из такой семьи, на тебя всегда будут смотреть с пристрастием, — заметили они. — К этому придется привыкнуть».
Три года спустя знаменитая Зоя Литвинова, мой учитель и крестная, которую пригласили сотрудничать с австрийской галереей, взяла меня с собой, чтобы я могла с ней рядом работать, учиться и выставляться. Все, что было у меня до этого и после, — тоже две большие разницы. Из Австрии я попала в Италию, в Германию, в другие страны. И увидела там совсем иное искусство — то, которое я любила по книжкам, но оказалось, что выглядит оно, настоящее, совсем не так...
Опять же до рождения сына я была не особенно внимательной к людям. Появление на свет Яна–Винцента сильно меня изменило, понимать и ценить своих родителей я стала намного больше. К слову, когда я была беременна, как раз родители вытащили меня из кровати. Мол, ты давай не лежи, иди работай! И на седьмом месяце я поехала в Берлин, сделала там выставку... Когда Яну–Винценту было 4 месяца, я положила его в корзинку и отправилась на выставку в Болгарию. Еще через два месяца мы с ним поехали в Австрию, где пережили небольшое приключение: сбились с пути и 6 часов проблуждали в горах. Все это время мой ребенок мирно спал у меня на руках... А теперь я постоянно грызу себя за то, что уделяю ему мало внимания. Переживаю, что сыну, может быть, неинтересно со мной. Но я слишком устаю, чтобы посмотреть с ним его любимое кино или сыграть в компьютерную игру. Я и компьютером–то не владею, могу его только выключить, когда Ян–Винцент засыпает. Когда у нас дома появилось это чудо техники, моя семья, муж и сын, на 4 года ушли в интернет. Меня это настолько взбесило, что я решила к компьютеру даже не приближаться. Потому что люблю смотреть кино в кинотеатре, а книжки читать в переплетах, но не на мониторе. Люблю ходить в гости и принимать друзей у себя, а не общаться с ними по электронной почте. Если надо, «мейлы» от моего имени может отправить и сын, но люди, которые хотят меня найти, чаще звонят по телефону. И я предпочитаю всем звонить...
Дочь
Я — дочь двух матерей. Моя мама даже назвала меня в честь своей лучшей подруги Зои Литвиновой. Обе меня и воспитывали...
Интересно, что внешне я больше похожа на свою крестную, которая стала моим духовным учителем. Все, что я сегодня имею, началось с Зои Литвиновой, как на художника мама на меня не влияла. Но вот то, чем я себя окружаю, — это у меня от мамы Светланы Катковой, здесь мы с ней одинаковые. Свой удивительный дом, весь свой быт мама создала сама. Стены, посуда — там все расписано ее руками. И я люблю окружать себя декорациями, которые сама же и придумываю.
Чем бы я ни пыталась заниматься, и мама, и крестная всегда и все одобряли. Для меня это важно, после похвалы мой внутренний мотор только увеличивает обороты... Безусловно, критики в мой адрес было тоже немало, причем будь здоров какой! Но критика не занимала главного места в наших отношениях. К слову, еще мой дед, который был великим учителем (и в этом убеждена не я одна), советовал своим родным и коллегам: найди в плохом сантиметр хорошего и укажи на это. Не лишай человека желания совершенствоваться...
Профессию я выбрала не задумываясь. Обе мои мамы так легко справлялись с искусством, с такой любовью и удовольствием это делали, что мне казалось, интереснее и веселее ничего и придумать нельзя. Веселее, чем быть художником... Насколько это трудно, я поняла не сразу. Сделала уже несколько выставок, заявила о себе — и в один не самый прекрасный день вдруг осознала, что от меня теперь чего–то ожидают, однако не факт, что я могу эти ожидания оправдать. Вот тут и начинаются муки творчества, раздумья, как победить, кому доказать... Но теперь это в прошлом. Мук творчества у меня больше нет, и я вообще не хочу никого побеждать. Просто делаю то, что мне интересно. Потому что точно знаю: если это интересно мне, наверняка заинтересует и кого–то еще.
Друзья
Всю жизнь я встречаю потрясающих людей... Дариуш Жуковски создал для меня галерею Zoya в Варшаве, где я живу, как у себя дома, когда приезжаю в Польшу... В небольшой квартирке моей подруги–немки мы жили ввосьмером, когда накануне выставки в Баварии сломалась одна из наших машин. Помню, мы собрались уезжать, а она все плакала и уговаривала остаться... Есть у меня любимая турчанка — писатель, художник, модельер, уникальный человек просто! Мечтаю сделать выставку ее картин в Минске и перевести на русский или белорусский ее удивительные стихи–рассказы...
Друзья для меня — это святое. У нас с Питом (музыкант Пит Павлов — муж Зои Луцевич. — Авт.) была возможность купить квартиру в другом месте, побольше и подешевле. Но я решила, что мы должны жить в «пупе Земли», чтобы до нас было удобно добраться всем, кто хотел бы зайти в гости. Квартира у нас маленькая, зато в центре города, недалеко от оперного театра. И я запросто могу оставить у себя чужого человека не только переночевать, но и пожить. Я люблю гостей, люблю разговоры, мне комфортно и спокойно, когда вокруг много людей. Хотя иногда в моем доме бывает невыносимо шумно: музыканты приходят сюда репетировать, художники — общаться. Бывает, что на нашей крошечной кухне, где едва ли не чудом умещаются плита и компьютер, репетируют 8 человек! Кому–то даже приходится забираться на стол... Сын к этому давно привык и спокойно засыпает под гром музыки.
Но в свою мастерскую я пускаю далеко не всех. Я там — как в подводной лодке. Хотя на самом деле моя мастерская находится в мансардах, но когда я работаю, у меня такое чувство, что я не в небо улетаю, а опускаюсь куда–то очень глубоко. И там мне компания не нужна...
Дефицит
Оказывается, есть слово, которое для меня абсолютно ничего не означает... Никогда и ни в чем я не испытывала дефицита — ни в общении, ни в еде, ни в одежде. В годы, когда дефицит был всеобщим, моя семья делала все, чтобы я его не почувствовала. Несколько платьев, сшитых для меня моей бабушкой по маминым эскизам, я ношу даже сейчас. Точнее, надеваю как талисман по случаю важных событий в моей жизни. Эти платья — вечные. Одно из них, которое тетушка Зои Литвиновой связала из советского ириса, носила еще моя мама, этому платью уже 50 лет и оно у меня «везучее». Надеть его — как помолиться...
А дефицит материалов? С одной стороны, он есть всегда, но, в принципе, художнику достаточно одной–единственной краски и куска бумаги, чтобы быть счастливым...
