– Почему решили принять участие в проекте «Красный Яр»?
– Любите играть в исторических проектах?
– Играть конкретных исторических персонажей всегда большая ответственность, и это достаточно сложно, требует особого подхода к роли. Но, как только в сюжет вписывается некий художественный вымысел, у актеров и режиссеров появляется больше свободы и маневра при создании образа, и это, я считаю, идет только на пользу фильму.
– Вы получили профессию геммолога (специалиста по драгоценным камням. – Прим. «ЗН».) в 16 лет. По настоянию отца или по собственному желанию?
– Выбор продиктовало то, что мне тогда очень хотелось обрести самостоятельность, работать и зарабатывать деньги. Я знал: если получу такое образование, отец, который занят в этом бизнесе, сможет помочь с трудоустройством.
– Но с детства вы были окружены творческими личностями. Наверняка каждая из них хотела привить свое мировоззрение, придать направление вашему внутреннему развитию. Кто оказал большее воздействие?
– Действительно, семья и окружающий мир на определенном этапе влияют на детей очень сильно. Но кто из родных в большей степени, однозначно сказать не могу. Понятно, что по маминой стороне вся семья в кино, в творчестве. По папиной – ученая стезя, ювелирное дело. Но были и люди, которые не относятся к семье, но так же сильно на меня воздействовали. Но не так явно.
Кадр из сериала «Красный Яр»– Как происходило ваше становление и познание мира в юности?
– Ты учишься, набираешься опыта, наблюдая за людьми: как они идут по жизни, что делают. В этом плане благодарен семье: там действительно есть за кем наблюдать и тогда, и сейчас, с кого брать пример. Я много времени проводил с бабушкой (народной артисткой РСФСР Ириной Скобцевой. – Прим. «ЗН».). Через общение с ней мог понять, как смотрел на жизнь и искусство и мой дед – Сергей Федорович Бондарчук (советский режиссер, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда. – Прим. «ЗН».). У моей мамы (Алены Бондарчук, актрисы театра и кино. – Прим. «ЗН».) было более консервативное мировоззрение, у Федора Сергеевича (Бондарчука – родного дяди Константина Крюкова. – Прим. «ЗН».) – свое. Понятно, что мы все жили и живем творчеством, обсуждаем какие-то общие темы практически каждый день. Из этого что-то формируется, структурируется в сознании и в итоге оказывает влияние на твое развитие. Но моя ситуация интересна еще тем, что, с одной стороны, у меня семья от искусства, а с другой – благодаря образованию и отцу у меня большой круг общения с совсем нетворческими людьми. Все это тоже воздействует. Где-то я могу быть более рациональным, где-то – наоборот.
– Какие семейные традиции большой именитой семьи Бондарчуков вы привнесли в свою уже взрослую жизнь?
– С детства помню, что мы обязательно старались всей семьей собраться вместе на Новый год. Есть один веселый обычай, когда мы обязательно провожаем за порог старый год. Затворяем за ним дверь или окно и обязательно говорим спасибо. Наверное, это от деда пошло: он придавал такому веселому ритуалу какое-то сакральное значение. Так же мы и новый год впускаем в дом: открываем ему дверь, стараясь не ошеломлять с ходу миллионами желаний. Ждем, чтобы ему стало у нас комфортно, уютно и празднично. Вот эти традиции пытаемся продолжать и сейчас.
– Не могу не спросить про легендарного деда – Сергея Бондарчука. Каким он был?
– Я был маленьким, и для меня он оставался в первую очередь дедушкой. Он запомнился очень спокойным и уравновешенным. И очень своеобразным. В отличие от других, он всегда воспринимал меня и других детей как взрослых, самостоятельных и ответственных личностей. И это не превращалось в игру, дед всегда общался со мной на равных. И это работало! Отлично помню, как отчаянно пытался соответствовать. Второе воспоминание: дед – человек, который всегда занят работой, и лучше ему не мешать. Создавалось полное ощущение, что он постоянно чем-то занят. Если хотел с ним заговорить, понимал: надо сто раз подумать, не помешает ли ему мое внимание. Даже когда он прогуливался, неторопливо перебирая свои четки, становилось понятно, что мысленно он пытается решить какую-то задачу, и нам очень не хотелось ему помешать.
Константин Крюков с бабушкой Ириной Скобцевой и мамой Аленой Бондарчук– Вашу не менее знаменитую бабушку вы называли Иришей. С чем это связано?
– Не знаю, откуда пошло, просто как-то прижилось в нашей семье. Неважно, в каком возрасте мы общались, она по внутреннему ощущению и по-человечески для всех действительно оставалась Иришей.
– А как отнесетесь, если ваши внуки станут называть вас Костей?
– Буду только рад. Ведь главное – сохранить в себе возможность, желание и умение адекватно воспринимать время вокруг себя, это очень ценный навык.
– Что вам ближе – кино или театр?
– Если ты с 18 лет снимаешься и только в 35 попадаешь в театр, то кино тебе, конечно, ближе. Но вместе с тем начинаешь осознавать, сцена – тоже свой невероятный и самодостаточный мир. Сопоставить кино и театр, сказать, что важнее, главнее, невозможно – это разные орбиты. Профессиональный базис, безусловно, общий, но процесс организован совершенно по-разному.
– В чем это проявляется?
– В первые две-три недели репетиций в театре у меня просто физически возникла проблема. Ведь на театральной сцене не звучат пресловутые команды-триггеры «Мотор!», «Стоп, снято!». За время работы в кино я уже привык к такому формату, когда по команде включается камера и в нужный момент актеру необходимо сконцентрироваться и выдать максимальный результат. Когда это отсутствует, поначалу сложно перестроиться, сфокусироваться. И таких концептуальных различий много.
– Но теперь лучше понимаете мать, которая брала домой сценарий и репетировала роли даже дома?
– Когда окунаешься с головой в театральную жизнь, начинаешь понимать очень хорошо. Когда наблюдал за мамой, также для меня было загадкой, как артисты могут запомнить столько текстов. Видел в ее руках толстенную пьесу и понимал, что выучить столько наизусть обычному человеку нереально. И когда мне в первый раз вручили такой увесистый том, испытал шок! Но прошло три месяца репетиций – и о чудо! Ты уже не просто знаешь роль назубок, но и, когда нужно, начинаешь выдавать текст на автомате.
– Важны ли вам личность и бэкграунд режиссеров, которые предлагают проекты?
– Для меня очень важны личность режиссера и возможность ему доверять. Очень часто создается определенный перекос, когда артист живет в одном смысловом измерении, а режиссер – в другом. Тогда на съемках все идет наперекосяк и начинает разваливаться. Идеально, когда режиссер – центр принятия решений и он же собиратель единого пазла. Ведь часто случается, что только он знает, как этот пазл должен в итоге выглядеть. Такому я всегда готов довериться. Если режиссер говорит: «Забудь про все, просто бери топор и руби полено», – так и сделаю. Это в итоге его задача – все органично соединить воедино. Поэтому для меня очень важна фигура режиссера в кино.
– У кого больше шансов сотворить киношедевр – у режиссера-диктатора или у того, кто предоставляет возможность для импровизации?
– Думаю, это довольно упрощенное разделение. Наибольшая вероятность на успех у хитрецов – режиссеров-конформистов, которые умеют по ходу дела подстраиваться под ситуацию на съемочной площадке. Если требуют обстоятельства, стать тираном, если это не работает, легко переключиться в режим «восхищатора» или вдохновителя – любой другой, главное, чтобы получилось. Универсального рецепта на все случаи жизни просто нет.
– Планируете ли еще раз поработать с вашим дядей – Федором Бондарчуком?
– Пока нет. Все заняты своей работой. Но с Федором Сергеевичем готов трудиться всегда и на любых условиях, потому что он как раз входит в число режиссеров, которые «и голова, и шея, и душа всего», ему можно доверять беспрекословно. Он всему научит, поэтому посотрудничал бы с удовольствием.
– Часто отказываетесь от участия в съемках?
– Бывает и такое. В основном потому, что предлагают банальное тиражирование образа, ну или неинтересный сценарий.
– То есть ориентируетесь сначала на материал, а потом на все остальное?
– Да. Правда, периодически случаются приятные исключения, совершенно неожиданные. Однажды предложили сыграть роль полицейского в сериале («Пенсильвания». – Прим. ЗН».). Вначале мне показалось это довольно странным, потому что роль подполковника полиции – это ну совсем не про меня. Но взял сценарий и... отложил только в четыре часа утра. Запоем прочитал первые 16 серий и уже в ночи стал звонить режиссеру с просьбой прислать мне оставшуюся часть, потому что роль очень понравилась и захватила.
– Давайте поговорим и о живописи. Как с этим направлением творческой деятельности у вас сейчас?
– Пока не занимаюсь живописью, отложил до лучших времен. Этому процессу надо уделять много свободного времени, отдельно и серьезно им заниматься. Но сейчас просто нет такой возможности.
– Любите путешествовать? Где вам особенно комфортно?
– Очень люблю Италию. Она разнообразна, в ней невероятное количество интересных мест, культура – ты в ней просто живешь. Хотя в январе был в Египте, тоже понравилось.
С супругой Алиной Алексеевой– В этом году у вас десять лет совместной жизни. Каков секрет крепкого семейного счастья?
– Компромисс и юмор – его необходимо находить во всех спорах. И еще – больше путешествовать. Это помогает не застаиваться, наслаждаться жизнью, освежать чувства и впечатления. Нам специально как-то не надо сорганизовываться. Наша совместная работа так или иначе взаимосвязана. Одни и те же друзья, интересы, места, куда мы любим ходить, – все это позволяет проводить больше времени вместе, хотя, конечно, всегда хочется большего.
КОНСТАНТИН КРЮКОВЕвгений НИКОЛАЕВ (специально для «ЗН»), фото Натальи ПЕТРОВОЙ.
Родился: 7 февраля 1985 года в Москве
Образование: в 2001 гoдy oкoнчил Aмepикaнcкий гeммoлoгичecкий инcтитyт и пoлyчил диплoм гeммoлoгa выcшeй квaлификaции; в 2006-м – Mocкoвcкую гocyдapcтвeнную юpидичecкую акaдeмию
Семья: был женат на Евгении Варшавской, есть дочь Юлия. Сейчас состоит в браке с Алиной Алексеевой
Карьера: сыграл роли в 81 фильме и сериале, среди которых «9 рота», «ЖАRА», «Одноклассники», «На крючке», «Любовь как любовь»... Зaнимaeтcя живoпиcью. Нaгpaждeн Зoлoтoй мeдaлью eвpoпeйcкoгo oбщecтвa Фpaнцa Кaфки «Зa выдaющийcя вклaд в paзвитиe coвpeмeннoй живoпиcи»
