Колыбель для мамонтов

Есть на земле место, куда мечтает хотя бы однажды попасть каждый исследователь доисторических миров. Это - Минусинская котловина в Красноярском крае. Много лет там работают экспедиции ученых из разных стран, а в этом году впервые побывали и белорусские ученые. Точнее, один из них - палеонтолог и преподаватель геофака БГУ Александр Матузка. Для того чтобы попасть в эту экспедицию, он, не задумываясь, пожертвовал собственным отпуском. А после 42 дней полевых условий вернулся в Минск с бесценным багажом - тяжеленными сумками, груженными окаменевшей корой доисторических деревьев и первобытными орудиями труда.

- Я представлял себе глаза своих студентов. Как они заблестят. Вез то, что может их удивить.

Прежде из экспедиций Красноярского педагогического университета не раз присылали Александру Николаевичу образцы, найденные в Минусинской котловине, для идентификации. Матузка разглядывал их, описывал и вздыхал. Однажды решил, что любая мечта ценна своим воплощением. И как только закончились экзамены, уехал в Красноярск.

- Минусинская котловина, точнее, система котловин - бесконечный Клондайк для палеонтологов из разных стран. Сюда не добираются холодные северные ветры, засушливые ветры Монголии. Несмотря на то что это Красноярский край, там выращивают дыни, арбузы, помидоры в открытом грунте! - восхищается Матузка. - Я сам, когда вернулся, больше на индейца был похож. Думаю, и на Канарах бы так не загорел, как в Сибири.

Образовалась котловина 400 миллионов лет назад. И все это время там были особенные природные условия. Там все, отмирая, сохранялось.

- За свою жизнь мне довелось поработать на многих территориях, но я впервые столкнулся с тем, чтобы отложения были так насыщены жизнью! К какому бы ты разрезу ни подошел - непременно найдешь что-либо потрясающее! Там множество карстовых пещер, которые осваивались и людьми, и животными. Сама котловина - ровная территория, а ее склоны - гористые. Очень контрастная местность. Прежде, наслаждаясь картинами Николая Рериха, я думал, что это всего лишь настроение. А тут убедился, что такое чудо реально! Горы там - яркие, пестрые. Краски сочные. Никогда не думал, что между серым и черным так много оттенков. А если еще все это представить в сочетании с богатейшими пластами палеонтологии, то надо иметь очень крепкие нервы, чтобы с ума от счастья не сойти! Я почти не шучу. Для ученого это незабываемо.

В свое время, когда построили Красноярскую ГЭС, затопили огромные территории. Сколько бесценного материала оказалось под водой - об этом исследователи стараются не думать. Зато поднявшиеся воды стали размывать то, что раньше было глубоко в земле - под лесом, селениями. И оттуда, словно взамен утраченных, посыпались самые невероятные палеонтологические сокровища! Один только ископаемый лес каменноугольного периода чего стоит! В коллекции музея землеведения факультета географии БГУ появились новые бесценные экспонаты - отличные фрагменты коры плаунов - древних гигантских деревьев, от корня до кроны покрытых листьями. Впрочем, они почти целиком из коры состояли - до 80 процентов ствола.

- Кроме того, я привез немало останков животных, на которых охотились древние люди: шерстистого носорога, пещерного льва, бизонов, лошадей. Почему-то, не могу понять по каким причинам, они не охотились на мамонтов. Быть может, мамонтам слишком жарко было в котловине. Ведь их полным-полно севернее Красноярска, в тундре, а здесь нет. А быть может (Александр Николаевич, кажется, позабыв про корреспондента, рассуждает сам с собой. - С.Л.), мамонт был невкусный. Ведь вокруг было множество более вкусных бизонов. И лошадей. Ни мамонтов, ни кабанов не трогали. Я даже шутил: "Мусульмане были ваши древние люди".

- И все же, что - у нас копаться негде? Зачем в Сибирь-то ехать белорусскому палеонтологу? - задаю вопрос, мучавший с самого начала нашей встречи.

- Бесспорно, есть и в Беларуси чем заняться! - Александр Николаевич, кажется, слегка обижен. - Но эти регионы - картинка (причем очень четкая, стереографическая!) ранних этапов развития Земли. Для любого палеонтолога это мечта. У нас, в Беларуси, хорошо представлен только поздний палеозой. А кембрий, ордовик, силур - они у нас только фрагментарно есть, да и то очень глубоко. Мы не имеем возможности туда дотянуться. Белорусская палеонтология вообще находится в очень жестких условиях. Наша история нас не пожалела. Древние периоды были перекрыты отложениями более молодых периодов. На нашей территории шли бурные ледниковые процессы, и многое просто уничтожил ледник. У нас нет таких естественных открытых отложений, чтобы мы посмотрели, свободно покопались. Мы всю информацию черпаем из скважин. Потому доступны лишь очень маленькие объекты. Впрочем, мы не ропщем. Все же немало интересных вещей и у нас находят и описывают. Потому у нашего музея землеведения появилось новое направление - белорусский палеонтологический материал. И здесь мы уповаем на любознательность и пытливость сограждан. Ведь многие ценнейшие экспонаты попали к нам случайно. Вот совсем недавно принесли потрясающий экспонат, который мы и не чаяли увидеть, - морских ежей, возраст которых - 130 миллионов лет. Это ранний меловой период. Нашли их в огороде в Пинском районе. В декабре у нас будет выставка "Палеонтологическое лето-2003", посвященная в том числе и моей экспедиции, мы покажем там и этих ежей. А в прошлом году пожилая женщина принесла окаменелый ствол древовидного папоротника. Между прочим, ровесника плаунов, что я привез из Красноярска. А еще мальчишка маленький как-то пришел и говорит, что нашел мамонта. А я всегда очень серьезно к таким заявлениям отношусь. "Где же он?" - спрашиваю. "Здесь, в ранце", - отвечает. И вытаскивает огромный экспонат эндоцероса - головоногого моллюска, еще не закрученного, как современная улитка, прямого, как торпеда. Я говорю: "Нет, деточка, это ты нашел еще более ценный экземпляр, чем твой мамонт". Правда, пока отдать нам его мальчик не решается. Но пообщаться, посмотреть сюда часто приходит. Очень многое из того, что мы видим, не можем правильно идентифицировать, не имея научных знаний. Я, к примеру, на собственной даче даже нередко нахожу любопытные палеонтологические экспонаты. А сколько, так и не зная, что это, выбрасывается. Хотя во многом благодаря нашим людям, скажу без ложной скромности, у нас самая богатая палеонтологическая коллекция среди всех музеев Беларуси. В других музеях - там только последний миллион лет. А у нас - целых 500 миллионов!

Коллекция - это три больших стеклянных шкафа в музее землеведения геофака. Сейчас, к огромному огорчению ученого, в музее начались непонятные явления: временами витрины просто ходят ходуном. Если учесть, что все это стекло, - звон стоит, как в пункте приема стеклотары. Все с ужасом глядят на танцующие витрины и гадают о причинах аномалии: то ли оттого, что реконструируется площадь Независимости, то ли потому, что в метро стали цеплять дополнительные вагоны. Выглядит устрашающе - в витрине с песками вибрация достигает полутора сантиметров. Что делать дальше - никто не знает. Александр Николаевич мечтает для бесценных своих экспонатов создать идеальные условия: выложить их на подушечки в запирающиеся витрины. Ведь для него они дороже, чем любые сокровища.

- Любые драгоценности - их можно пойти и накопать, - восклицает научный консультант отдела палеонтологии Матузка. - А эти вещи - как улыбка судьбы. Их раз в жизни и встретишь!..

Что же касается новых экспедиций, то Александр Николаевич теперь, вернувшись из Красноярска, о многом жалеет. О несделанном

: - Это ощущение лежит у меня на сердце палеонтологическим камнем. Многое я там не успел "объять". Знаете, там есть огромная гора (она мне даже во сне теперь снится!), сплошь состоящая из окаменевших археоциатов - древнейших кубкообразных организмов, первых чистильщиков воды. На нее у меня, к сожалению, так и не хватило времени. Быть может, в следующем году... Поеду или нет - не знаю, слишком много обстоятельств должно сойтись. Но прививки от энцефалита я уже начал делать. На всякий случай.