Валентин Сергеевич Зорин в особом представлении не нуждается — легенда советской, российской журналистики вскоре отметит 90-летний юбилей. Несколько лет вел телепрограммы «9-я студия», «Недипломатические беседы», автор телефильмов «Америка семидесятых», многочисленных книг и монографий.
Его взгляд на международные события по острейшим проблемам войны и мира вызывал доверие десятков миллионов советских телезрителей. Для большинства из них Валентин Зорин стал своеобразным Колумбом — открывал Америку. Брал интервью у ведущих политических деятелей минувшего и нынешнего века: Д. Кеннеди, Ш. де Голля, И. Ганди, Я. Накасонэ, М. Тэтчер, Г. Коля, Д. Эйзенхауэра, Р. Никсона, Д. Форда, Л. Джонсона, Д. Картера, Р. Рейгана, Д. Буша, Б. Клинтона, Генерального секретаря ООН Переса де Куэльяра, Г. Киссинджера, не говоря о советских лидерах.
К его оценке современных международных событий прислушиваются многие ведущие политики России, небезучастны и зарубежные коллеги. Ведь это говорит не кто-нибудь, а сам Валентин Зорин. Вот фрагменты его интервью в радиопрограмме «Четвертая власть».
Как избежали ядерного апокалипсиса
— Действительно, мне довелось в журналистской биографии переживать почти катастрофические моменты, например Карибский кризис. Я был тогда в Вашингтоне, и многие наши слушатели сегодня не представляют, что в тот момент мир находился буквально в километре или в нескольких метрах от глобальной ядерной войны. Вышли из этого очень серьезного клинча, как говорят боксеры, если не разрядкой, то разумным соглашением. У нас акцентируют внимание на том, что Советскому Союзу пришлось убирать ракеты с Кубы и поворачивать корабли, которые с ракетами шли на Кубу, и как-то меньше вспоминают, что в ответ Кеннеди закрыл турецкую базу Инджирлик. От нее подлетное время до нефтепромыслов в Баку было 5—7 минут. Это пример договоренности. Вот в такой острый момент две сверхдержавы нашли возможность договориться: правда, для этого понадобилось, чтобы одним из участников переговоров был такой выдающийся политик, как Джон Кеннеди.
«Ребята, а президент-то зелененький»
— Расскажу лишь один эпизод этого общения: он имеет не личное значение. Вена, 1961 год, встреча Хрущева с Кеннеди. Кеннеди был молодым президентом: прошло всего полгода, как он обосновался в Белом доме. Тогда наших руководителей не сопровождали большие пресс-группы, нас было четверо: «Правда», «Известия», ТАСС и Гостелерадио. Поселили нас в одном отеле с делегацией, и вечером, после первой беседы, мы отписались все четверо. Сидели в маленьком баре у нас на этаже. Вдруг открылась дверь, вошел страшно возбужденный Хрущев, галстук набок, и начал нам рассказывать, что произошло. Ну, мы схватились за перья, это было очень интересно. Напоследок Хрущев сказал: «Ребята, а президент-то зелененький-зелененький. Делаю его, как хочу».
И не знаю, согласятся ли со мной политологи, но мне, как журналисту и ученому, ясна прямая взаимосвязь между этой недооценкой Хрущевым Кеннеди и тем, что произошло через год. Имею в виду Карибский кризис.
Смерть Рузвельта и престиж США
— Еще одну историю расскажу. В 1961 году во время встречи Хрущева с Кеннеди я взял интервью у американского президента. Это было в известной степени случайностью, его пресс-секретарь Пьер Сэлинджер когда-то был телевизионным журналистом и моим приятелем. Первое заседание шло в американском посольстве, и Пьер сказал: «Ну, это надолго, пойдем погуляем в сад». Мы пошли прогуляться, и вдруг по тропинке идет Кеннеди. И Сэлинджер меня знакомит: «Вот, господин президент, советский журналист». И что должен сделать в такой ситуации нормальный журналист? Спросить, как идут переговоры. А я задал совсем другой вопрос.
Чуть-чуть истории. Во время моей учебы в МГИМО, в 1945 году, академик Лев Николаевич Иванов прочел нам лекцию, в которой доказывал, что Рузвельта отравили. Похоронили его очень поспешно, и тут же семья Рузвельта стала ходатайствовать об эксгумации. Гарри Трумэн отказал. Пришел в Белый дом Эйзенхауэр, и его попросила семья, и вновь отказ.
Пришел Кеннеди, последователь Рузвельта. Семья обратилась к президенту — и он тоже отказал. Так вот, вместо того чтобы узнать, как идут переговоры, какой-то бес меня толкнул, и я спросил: «Господин Кеннеди, почему вы отказали семье Рузвельта в эксгумации?» Не понравился ему этот вопрос, немножко лицо скривил и сказал: «Эти журналисты, всегда им сенсации нужны. Но вопрос задан — надо ответить. Допустим, мы проведем эксгумацию. Допустим, обнаружим следы яда. Великого президента Америки не вернуть, но что подумают в мире о стране, где президентов травят, как крыс?» Такая мрачная символика, потому что Кеннеди оставалось жить немногим больше 900 дней. Что подумали об Америке, где президентов стреляют, как зайцев? Ну вот, в какой-то степени это ответ на вопрос: правда о смерти Рузвельта — удар по престижу США, кроме того, я думаю, что участники заговора или, во всяком случае, те, кто прячет концы в воду, сегодня еще в Вашингтоне достаточно сильны. Поэтому в подвале Министерства юстиции лежат 42 запечатанных ящика с документами опроса свидетелей убийства в Далласе. В этот подвал никому нет доступа по сей день. Эти ящики никто не открывает.
О новом миропорядке и событиях в Украине
— Сейчас не просто произошли какие-то острые события, связанные с Украиной и Крымом. Сейчас, в общем, в какой-то степени поворотный момент, который не всеми и не во всем осознан. Дальше отношения на мировой арене, в мировом сообществе будут идти не так, как они шли до сих пор. Одним из определяющих в этом изменении явилось то, что не на словах, не в нашей с вами пропаганде, наших статьях, а реально американцы теряют или потеряли положение державы-гегемона. Толчком явилось то, что Россия, вопреки их расчетам, оказала отпор на очень серьезном направлении. Вашингтон пытается построить Европу под себя, но это не так просто, и вот дальше отсчет пойдет уже не в однополярном, а реально многополярном мире. Здесь будет несколько серьезных точек силы. Это приведет к тому, что и вся политика, и дипломатия должны будут приспосабливаться к новому положению.
Как Зорин стал героем рассказа Веллера
— Творчество этого художника слова я, пожалуй, творчеством затруднюсь назвать. А вот байка, которую он запустил в отношении меня, живет и гуляет за моей спиной. Я очень признателен, что наконец задали этот вопрос, у меня есть возможность ответить. Во-первых, он говорит, что знаменитая история с ограблением Зорина в Нью-Йорке — это вообще выдумка, пиар зоринский. Здесь есть документы, у меня есть письменные извинения руководителя нью-йоркской полиции, письменные извинения мэра Нью-Йорка Линдсея и письменные извинения Генерального секретаря ООН У Тана. Я был аккредитован при Организации Объединенных Наций: чего им извиняться против того, чего просто не было. Ну а вообще, общая тональность, что Зорин чернил Америку. Один такой опус он написал еще в «Независимой газете». Я послал редактору фотографию, где президент Никсон с доброй улыбкой горячо меня обнимает, с вопросом: стал бы президент так принимать человека, который клевещет на его страну? А я был в Белом доме у пяти президентов США, стали бы они принимать клеветника систематически у себя, и не только в Белом доме? Линдон Джонсон приглашал меня погостить у него на ранчо в Техасе, у Киссинджера я бывал дома. Все это зафиксировано на многих фотографиях, они висят у меня на стене в кабинете. Так что это просто злобная неправда, скажем так. Меня друзья как-то подбивали: «Почему ты в суд-то не подашь? У него — болтовня, а у тебя — документы». Ну, я в своей жизни не написал ни одного доноса и ни одного искового заявления и изменять этой привычке, даже ради такого художника слова, как Михаил Веллер, не хочу.
О классической журналистике
— В тот период, когда я активно работал, ходила байка: я включил телевизор — там Зорин, переключил на радио — там Зорин, утюг я уже включать не стал. Был период классики не советской, а российской журналистики. Александр Бовин, Станислав Кондрашов, Всеволод Овчинников — это вехи, подчеркиваю, не только советской, но и российской журналистики, очень яркие индивидуальности. Вообще, тогда многие журналисты становились очень крупными специалистами по своей проблематике. И именно из журналистов, это же не случайно, выросла целая плеяда основных советских, российских политологов. Николай Николаевич Иноземцев, создавший Институт мировой экономики и международных отношений, академик. Он начинал на радио. Георгий Аркадьевич Арбатов — академик, создавший с моей помощью Институт США и Канады. Не было американистики, начинал в журнале «Новое время». Создатель Института Европы академик Журкин начинал корреспондентом Всесоюзного радио на фронтах вьетнамской войны. В тот период считалось хорошим тоном изучать серьезно какую-то проблему. Я, помимо активной деятельности на радио и телевидении, занимался наукой в Институте США и Канады. Моя докторская диссертация, между прочим, не пропагандистская, посвящена структуре американских монополий. Эта структура как была, так и осталась, ее и сейчас можно изучать. Специалистов, глубоко знающих, какие-то примеры, боюсь, сейчас назвать трудно. Будущих академиков среди выходцев из журналистского племени пока не вижу.
