Коллективный фашизм. Донбасс. Специальный репортаж у линии фронта

Коллективный фашизм. Не изменяя привычкам

Село Веселое, Ясиноватский район. За моей спиной — сгоревший дом. Еще несколько недель назад здесь раздавали людям гуманитарную помощь от белорусов… Видимо, «укрозахисники» отметили на карте скопление телефонов и хладнокровно стали бомбить очередной «военный» объект. Благо тогда никто из мирных не погиб.



Веселое постоянно обкладывают снарядами ВСУ. Сейчас, как вы знаете, в прифронтовых и фронтовых селах особенно жарко, особенно опасно.

— Вся сторона та без газа, — местные показали на добрую половину села, которая из-за обстрелов осталась без газа. — Там разбито все. И без воды мы. И электричество перебивают…


  Это на улице. Внутри помещения, похожего на гараж, прятались бабушки. Наученные опытом, местные оставляют телефоны дома и без особой надобности из укрытия не выходят. Чтобы не засекли и сюда чтобы не прилетело. Пожилые люди обсуждали вопросы про пенсию, замену документов. Через группу Гаврилова, который привез помощь, передали благодарность в Беларусь:

— Спасибо! Спасибо вам большое! Спасибо всему народу белорусскому и лично Батьке-­­­Лукашенко! Дай Бог ему здоровья! И вам, детки, чтобы спокойно доехали.

Нас перекрестили. Едем дальше. По дороге читаем присланные от знакомых сообщения о том, что «в больнице ужас творится», «погиб мужчина», «в поселке двое раненых», «разбили остановку», «разбили школу», «новый прилет по больнице», «погибла оказывавшая людям помощь медсестра…».

Разгружаем еду, свечи, слушаем местных. Поселок Спартак. «То тихо, тихо, а то как лупанут по нам». Из подвалов, говорят, тут тоже стараются не выходить.
По пути — целые кладбища из деревень. Желобок, одни руины. Кое-где над травой возвышаются обломки стен, столбы, сгоревшие деревья. Это все, что осталось от некогда большого, точнее, протяженного поселка.
— Уцелел только памятник героям Великой Отечественной войны, — говорит ехавший с нами офицер. — Он в глубине дубовой рощи. Все эти годы ребята как-то пробирались к памятнику, подкрашивали, убирали. Ни осколка по нему не прилетело.



Вдоль обочины работают саперы. Офицер прибавляет скорость:

— Увидел сапера — дави на газ. Народная мудрость, местная.

В поселке Новотошковское тоже живого здания не найти. Разрушен снарядами, посечен осколками. За этот населенный пункт шли ожесточенные бои, он практически целиком был украинским укрепрайоном.

Село Орехово. От него также осталось немного.

***
Сватовское направление — одно из самых сложных на фронте. И самых важных, открывает дорогу на Старобельск, Новоайдар…
А это прямой путь в тыл Донбасса, в самое сердце. Туда, куда вывезли детей, стариков, женщин — людей, пытающихся переждать страшное время. Туда, где надеются и ждут тишины, молятся за своих, которые на фронте. А там они почти все, в тыловых населенных пунктах редко встретишь мужчину без ранений.

Сейчас на Сватовском участке со стороны ВСУ — группировка численностью более 80 тысяч человек, снабженная натовским вооружением и техникой. Наступление, говорят в Донбассе, уже началось. Говорят так из-за массированных обстрелов. Но, со слов военных, пока больше идет подготовительная фаза, обмен артобстрелами. В местах, планируемых для ударов, ВСУ проводит разведку боем.

В самом Сватово — позиционные бои. Местных на улице почти не видно (эвакуировались не все, не хотят уезжать). В центре образовался стихийный мини-рынок, где продают и энергетики, и зарядные для телефонов, и свою одежду, холодильники, книги, мебель, старые запасы картошки, закаток. В общем, все, за что можно выручить хоть какие-то деньги.

Раздали гуманитарку жителям прифронтовых сел, выслушали. Едем дальше.

Картина, как в 1990‑х. Типичная нынче для здешних сел.

В Меловатке так же. До войны местное население в основном работало на сельхозпредприятиях. Нормально работало, стабильно получая свою копейку. Сегодня осталось без рабочих мест. На полях опасно, заминированы, обстрелы.
В одной только многострадальной Горловке за сутки по 20, 30 обстрелов. В Донецке то же количество — за пару часов.
Вот так, жили себе люди, планы строили… Строил их и Степаныч. И дом строил, всю жизнь на него с женой собирал, к пенсии удалось. И просторную веранду вынянчил, такую, чтоб с детьми, внуками собираться. И кухню летнюю... Много чего построили супруги для себя, для души.

В ноябре дом разбомбили вэсэушники. За один только вечер здесь было 11 прилетов, часть — к Степанычу. Наверное, какой-то у них имелся стратегически важный в военном деле объект.
Хозяин провел меня по двору, по дому. Показал, рассказал, куда прилетало, какая красота тут была раньше и во что превратилась. Вспоминал, как зиму пережили, считай, на улице:
— Мы тогда кино смотрели с супругой. Слышу — свистит. Я ее на пол, накрыл, сам упал. Первый снаряд — на дорогу. Потом к нам...

В доме — новая печка. Была. Степаныч говорит, что на ней жена успела только два раза блины испечь. Двери выбило взрывом, внутрь забросило, кругом следы прилетов:

— Недавно ремонт закончили, и на тебе…

— И где вы сейчас живете? — спрашиваю.

— В летней кухоньке. Теперь вот выживаем. Кто что даст. Вот соседи стиральную машинку принесли временно попользоваться. Еще советская, но работает. И гуманитарка. Если б не она, не знаю, как бы и выжили. Тут трудиться же сейчас негде, так что все на гуманитарке и живут.



ПВО, говорит, работает, вражеские ракеты сбивает.
Рядом с храмом — разрушенная школа. Когда ее бомбили натовскими снарядами, внутри находились люди.
Несколько последних дней в самой деревне было тихо. Гремело километрах в пяти, там позиции ВСУ.

***

По дороге встречалось немало военной техники. То в лес, то из леса выныривали бэтээры.

— Ребятки едут на боевое задание, — сказал офицер.

На важных участках, говорит, стоят нужные машины:

— На всякий пожарный. Прикрывают парни. Если будет намечаться прорыв, техника готова выйти в любую указанную точку и отработать по целям, по противнику.

Еще одно прифронтовое село. Тут народ сложный, почти половина — сторонники бандеровской идеологии. Кстати, годами западники спонсировали и разные стилизованные нацистские конторки. К примеру, кафе со специфической символикой, приветствием и прочим.



Людям, как мои собеседники, здесь непросто. Слушаю стариков:

— Еще с детства (в послевоенные годы), помню, самым страшным было ругательство «ты — Бандера». А сейчас? Это что?! Бандеровщину, в общем, надо уничтожить.

Рассказали мне пенсионеры об отцах, которые с фашизмом воевали, о том, как немецких деток из своих касок солдатской кашей кормили:

— Не любил папа про войну рассказывать. Только в старости уже, в последние месяцы (не дожил несколько дней до своего дня рождения), говорил об этом. И часто сидел, плакал, напевал: «А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму...» Всегда говорил: «Мы русские, мы русские». Так ведь русские и есть. Даже не по паспорту, а вот здесь, в сердце.

Желаем всем мира. Чтобы сыновья вернулись домой, чтобы не плакали матери и отцы, жены и дети. Пусть хоть какой, хоть крошечный, но мир… С нынешней Украиной мира, к сожалению, не будет... Может, и хорошо, что родители до этого времени не дожили. Не знаю, как бы сейчас реагировали… Это все проклятые Америка с Англией!

…Возвращаемся. Мы — возвращаемся, в мирную Беларусь, они — остаются, в Горловке, Донецке, Ясиноватой, Спартаке, Веселом, Лисичанске, Луганске... Десятках городов и сел под постоянными обстрелами и дождем из осколков от сбитых снарядов ВСУ.
Был ли ты дома или на остановке, в церкви или магазине — не важно, площадь для поражения «военных» объектов украинской армией широчайшая. Бей, даже не целясь, не промахнешься. Потому что кругом люди. Маленькие и большие, дети и старики.
В последние дни нацисты еще с большим остервенением убивают и калечат население, громят какую-никакую, а жизнь.

…В Горловке снова погиб человек. Вышел на балкон квартиры — и внезапный прилет. Мужчина умер на операционном столе. Только 17 мая при обстрелах ДНР погибли пять человек, 23 ранены.



…В Артемовске украинские террористы из «Правого сектора» нанесли ракетный удар по жилому дому, в который их отказались пускать мирные жители.
Именно для них, мирных, и предназначены все эти «Грады», «Ураганы», артиллерия 155-, 152- и 122‑миллиметрового калибра. Чтобы паниковали, боялись. И еще. Замечено: неонацисты часто начинают обстрелы в четыре часа утра. Не изменяя фашистским привычкам.
Обстановка, в общем, тяжелая, но люди работают. И на фронтах, и в «мирной» жизни. Тут, на войне, особенно хорошо видно, где толковое руководство, а где на своих ошибках только сейчас учатся. Или не учатся, продолжая платить за это слишком высокую цену.

И нам учиться нужно, на чужом опыте, он рядом. На опыте гражданских управленцев кризисного времени, а также приглашать в подразделения силовиков боевых офицеров с передовой. Есть ведь люди, которые пока по ранению не могут продолжить службу, однако могут нашим специалистам многое поведать о современном военном конфликте и тактике коллективного заговорщика. Знания за плечами не носить — народная мудрость.

ЦИТАТА

«Вы даже не представляете, как вам повезло с вашим Батькой!» — слушаю руководителя одной из прифронтовых больниц. — Все, что ­­­Лукашенко делает, он делает для своего народа и своей страны. Он — причина того, что в Беларуси сейчас нет войны. Пусть есть те, кто наговаривает. Они дураки. Или вредители». «Цените вашего ­­­Президента, помогайте, — говорил мне человек оттуда. — Это действительно великий человек, личность в современной истории».






Рядом со Сватово. Одно из самых тяжелых направлений











Дом Степаныча разбомбили вэсэушники. За один вечер в селе было 11 прилетов, часть — к Степанычу.




























https://t.me/lgbelarussegodnya
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter