Когда стреляют, можно отстреляться

Белорусский чекист проводил рекогносцировку дворца Амина
Белорусский чекист проводил рекогносцировку дворца Амина

Более четверти века назад, в декабре 1979 года, Ограниченный контингент советских войск был введен в Афганистан. Бывший сотрудник КГБ Беларуси Владимир Гарькавый дважды побывал в этой стране с особой миссией.

Забыть свои имена

— Проводилась ли какая–то специальная подготовка перед командировкой в Афганистан?

— В конце 1978 года для работы в одном из управлений КГБ СССР были рекомендованы два офицера, одним из них был я. Сперва мы проходили подготовку в специальной школе под Москвой. История этого учебного заведения начинается с 1937 года, когда в нем готовили чекистов для службы в Испании. Я был в составе группы, готовившейся для заброски в страны с жарким климатом. Мы учились владеть всеми видами оружия многих стран, изучали редкие языки, а также выезжали в Армению, чтобы получить навыки альпинистов... Но никто не называл нам конкретную страну, в которой предстояло служить. В то время спецы из СССР были в разных странах, о развивающихся событиях в Афганистане у нас не было конкретной информации.

— Трудно учиться на суперспеца?

— Мы были отлично подготовлены, но это был стандартный набор умений высококвалифицированного офицера органов госбезопасности. Все курсанты учились под вымышленными фамилиями, но для семей не было секретом, где мы находимся. Жена приехала ко мне на побывку и попросила дежурного на КПП вызвать курсанта Гарькавого. Он перепроверил все списки и говорит: «Нет у нас такого». А тут мы как раз возвращались с аэродрома, где «захватывали» самолет, и дежурному ничего не оставалось, как предложить жене: «Выбирайте, который из них ваш».

Тайная миссия

— Впервые в Афганистане вы побывали еще до штурма дворца Амина. Теперь уже можно рассказать о вашей миссии?

— После спецшколы я продолжил обучение в Краснознаменном институте имени Дзержинского. Летом 1979 года четырех офицеров, в том числе и меня, лучше других знавших языки фарси и дари, направили в Кабул. Мы должны были собрать информацию о назревающих событиях в Народно–демократической партии Афганистана и в окружении его руководства. Только после штурма дворца Амина группой «Зенит» для меня стал понятен смысл задания во время первой командировки: благодаря нашим данным удалось избежать больших потерь личного состава.

А в декабре, незадолго до ввода войск, у меня спросили, готов ли продолжить службу в Афганистане.

— Спросили? А не отправили в приказном порядке?

— У всех об этом спрашивали. В то время не было принято отказываться от опасных заданий. Однако при наличии уважительных причин, допустим, тяжелой болезни ребенка, родителей, можно было попытаться отказаться от командировки. По крайней мере, перенести ее на другое время. Нельзя отправлять сотрудника в чужую страну, когда все его мысли сосредоточены на домашних проблемах. Психологической подготовке уделялось огромное внимание. Никогда не отправляли в зону боевых действий в составе одной группы двух офицеров, между которыми был даже небольшой конфликт.

Нас спасла «Волга»

— Владимир Владимирович, когда вы согласились служить в Афганистане, о чем прежде всего подумали?

— Ничего такого героического... Думал о том, чтобы не исчезнуть бесследно, чтобы не похоронили на территории Афганистана, чтобы тело привезли на родину.

Может, именно эта мысль и помогла выжить в безнадежной ситуации. Кстати, спасением я обязан афганцу... В образе инспектора — специалиста по лжебандам (они состояли из сотрудников службы безопасности Афганистана) вместе с другим советником посетили «отряд самообороны», который, как утверждали, готов был перейти на сторону правительства. И оказалось, что главарь отряда раньше участвовал в переговорах об обмене пленных советских солдат и вдруг он узнал меня как советского советника. Тем временем афганцы пригласили нас в другой отряд. Вот там и началась стрельба. Помощи ждать было неоткуда. Я попросил приехавшего с нами шофера–афганца найти «Волгу–21» — именно на этой модели машины передвигались важные персоны афганского сопротивления. На ней нам удалось скрыться и избежать трагической участи.

— Ваша жена вместе с маленьким сыном тоже приехала в Афганистан. Не страшно было за них?

— Конечно, страшно. Правда, они у меня дисциплинированные: никогда не нарушали инструкций по личной безопасности. Как ни странно, и жена, и сын привыкли к выстрелам. Я тем более. Когда стреляют, можно отстреляться. Зато мы не могли привыкнуть к частым землетрясениям. А подземные толчки там доходили в отдельных районах до 5 баллов. Когда в квартире начинает ездить мебель, жутковато...

Зеленый чай вместо пива

— Владимир Владимирович, расскажите, где вы жили, как питались...

— За время двух командировок пришлось не раз сменить жилье. Когда в Афганистан приехала семья, снял квартиру в кабульском микрорайоне, в котором жил местный средний класс. В подъезде пятиэтажного дома была охрана. Когда наступало время молитвы, охранник ставил автомат в сторону и предавался намазу. За один только год во время молитв прозвучали взрывы в трех подъездах домов, в которых жили советские граждане.

В Афганистане очень хотелось сала, молока, сметаны. Там были молочные продукты, но мы опасались их употреблять. Воду приходилось пить только кипяченую или с добавлением марганцовки. В магазине при посольстве продавались отечественные продукты, спиртное. Покупали бутылку–две водки и коньяка и выпивали понемногу в качестве дезинфицирующего средства. Праздник наступал, когда из Москвы с оказией передавали пиво. В основном афганцы пьют зеленый чай, и мы привыкли к нему. Овощи, фрукты покупали на рынке, все очень вкусное и совсем дешевое.

— А правда, что в местных магазинах — дуканах — был полный ассортимент товаров из СССР: от водки и тушенки до автоматов и гранат?

— Водка и тушенка действительно продавались. К нашему стыду, в ряде случаев соотечественники вели торговые дела с дуканщиками. По правде сказать, они даже были вынуждены, как теперь говорят, крутиться. Все из–за неправильного финансирования: военным следовало платить больше.

Оружия в свободной продаже не было. А из–под полы трофейное, в том числе и советское оружие, иногда продавалось. Ведь какая главная особенность той официально не объявленной войны? Один и тот же человек мог играть две роли: вот он мирный крестьянин, а через несколько часов обстреливает колонну советских войск.

В газетах писали, что они герои

— Много ли людей стремились в Афганистан из–за карьеры, заработка: худо–бедно, но в Союзе шел оклад и там что–то платили.

— Как я уже отмечал, хуже всех были обеспечены военные. Речь не только о денежном довольствии, но и обмундирование, продовольственное снабжение оставляли желать лучшего. Партийным и другим советникам, командированным в Афганистан, платили очень прилично. И находились те, кто стремился остаться на второй срок именно из–за денег. Кстати, вели они себя крайне осторожно: «подвиги» совершали, сидя в кабинетах. Не скажу, что их было много.

— Благополучно вернувшись из опасной командировки, быстро ли привыкли к мирной жизни?

— Нет, еще очень долго при малейшем стуке, щелчке рука тянулась к поясу, где раньше был пистолет...

— А теперь, 26 лет спустя, как вы оцениваете те события?

— Кому–то надо было выполнять эту миссию. Благодарен судьбе, что остался жив.

В газетах писали, что мы — герои, но в жизни отношения, как к героям, не было... Тяжелее всего было солдатам, вернувшимся из Афганистана. Они оказались никем не поняты, их обвиняли в чужих грехах... И даже у нас в КГБ к «афганцам» было какое–то прохладное отношение: ну воевали, что–то там советовали. А теперь у меня вызывает досаду то, что мой опыт не используется по–государственному. Лично я вполне благополучный человек: хорошая пенсия, приличная зарплата. Но считаю, что еще не отработал то, что потратило государство на мою подготовку.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter