В Минск едут театральные звезды. Ну и что?Несколько дней осталось до начала III Международного фестиваля театрального искусства «Панорама». Театралы уже наверняка определились с главными «мишенями» в фестивальной афише. Профессионалы, видимо, будут смотреть все, но жаждущему качественных развлечений зрителю стоит остановиться на 3 — 4 постановках и не распыляться: «Последняя жертва», «Утиная охота», «Мастер и Маргарита», «Игроки». Может быть, что–то еще, как говорится, по вкусу.
Кто–то пойдет, чтобы увидеть «набор фирменных кунштюков» от Олега Табакова (как пишет журнал «Итоги» о «Последней жертве»), кому–то покажутся интересными нравственные метания Зилова в исполнении Константина Хабенского. Будут на фестивале организованы и специальные Международные научные чтения «Театр и общество на современном этапе». Но когда от топота резвых научно–фестивальных копыт оседает пыль, мы видим, что реальной пользы они приносят не так уж много. Умные люди будут долго приводить доводы, строить прогнозы, но хороших спектаклей в Минске больше от этого не появится.
Здесь мы вплотную подошли к той загадке, которая волнует меня, например, больше всего в связи с фестивалем. Какие бы опытные критики ни принимали участие в международных чтениях, какие бы новаторские и смелые спектакли нам ни привозили, белорусский театр, как могли убедиться после первых подобных фестивалей, увы, не извлекает из этого пользы. Он удивительно герметичен. Иногда, если мы говорим о чьем–то конкретном стиле, это слово вовсе не несет в себе негативной оценки. Принято же говорить, что театр Някрошюса, например, герметичен по своей форме, потому что форма эта самодостаточна: его тягучее сценическое варево подогревается изнутри невидимой горелкой режиссерской фантазии. У нас другое: театр запаян таким прочным сургучом, что продраться сквозь него не представляется возможным, а расшатать за две недели — и вовсе нереально.
Конечно, фестиваль — это в хорошем смысле театральное помешательство, но аншлагом, то есть скопом, театр не понять, он всегда — индивидуальная работа. Но в чем же коэффициент полезного действия для каждого конкретного белорусского коллектива?
Устроители фестиваля называют обмен опытом главной ценностью предстоящего форума. Но почему это потом не выливается в творческое переосмысление молодыми режиссерами старых и привычных форм в новые интересные спектакли? Это наша главная проблема. Какая–то общая черта — выслушать, хлебосольно принять гостей, но к советам не прислушаться. Сами с усами. Сквозь бурный международный фестиваль наш театр проходит, как сквозь облако: освежается — и все. Никаких записей на полях... С другой стороны, скромный и толерантный белорусский театр на правах хозяина за кулисами о многих постановках говорит, как правило, снисходительно. Это позиция родителя, ментора. Показательна в этом плане история с пожаром на спектакле «Пластилин» Кирилла Серебренникова в Купаловском театре во время первого форума «Открытый формат». Когда актеры, извинившись, спешно покинули сцену, потому что откуда–то сверху на них капал огонь, художественный руководитель театра Валерий Раевский флегматично ответил возмущенным зрителям что–то в духе: «Почему вы не довольны? Вы что, не уловили общей концепции спектакля?» Вот так у нас всегда: уловить общую концепцию и «свалить» в буфет.
Почему наш театр так глух к самообразованию? Потому что решил, что ближе к Европе, а значит, и к европейским театральным традициям? Нет, все это наша природная лень — поахать на Женоваче и разойтись. А почему сами так не можем? Не глупо повторить, а развить, потому что этот режиссер как никто близок к нашей традиции своей деликатной манерой, вниманием к тексту. Мне вспоминается один из самых пронзительных спектаклей Женовача «Правда — хорошо, а счастье — лучше» по Островскому. Никаких «наворотов», постмодернистских хохм в духе хулигана Серебренникова. Все просто и ясно — чистота мысли, чистота актерской игры, легкой, почти прозрачной, простой. Сцена усеяна осенними листьями, в кадках — настоящие поспевшие яблоки. Почему не можем так? Листьев в парке полно — загребай лопатой, яблок — тоже. Хорошо, ну не можем освоить театр синтетический, экспериментальный — может, он действительно нам чужд, — но почему даже классику ставим, не прислушиваясь к самим себе? Ведь именно к искренности эмоций, к гениальной простоте призывают наши корифеи. Интуитивно наши театралы понимают, что сильны в том, что можно назвать национальным. Если проследить, наиболее успешными и зрелищными за последнее время действительно становились спектакли по белорусской классике. Иногда доходит до эпидемии — так у нас появилось сразу несколько спектаклей по Андрею Макаенку, но ни один из них нельзя назвать по–настоящему переосмысливающим драматурга, а он, по выражению Бориса Луценко, при удачном стечении обстоятельств мог бы стать нашим Дюрренматтом.
Тем не менее, если все эти скептические прогнозы не оправдаются, будем искренне рады. Лучше поворчать на берегу, чем потом на середине реки, когда уже никто не услышит.
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
