Книжный навигатор

"К столу и в кровать стоит лишь позвать"

Лаура Эскивель.

Шоколад на крутом кипятке. Стремительный, как желание.

Санкт-Петербург. Амфора, 2002.

Вначале Латинская Америка покорила нас своей литературой. Маркес, Борхес, Кортасар, Льоса - такие разные и одинаково для Европы удивительные, с непривычной ментальностью и мастерством, ярким, как солнце над пампасами (прериями?).

Потом пришло время оккупации нашего сознания латиноамериканскими сериалами. И даже интеллектуальный снобизм отдельных "антисериалистов" не избавляет от необходимости знать о том, кто такой Сиси, что такое фазенда и тому подобные экзотизмы, прочно вошедшие в современный разговорный сленг.

Трудно представить, но я наткнулась в своих книжных путешествиях на роман, синтезировавший в себе обе столь различные стихии - художественность классической латиноамериканской литературы и свойства "мыльных опер". Как зачастую случается при подобном соединении несоединимого, получилось нечто отличное и от первого, и от второго "ингредиента". Роман Лауры Эскивель "Шоколад на крутом кипятке" имеет следующее определение жанра: "роман-календарь с рецептами блюд, содержащий описание домашних средств и любовной связи". Более женскую "ориентацию" трудно представить. Действие неразрывно связано с кухней и любовью, и там действительно есть рецепты и "практические советы", излюбленный раздел всевозможных изданий для хозяек. Но эти рецепты и эта кухня бесконечно далеки от нашей реальности, и практическую ценность имеют для рядовой современной хозяйки такую же, как рецепт восхитительного печенья, полученный другим автором "женских романов", польской писательницей Иоанной Хмелевской. Тот рецепт начинался приблизительно так: "Взять шесть сильных дворовых девок..."

Мексиканская кухня фазенды, на которой хозяйничает Золушка-Тина с подручными кухарками, вряд ли может быть освоена в наших "хрущевках". Любовь, правда, остается любовью. Разумеется, с поправкой на время, но страсти продолжают править миром. Тем более - страсти мексиканские. "К столу и в кровать стоит лишь позвать", - гласит эпиграф.

Но, возможно, некоторый мой скептицизм возник по причинам чисто субъективным - ведь из всей блестящей плеяды писателей того континента мне более всего близок умозрительный Борхес. А уж его-то влияние в кухонно-любовных страстях усмотреть тяжело. Но ведь стала книга Лауры Эскивель бестселлером в избалованных подобной продукцией Соединенных Штатах! Да и слово "латиноамериканский сериал" для большинства моих соотечественников не имеет отрицательной окраски. И, вообще, необязательно знать Маркеса (тем более Борхеса) для того, чтобы в свое удовольствие сопереживать трагической любви героини.

Алена Васiлевiч.

Першая жонка нябожчыка. Апавяданнi, эцюды,

думкi уголас.

Мiнск. Мастацкая лiтаратура, 2002.

У каждого писателя, обладающего стилем (что это такое - литературоведы до сих пор точно не определили, но в литературе, по их мнению, это самое важное), есть как бы свой камертон, мелодия, звучащая фоном во всех произведениях и настраивающая читателя - часто незаметно для последнего - на то или иное восприятие, тот или иной взгляд на вещи. Как очень просто сформулировала одна знакомая поэтесса, книги делятся на те, после которых хочется жить, и те, по прочтении которых жить почему-то не хочется. Вряд ли вся литература поддастся подобной рассортировке, но что-то в таком определении есть... Ведь после прочтения книги Алены Василевич, даже если там описываются трагические ситуации и несправедливости, жить почему-то становится легче. Наверное, дело и в пресловутом стиле - легкость, тонкость повествования, какое-то особенное изящество в сочетании с принадлежностью земле (не могу сказать - заземленностью). Жизнь - как она есть, герои - самые "обычные". Если это известный поэт, то мы увидим, как он готовит салат к праздничному столу, пьет отнюдь не нектар и мало похож на отрешенного от бытовых проблем романтика. Наверное, дело и в личности самого автора. В тех установках, которые передаются читателю. Моральные ценности - Боже мой, до чего в сегодняшнем мире и особенно в мире искусства девальвировано, вывернуто наизнанку это понятие. Как будто сегодня уже стыдно быть просто порядочным человеком, неловко признаваться в том, что для тебя что-то значат библейские, общечеловеческие законы, - словно признаешься в узости взглядов, консервативности и т.д. Проза Алены Василевич имеет ту счастливую особенность, что при соответствии современным требованиям к писательскому мастерству - читабельности, непринужденном оперировании современными реалиями и необходимой интеллектуальности - в ней отстаиваются все те же моральные, духовные ценности, не смещен в угоду моде ни один духовный ориентир. И - без морализаторства.