Наследие Якуба Коласа нуждается в охране

Наследие классиков — пространство, где находится место и научным открытиям, и рутинной работе, и спекуляциям, и равнодушию. Вера Данииловна Мицкевич, внучка Якуба Коласа, по определению равнодушным человеком быть не может. Все, что касается ее деда, ее отца — Даниила Константиновича, основателя и первого директора дома–музея Якуба Коласа, их наследия — дело ее жизни. Поэтому и встретились мы после очередной моей публикации — «Золотоискатель с Нового Двора» от 5 апреля 2017 года, где приводилась редкая фотография, на которой изображен молодой Якуб Колас с неизвестным. В статье я отмечала по поводу неизвестного на снимке: «Одна из гипотез — Алесь Гарун». Разговор зашел не только о секретах этого фото, но и о сохранении наследия классиков вообще.


— Этот снимок был передан в дар Национальной библиотеке Беларуси сыном первого директора «Ленинки» Генрихом Иосифовичем Симоновским, — приоткрывает историю Вера Данииловна. — Это фотооткрытка, Колас в полный рост, молодой, еще веселый, до тюрьмы. На обороте — послание Коласа другу, Сымону Самохвалу. Кто же рядом? Маловероятно, что Алесь Гарун. Вопрос пока остался открытым. Можно исходить из того, когда сделан снимок, а это, скорее всего, сентябрь 1907 года, потому что на обороте есть пометка, что открытка получена адресатом 3 октября. В то время Колас встречался со своим другом по учительской семинарии Лукой Горбацевичем. В Виленском учительском институте с Горбацевичем занимались еще два знакомых Коласа — Семен Онищик и Константин Савчук. Скорее всего, это кто–то из этих трех. Но, к сожалению, фотографий их в молодости отыскать не удалось. Я нашла правнучку Горбацевича, но у нее только очень маленький снимок прадедушки, сделанный незадолго до его смерти. Даже экспертиза не помогла. Но искать в этом направлении, я считаю, нужно. Горбацевич до революции работал в Паневежисе, Савчук жил в Польше. Пусть подключатся журналисты... Ведь отыскали же после публикаций в прессе сведения о судьбе прототипа Ядвиси, героини романа «На ростанях». Отозвались родственники, нашлись фотографии и ее, и ее сестры Габриньки.

— Для читателей нашей газеты было открытием прочитать о теплых отношениях Якуба Коласа с Софьей Константиновной Лукьянович, ознакомиться с письмами, которые принес в редакцию внук Софьи Константиновны Вадим Жагиро. Знаю, что у вас другая оценка.

— Это не сенсация. Я понимаю, что бабушка могла ничего не рассказывать Вадиму Жагиро, но о ее переписке с Коласом известно литературоведам давно. Оригиналы хранятся в коласовском музее. В 1995 году дочь Софьи Константиновны Светлана Никитична случайно встретилась с моим отцом, оба лечились в больнице. И она рассказала историю о дружбе матери с Коласом... Даниил Константинович попросил подумать о возможности передать эти письма в музей. Светлана Никитична их передала безвозмездно. Письма вошли в книгу Даниила Константиновича «Любiць i помнiць», которую я издала после его смерти.

— Вы ведь тоже, как и отец, работали в Государственном литературно–мемориальном музее Якуба Коласа, фактически в доме своего деда?

— Да, десять лет. Мой отец был первым директором, в декабре 1959 года открылась первая экспозиция. Тогда музей находился в ведомстве Академии наук БССР. Но в 1960–е литературные музеи Янки Купалы и Якуба Коласа были переданы Министерству культуры, хотя четырнадцать академиков подписали письмо руководству республики о нецелесообразности такого решения. Документы об этом можно найти в книге Виталия Скалабана и Вячеслава Селеменева «Купала и Колас, вы нас гадавалi». Пушкинский дом, кстати, в подчинении Российской академии наук. Не нужно брать во внимание новоиспеченные а–ля музеи — котов, мороженого и так далее. К сожалению, они создают в обществе ложное представление о сущности таких учреждений. Я согласна с тем, что «музей — это храм, институт социальной памяти, место, где существует отбор, сохранение и передача от поколения к поколению не любой, а социально значимой информации, знаний, накопленных человечеством». Настоящий музей не может переходить в сферу услуг населению. У нас ведь так мало мемориальных музеев. Квартира Петруся Бровки... Мемориальная дача Василя Быкова... Поэтому дом–музей Коласа уникален. К сожалению, мемориальный он не весь, первый этаж занимает современная экспозиция, мне она кажется невыразительной, к тому же часто «перекрывается» выставками. Убраны угловые шкафы для одежды, которые стояли в прихожей и создавали нужную атмосферу... Нет уголка, посвященного первому директору.


— Мне всегда было интересно, что чувствуют родственники классиков в их квартирах, ставших музеями...

— Хочется видеть все точно таким, как при жизни Константина Михайловича. Например, в доме всегда было очень просто — полотняные занавески, никаких тяжелых портьер. В гараже, где новая экспозиция, посвященная машинам Якуба Коласа, убрали полки, которые мастерил сам поэт, ремонтную яму. Непонятно, почему в гараже схематично представлены его репрессированные родственники и близкие. В погребе, который полностью переделан и где еще одна новая экспозиция, при жизни Коласа не было электричества, и столько яств не хранилось. Откуда им было взяться в послевоенные годы на продуктовые карточки? Еще хочется, чтобы поток посетителей не вредил дому — ведь бахилы не выдают. Да и нельзя запускать много людей: старый дом, деревянные перекрытия. Деревья, посаженные Коласом, нуждаются в досмотре специалистов. Колас делал эксперименты на делянке с рожью, можно было бы устроить такую же. А еще в письмах Марии Дмитриевны, жены Коласа, есть интересная информация: она просит посадить грядку салата, потому что Константин Михайлович очень его любит. Почему бы и такой грядке не появиться? И гамак, в котором любил отдохнуть Колас, можно сделать. Еще на снимках видно, что возле веранды дома было много цветов, например, георгин.

— Сейчас все музеи должны зарабатывать деньги. Ищут новые формы работы с посетителями. Проводят фольклорные праздники и литературные вечера, интерактивные игры и киносъемки...

— Многое из этого недопустимо, особенно для мемориального музея. В 1990–е годы мы были заняты научной работой. Научный паспорт на часы XIX века из гостиной Коласа я писала четыре года, искала документы. Считаю, хоть раз в неделю научный сотрудник должен сходить поработать в архивы, библиотеки. Нужно искать не новые забавы для обывателей, а новые способы увековечения памяти классиков. Два года назад, в июле 2015–го, нас, потомков поэта, пригласили в Пинск на открытие памятной доски в честь венчания Константина Михайловича и Марии Дмитриевны. Согласие на установку знака дал архиепископ Пинский и Лунинецкий владыка Стефан. Доска — на колокольне Свято–Варваринской церкви. Церковь относилась к железнодорожному ведомству, а Колас с Марией Дмитриевной венчались в железнодорожной Преображенской церкви, которая, к сожалению, не сохранилась. Аргументируя свою просьбу о памятной доске, мы привели пример: есть такая на церкви, где венчались Пушкин и Гончарова. Я благодарна председателю Пинского горисполкома Андрею Мулярчику, а также журналистам, которые помогали осуществить этот проект.

— И все же, согласитесь, наследие Якуба Коласа никак не назовешь невостребованным. Да вот недавно была на детской конференции «Каласавiны» — со всей страны приехали энтузиасты, сколько необычных тем поднимали...

— При этом нет добротной реставрации могилы Якуба Коласа на Военном кладбище. Надо отполировать плиту, почистить памятник... Сделать небольшую табличку на памятнике, где кроме псевдонима значилось бы имя писателя. Пока там только факсимиле подписи. И люди спрашивают: а почему вместе с Коласом похоронены «какие–то Мицкевичи»? Памятник Марии Дмитриевне входит в Государственный список историко–культурных ценностей, барельеф из белого мрамора работы Заира Азгура... Помыть мы его помоем... Но его тоже должны реставрировать специалисты. Нет путеводителей по кладбищу... Вообще, что я могу припомнить по минским кладбищам — изданная частным образом книжечка Аллы Соколовской по Кальварии. Вот какие вопросы должны поднимать журналисты!

rubleuskaja@sb.by