...Уже прощаясь, Владимир Прокопцов вспоминает притчу о том, как возле небезызвестного дома художников на улице Сурганова его коллегам предложили рассчитаться на первого–второго. Отозвался только «первый» — признать себя «вторым» не пожелал никто.
Вот это точно о нем — Прокопцову важно везде чувствовать себя первым. Первым, кто покажет Минску шедевры «Третьяковки» и импрессионистов. Первым, с чьей подачи и у нас станут традицией майские «ночи музеев» (теперь, глядишь, вслед за Национальным художественным музеем ночной график работы скоро будет обычной музейной практикой еще и по осени)... Конечно, он честолюбив. Владимиру Прокопцову очень важно признание, причем не только его директорских заслуг. И если он не в музее или не на очередных переговорах, значит, почти наверняка — у мольберта. Владимир Иванович — частый участник республиканских выставок, его картины хранятся во многих музеях. На родине, в Добруше, даже есть персональная галерея, которой он подарил более 40 работ из своей коллекции. Одна из любимых историй Прокопцова о самом себе — про то, как каждую пятницу он запирает себя в мастерской, ключ от которой выбрасывает в форточку. К вечеру воскресенья кто–нибудь из прохожих этот ключ непременно находит, и к утру понедельника директор Национального художественного музея уже на своем посту...
Неважно, насколько достоверна эта история, и без нее очевидно: мастерская для Владимира Прокопцова — место очень важное. Ведь свои картины он пишет годами. Буквально.
—Вот тут уже почти готовая работа, «Улица моего детства», осталось только пролессировать, — Владимир Иванович демонстрирует полотно, на котором узкая деревенская дорога погружается в огромные лужи–озера. — Смотрите: мой дом, мама, лужи после дождя — эх, когда–то не только деревья казались мне большими! Кстати, писать эту картину я начал еще в 2006 году... А здесь вот еще одна, свежезаконченная, «Родительский дом» называется. Тоже давно ее начал — увы, поработать в мастерской по–настоящему удается сейчас только в праздники и по выходным. Хотя бывает, что работа вроде и завершена, но не отпускает. Чувствую: не хватает в ней какой–то эмоции. На поиск этой эмоции тоже могут уйти годы.
— Скажите честно: часто ли бываете в родной деревне?
— Ну а как же — у меня там мама, сестра. Откроем скоро Мирский замок — и к Рождеству снова поеду к ним в гости, уже в отпуск.
— А в Национальном художественном музее говорят, будто их директор вообще в отпуск не ходит!
— Последние три года я действительно там не был, и за все 12 лет своей работы на этой должности брал отпуск раза четыре. Как–то все не до того... А может, дело совсем не в этом. Даже в выходные мне непременно надо побыть в музее — хотя бы пару часов. Иначе у меня с кровообращением начинает твориться что–то не то, честное слово. Пару раз даже случалось, что я приходил к своему музею ночью — обходил вокруг, успокаивался... Однажды услышал от одного очень уважаемого человека: «Прокопцов — больной человек. Больной музеем». Точный диагноз...
— Вы вообще человек эксцентричный. Сложно даже представить, какие пути могут привести профессионального художника, по сути, неформала 80–х на штатную должность в ЦК комсомола.
— А я этот факт ни от кого не скрываю. Больше того — благодарен жизни, что все вышло именно так. Благодарен даже за то, что в свое время не набрал баллов для поступления в минский театрально–художественный институт, благодаря чему подал документы на худграф Витебского пединститута, который и окончил. Потому что там и сейчас, через 100 лет, сохранилась та самая аура, которую создавали в Витебске Пэн, Шагал, Малевич... Студенческая стипендия, конечно, была скромной, и я стал подхалтуривать — делать стенгазеты и наглядную агитацию для местного мединститута и обкома комсомола. И года через три мне предложили остаться там инструктором. Или поехать в Лепель вторым секретарем райкома комсомола. Я выбрал Лепель — это было интереснее... Ну а потом в ЦК комсомола Москвы, Минска, Киева стали создавать отделы культуры, предложили мне стать заведующим. К тому времени я уже защитил диссертацию на тему «Белорусское монументальное искусство», работал в институте искусствоведения Академии Наук...
— Да, интересная биография...
— А я ведь с большим удовольствием работал в этой должности! Сделал несколько выставок, в том числе — знаменитую выставку «машеровцев»: Селещука, Альшевского, Товстика, Савича на проспекте Машерова, за которую Петр Кравченко (в те годы — секретарь Минского горкома партии. — Авт.) хотел дать мне выговор по партийной линии. Дескать, и каталог выставки идеологически неверен, и состав художников вызывает вопросы. Словом, выставка тогда вызвала немало споров. Пока ее не навестил первый секретарь ЦК компартии Николай Никитович Слюньков. Ему все понравилось — и вопросы отпали сами собой.
А еще помню, как мы открывали в Доме офицеров первую частную галерею «Медея», где Селещук и другие наши художники делали выставки и тут же продавали свои работы... Ну а потом — видимо, наблюдая за моей биографией, — меня пригласили в аппарат Совета Министров.
— Но даже тогда вы не расстались со своей роскошной шевелюрой, для чиновника в общем–то весьма нехарактерной, если не сказать — неуместной...
— В этом не было никакого вызова — просто я привык к себе такому. Кстати, еще декан Витебского худграфа Василий Шаталов, известный своим обычаем отправлять гривастых студентов в парикмахерскую прямо с лекций, меня всегда щадил. А когда его спрашивали о причинах такого особого отношения ко мне, всегда парировал: мол, Прокопцову его прическа идет... Правда, много лет спустя, когда меня пригласили на работу в Совмин, шевелюра едва не стоила мне назначения. Как вспоминал потом премьер–министр Вячеслав Кебич в одной из кулуарных бесед, мой облик его сразу насторожил — Михаилу Демчуку, вице–премьеру, он тогда прямо так и сказал: «Зачем нам этот неформал? Нам нужен нормальный человек с нормальной прической!» Но потом как–то все утряслось, менять имидж мне, к счастью, не пришлось. Не люблю, знаете ли, отказываться от своих привычек.
— Вы всегда такой консерватор?
— Как мне кажется, здесь я — здоровый консерватор. Например, мне очень нравится творчество Зои Литвиновой — да, она декоративна, формальна, но за этим стоит большая культура, серьезная школа реалистической живописи. На мой взгляд, не зная нот, ни один музыкант не создаст убедительной музыки. Так же и художник: хорошая школа и ежедневные упражнения у мольберта ему важны не меньше.
Кстати, недавно в Санкт–Петербурге прошел форум директоров национальных художественных музеев стран СНГ и Балтии. Из 13 директоров, собравшихся на эту встречу, 6 — профессиональные художники с почетными званиями. И мы подумали: почему бы не сделать нашу совместную выставку, не показать директоров в другом качестве? Думаю, года на ее подготовку хватит, а открыть эту выставку мне хотелось бы в Минске. Возьму скоро этюдник, поеду в свою деревню... Есть у меня еще одна идея: написать несколько небольших работ и устроить выставку–продажу в салоне.
— А говорят, что настоящий художник должен работать так, будто деньги его абсолютно не волнуют.
— А вы знаете, сколько сейчас стоит аренда мастерской? Тем более если она принадлежит не союзу художников, а ЖЭСу? Это огромные деньги! Кстати, ближайшая цель моей депутатской деятельности — добиться, чтобы «жэсовские» мастерские стоили не дороже «союзных». Зарабатывать на художниках город мог бы и другим способом.
Но в данном случае меня больше волнуют как раз не деньги. Пусть в салоне будет выбор небольших и недорогих работ наших художников. Которые годы спустя могут стать очень знаменитыми! А там, глядишь, и у наших людей выработается привычка ценить и поддерживать свое искусство.
— Можете сказать, какую черту своего характера считаете самой сильной?
— Знаете, по натуре я остался все–таки советским человеком, так что преданность своему делу для меня — не отвлеченное понятие. Настойчивость в достижении цели — вот это, пожалуй, моя главная характеристика. Никакие бюрократические препоны, никакие сплетни меня не остановят. Твердо знаю: вода камень точит. Ну кто верил, что музейный квартал станет реальностью хоть когда–нибудь? А сегодня эта идея обсуждается уже на уровне Правительства.
Правда, для своей семьи я не подарок. Времени на личные дела в последние годы практически не остается. Домашние, конечно, часто в претензии...
— Подозреваю, что ваш любимый литературный герой...
— Дон Кихот — кажется, я его понимаю, как самого себя. Но в отличие от «хитроумного идальго» я, пусть и не сразу, но всегда достигаю своих целей.
P.S. Увидеть работы Владимира Прокопцова можно в дни II бьеннале живописи, графики и скульптуры с показом самых свежих работ членов Белорусского союза художников. Вернисаж — 15 декабря.
