Клан сопрано

Пожалуй, самым колдовским музыкальным инструментом, на мой взгляд, является живой человеческий голос. А когда он обогащен к тому же филигранностью виртуозной техники, выразительностью тембровых красок, слышать это чудо - ни с чем не сравнимое удовольствие.

Колоратурное сопрано - самый высокий женский голос - редкость, сокровище. Все эти слова и эпитеты я посвящаю голосу Тамары Николаевны Нижниковой. Народной артистки БССР и СССР, в 50 - 70-х годах солистки Государственного оперного театра. Нижникова уже стала живой легендой. О ней не только публика, но и профессионалы говорят: "Неповторимая".

Мне однажды несказанно повезло: я попала в небольшую женскую компанию, отправившуюся гулять ночью под огромной луной по крымским аллеям. Среди нас была Тамара Николаевна. Нега Крыма, радость жизни, вдыхаемая вместе с морским воздухом, дали толчок - и Нижникова запела. Это были виртуозные штраусовские вальсы, отрывки из известных арий. Артистка купалась в музыке, ей были подвластны самые изысканные вокальные тонкости. Те минуты стали незабываемыми, нас как будто приобщили к таинству...

А сегодня мы с Тамарой Николаевной беседуем о том, как жилось.

Петь хочу!

- С детства я пела, любила танцевать, участвовала в художественной самодеятельности. В день начала войны даже готовилась уехать в Москву на смотр... Еще шла война, когда я окончила с отличием школу и решила идти в хирурги. Поступила в военно-медицинскую академию. Но тут приспел его величество Случай. В моей родной Самаре тогда располагался эвакуированный из Москвы Большой театр, я прочла объявление о прослушивании и наборе учеников в школу эстрадного мастерства при нем. Как положено, спела арию из "Травиаты", прочла письмо Татьяны из "Онегина", станцевала и пришла искать себя в списках принятых. Сердце екнуло: своей фамилии в столбике зачисленных не нашла. Но отыскала себя в приписке: "Явиться в приемную комиссию". Явилась, а там знаменитые Барсова и Максакова благословили ехать в Москву, поступать в консерваторию. Осенью 1943 года я стала студенткой Московской консерватории им. П.И.Чайковского. Теперь страшно вспомнить: война, в Москве голодно и холодно, ночевать вначале приходилось на Казанском вокзале... Уже потом нам позволили ставить раскладушки на ночь в фойе Малого зала консерватории. Но до ночлега мы обязательно шли на концерт. Сколько тогда прекрасной музыки мы слышали! Мне очень повезло с учителями. По рекомендации знаменитой Валерии Барсовой попала в класс ее сестры Марии Владимировны Владимировой, преподавательницы известнейшей русско-итальянской школы пения, основы которой заложил знаменитый Умберто Мазетти.

После консерватории я пробовалась в пять театров. К сожалению, в Большой опоздала, там вакансии заняли выпускницы предыдущего года - так бывает... И тогда Валерия Владимировна Барсова сказала: "Не расстраивайся, детуня, пойдем в театр Станиславского". На прослушивании спела арию Розины. Оркестр мне аплодировал стоя. Я была смущена. Так я чуть не стала москвичкой. Но! Моему мужу, кстати, самому красивому мальчику консерватории, Борису Германовичу Скобло, прекрасному виолончелисту, предложили очень хорошую работу в Минске - и мы оказались в Беларуси. Потом были два года в Албании, куда нас послали преподавать. Вместо четырех лет по контракту я еле выдержала два, хотя условия были райские: вилла на берегу Средиземного моря, машина, почтение. Но я причитала: "Воздух не русский! Петь хочу!"

И вот опять Минск, ни кола ни двора. Вокруг оперного театра коровы пасутся. Жили сначала в подвальчике, потом дали комнату на... 6-м этаже оперного театра. Готовили мы тогда на керосинке, стирали вручную... Но в театре на меня навалили столько партий! Только пой. Мне приходилось даже останавливать этот вал. Не все партии соответствовали моему голосу, а он требует аккуратного к себе отношения.

Работала с упоением: надо в 6 утра выступить перед новобранцами в Бресте - пожалуйста (заметьте, я при этом молодая кормящая мама), пригласили петь в сельском Доме культуры (так было, сейчас и поверить в это трудно!) - я первая... И всегда очень волновалась, буквально тряслась. Иногда даже думала: может, все это не для меня? Может, пойти на преподавательскую работу? Но... сцена обладает могучей притягательной силой. Уж если ты ее попробовал - не оторваться.

Вокальная гордость

- Я считаю, что люди, наделенные настоящим голосом, - это своеобразная каста. Мы, с одной стороны, как все, с другой - в нас много такого, что не всегда понятно остальным людям. Например, в день, когда певец готовится к спектаклю, ему лучше молчать. Помню, мой младший сын обожал первым бежать к домашнему телефону и объяснять: "У мамы молчание, она сегодня выступает, до свидания".

Сейчас преподаю вокал в Академии музыки и своим ученикам объясняю, насколько внимательно следует относиться к голосу. Даже читать книги "про себя" не рекомендуется, когда надо дать ему отдых. Это тебе не пение под фонограмму - тогда можно "шпарить" и по три концерта в день.

Я, кстати, очень скептически отношусь к новой телевизионной передаче, которой дали имя "Народный артист". Дети еще петь не научились, а их уже окрестили "народными". Как-то мне не по себе от такого соседства... В наше время народными были те, кто трудился неимоверно. Знаете, сколько требуется усилий, чтобы научиться владеть голосом, освоить все премудрости пения! Я, бывало, часами слушала Галли Курчи, прежде чем начала пробовать каденции.

- Бывали ли смешные ситуации на сцене? Сколько угодно. Вот мы с вами разговариваем и я закашлялась, а когда поешь - с голосом тоже может приключиться что угодно. И - кашляешь, пропуская слова, при этом изображая что-нибудь эдакое. А помню, пели мы "Лакме", по сюжету на сцене должен появиться Джиральд в исполнении Исидора Михайловича Болотина, а он не появляется! Оркестр замолк, артисты импровизируют и речитативом вторят: "Джиральд, вы где?" А его нет! Наконец Джиральд выбегает (где пропадал, кто знает?!) и театральным голосом поет: "Я здесь". Тут вступает оркестр и опера "катится" дальше. Потом за кулисами были и слезы, и смех. Но зрители в зале, по-моему, ЧП не заметили.

- Когда я в последний раз испытала восхищение от пения? Когда на Красную площадь в канун Дня Победы в Москве вышел Дмитрий Хворостовский с программой "Песни войны". Склоняю голову перед этим певцом. Он поднял на высочайший пьедестал русскую культуру. Ибо понятно: артист взошел на сцену, которая для него алтарь, и потому здесь все должно быть "сверх". Или концерты трех восхитительных итальянских теноров, с моим любимцем Доминго!.. Я испытываю вокальную гордость, когда слышу их пение. Гордость за людей, своим даром возвышающих человечество, делающих нас всех благороднее.

Любовь

- Я дважды была замужем - обожала первого мужа, любила второго. И меня любили эти прекрасные и талантливые мужчины. Но так сложилось, что я сама рассталась и с первым, и со вторым. Не очень понятно? Я искренне любила и уважала Бориса Германовича Скобло. У нас уже росла дочь, когда я встретилась с Аркадием Марковичем Савченко, моим партнером по сцене. Его любил весь театр: красив, талантлив, азартен, человек-стихия, обладавший, я бы сказала, сокрушительным обаянием. Ему, солисту оперы, например, ничего не стоило на спор после спектакля залезть в фонтан и искупаться в нем при огромном стечении публики.

Мы были постоянно вместе на репетициях, вместе пели в спектаклях. Если бы он не настаивал на нашей женитьбе, мы, может быть, и расстались бы друзьями, тем более что я была его старше на целых 11 лет! Но он после очередной пирушки молил меня: "Я и рюмку беру, и веду себя, как вольный ветер, потому что тебя нет рядом". Поверила, думала: пропадет парень. Мы ведь все женщины в душе спасительницы. Я тяжело расставалась с первым мужем и подспудно понимала: не то делаю! Но, как говорят, то ли рок событий меня вел за собой, то ли страсть... Аркаша поначалу очень старался. Года три мне даже удавалось учить его пению. Когда мы уже разошлись, он даже спрашивал: "Ты что ж нигде не скажешь, что народный артист Савченко тоже твой ученик?" Не буду лукавить, я была очарована этим человеком; в десяти совместно прожитых годах немало безумно счастливых дней. Мы были молоды, знамениты, талантливы, у нас родились два сына - Аркадий и Андрей, нас постоянно окружали яркие люди. Но семья... Это не только премьерные овации, букеты, это еще и каж-до-днев-ная ответственность за близких, ответственность за их судьбы, рутинные обязанности. И вот тут мне приходилось действовать все больше одной, а потом стали появляться еще и помехи, с которыми уже не хватало сил бороться. Я даже как-то под горячую руку маме сказала: если бы моим первым мужем был Аркадий, а вторым Борис - человек ответственный, надежный, осознающий, что такое семья, - я бы прожила вообще сказочную жизнь, но так не бывает. Жизнь скроена иначе - за все надо платить. И я заплатила. Пришел момент, когда я себе сказала: "Все! Я больше в замужество не играю!" Лимит чувств и эмоций был исчерпан. Мне предстояло жить одной, взяв на себя ответственность за свою семью, - за старенькую маму, троих детей, их учебу, становление. Замечу, мои дети навсегда сохранили к своим отцам самые теплые чувства.

Меня как-то спросила дочь, а она сейчас кандидат наук и педагог по вокалу, т.е. человек, кое-что уже понимающий в жизни, считаю ли я себя счастливой женщиной. И я ей совершенно искренне ответила: да. Я познала любовь во всех ее проявлениях, в том числе и горечь расставания с нею. Моя любовь не состарилась. И... у меня есть ну просто золотая внучка Ксюшенька.

Справка

В 1954 году Тамара Нижникова получила звание заслуженной артистки БССР, в 1955-м - народной артистки БССР, в 1964-м - народной артистки СССР.