«Здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него все это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья — это когда его неудержимо тянет сказать что–то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне — то должно быть и всем хорошо!» — книги автора этих слов, как и 50, и 20 лет назад, до сих пор читают в школьных и детсадовских классах. Этого дедушку, чем–то неуловимо смахивающего на своего тезку Калинина, именуют «певцом природы», однако чем больше времени проходит после смерти Михаила Пришвина, тем больше появляется оснований считать его не только природофилом.
«В течение нескольких лет преобразится побережье группы Мядельских озер, в которые входит Нарочь. Общая площадь водного зеркала тут превышает восемьдесят квадратных километров. Вода, сосновый лес и песчаные пляжи предопределяют дальнейшую судьбу этого благодатного края. Уже разработан проект его застройки... Трудно даже перечислить все, что будет сооружено тут в недалеком будущем. Великолепные светлые здания, гостиницы и мотели, кемпинги и туристские базы, пионерские лагеря, предприятия бытового обслуживания, столовые, магазины, лодочные станции и т.д. Сюда будут приезжать не только для стационарного отдыха или лечения. Многочисленные автобусные рейсы, авиалиния, а в дальнейшем и прямое железнодорожное сообщение свяжут Нарочь со столицей Белоруссии. После пятидневной рабочей недели гостеприимно примет минчан на субботу и воскресенье зона массового отдыха» («Предисловие к отдыху», 27.07.1968).
В наше путешествие во времени сегодня стоит обязательно захватить откровения Пришвина. Вот он, например, написал, что «есть разные мертвые». Некоторые «из глубины пережитых тысячелетий и теперь властно определяют направление нашего современного лучшего». Сами того не подозревали, но будущего писателя вылепили два человека. Сперва отец, который столь рьяно играл в карты, что однажды проиграл чуть ли не все собственное имение, был разбит параличом и единственное, что оставил сыну, — рисунок «голубых бобров» как символ мечты, которой не смог достичь. Вторым «скульптором» стал будущий известный философ Василий Розанов, который в 80–е годы XIX века преподавал географию в гимназиях Брянска, Симбирска, Ельца, слыл демократом, но однажды не стерпел обиды молодого гимназиста и настоял на его выдворении из стен учреждения. Пройдут годы, и Михаил Пришвин позабудет старые распри. Когда Василий Розанов скончался в 1919 году в Сергиевом Посаде, то только благодаря писателю место захоронения философа не было забыто и утеряно.
«Без помощи врачей и длительных малоэффективных процедур восстановить выпавшую шевелюру, вернуть волосам былую красу — еще недавно такую перспективу косметологи считали нереальной. Устоявшееся мнение удалось опровергнуть ученым Белорусского научно–исследовательского санитарно–гигиенического института. Они создали высокоэффективный препарат, получивший название стимулятора роста волос... Лекарство получают при обработке хвойных пород деревьев, и потому сырьевая база практически неограниченна. Как зачастую бывает, целебные свойства препарата выяснились случайно. Ученые проводили очередную контрольную проверку воздействия этого вещества на живой организм — выясняли, не вреден ли он для людей, занятых его производством. Опыты проводились на кроликах. В ходе эксперимента обратили внимание, что у обследуемых животных шерсть стала заметно гуще и длиннее, чем у контрольной группы. Мало того, их волосы оказались в полтора–два раза толще» («Кудри из... хвои», 24.07.1986).
Сегодня это известно многим, а в советское время почти не писалось о том, что в начале 30–х выход последнего тома второго собрания сочинений автора таких произведений, как «Лесная капель», «Лесной хозяин» и «Лесные загадки», совпал с началом травли Пришвина в печати за «биологизм», «наивничанье», «неверие в конечные цели революции». Таким невероятно казуистическим образом Пришвину доставалось от Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) за то, что состоял он во Всесоюзном объединении рабоче–крестьянских писателей под названием «Перевал» и отстаивал идею внеклассового, общечеловеческого значения искусства как средства понимания мира. Пыл дискуссий был настолько ожесточенным, что однажды Пришвин, который, что скрывать, был на грани самоубийства, выложил на стол едва ли не последний аргумент: «Когда после первых лет революции начала возрождаться литература, ведь это я был единственным писателем, который явился в Госплан и предложил себя в сотрудники, как исследователь жизни».
«С начала 1956 года в Белорусском государственном научно–исследовательском институте неврологии, нейрохирургии и физиотерапии... начали применять в качестве лечебного средства стандартизированный препарат пчелиного яда. Научные работники института установили связь с одним из создателей препарата пчелиного яда КФ т. Е.Фишковым и получили от изобретателя посылку с новым лекарством... Препараты КФ создали два человека — пчеловод Кедров и врач Фишков. Первые буквы их фамилий и дали название новому лечебному средству... Препарат пчелиного яда КФ–1 и КФ–2 представляет собой стерильный раствор яда пчелы в персиковом или абрикосовом масле... В Минской областной больнице препарат пчелиного яда уже вводился многим больным. 12 из них закончили курс лечения. У большинства больных с периферическим поражением нервной системы прекратились боли, начали восстанавливаться функции пораженных нервов, больные смогли вернуться к полезному труду» («Лечение пчелиным ядом», 25.07.1956).
Проведя лето 1917–го за обработкой земли в любопытном для каждого советского человека имении под названием Хрущево, Пришвин осенью вернулся в Петроград, там его застал врасплох выстрел «Авроры». Выступая в газете эсеров «Воля народа», писатель, который бурно приветствовал февраль, неожиданно критично воспринял октябрь. Революцию он рисовал как приход к власти князя тьмы Аваддона, обнаруживая в лицах и целях большевиков «обезьяньи» черты, «смердяковщину», дух мещанства и корысти. Стоит ли удивляться, что 2 января 1918 года за Пришвиным пришли из ЧК. Писателю еще повезло, что в заключении он находился всего пару недель. Он уехал в Хрущево, оттуда писал репортажи о разгуле анархии, разграблении помещичьих усадеб. Пришвин намеревался провести смутное время в деревне, однако осенью 1918–го, получив от крестьян «выдворительную», был вынужден покинуть Хрущево. Он удивительным образом уцелеет, когда в Елец придут войска Мамонтова. Он вернется в Петроград, напишет автобиографическую повесть «Раб обезьяний», пошлет ее на рецензирование самому Троцкому, а тот, признав «крупные художественные достоинства» повести, назовет ее, однако, произведением «сплошь контрреволюционным». Стоит ли удивляться тому, что в такой обстановке писатель предпочтет писать для себя в стол («Дневники» были опубликованы уже в перестроечное время), а для других — о природе.
«С протянутой рукой вынуждены ходить по предприятиям столицы ученые Белорусского НИИ онкологии и медицинской радиологии. Встретившись с этой энергичной, обаятельной и уверенной в себе женщиной, с трудом представляешь ее в роли просительницы. Но именно таковой является она уже более двух лет. Председатель республиканской секции радиологов, заместитель председателя научного общества рентгенологов Белоруссии, доктор медицинских наук, руководитель отделения высоких энергий НИИ онкологии и медицинской радиологии Галина Владимировна Муравская считает эти походы по руководящим кабинетам своим гражданским долгом. Так чего же просит доктор Муравская, заручившись солидными бумагами из Минздрава республики и от дирекции института? «Денег, — отвечает Галина Владимировна и поясняет: — Нам предстоит принять в эксплуатацию новый радиологический корпус. Сами понимаете, ценность его не в стенах, а в «начинке». Но старые ускорители, хорошо послужившие более двадцати лет, надо демонтировать. Также фирма «Сименс» из ФРГ, что некогда по просьбе белорусского правительства продала отличный аппарат, готова поставить новый. Для этого потребуется свыше полутора миллионов валютных рублей. А весь комплект аппаратуры обойдется в четыре миллиона» («Ищет спонсора... здоровье», 1.08.1989).
«С годами устаешь от веры в человеческие достижения, и так мало–помалу все мы делаемся до известной степени пессимистами, но это разочарование нисколько не мешает жить, любить, делать умное, доброе, красивое и полезное дело, напротив, вот тут только и начинает человек мало–мальски походить на человека, когда он разочаруется в человечестве». Великую Отечественную войну дедушка Пришвин провел под Переславлем–Залесским и с новой, молодой женой. Позже Валерия Пришвина напишет книгу об их невероятно нежных отношениях «Мы с тобой. Дневник любви», но еще раньше писатель загадает своим читателям последнюю загадку, когда умрет 16 января 1954 года — в день, в который 14 годами ранее он обрел то, что, может быть, и искал в путешествиях всю свою жизнь. «Любовь на земле есть единственная достойная удивления сила, — утверждал тот, кто самое известное свое произведение «Кладовая солнца» закончил рассуждением о чертях и болоте. — Мы дознались, что торфа в этом болоте хватит для работы большой фабрики лет на сто. Вот какие богатства скрыты в наших болотах! А многие до сих пор только и знают об этих великих кладовых солнца, что в них будто бы черти живут: все это вздор, и никаких нет в болоте чертей».
