Иван Устинович, кажется, добился своего: на вилейские болота выезжают и поисковая группа, и корреспондент «Р»…
«В порядке живой очереди». Так хотелось мне назвать эти заметки, да хорошо, вовремя спохватился. Какая же это «живая» очередь, если числятся в ней… мертвые. Которые шестьдесят пять лет ждут своей очереди быть… похороненными по нашим человеческим и христианским обычаям.
«Мне не было еще одиннадцати лет, но я прекрасно помню, как на моих глазах падал сбитый немецкими истребителями наш бомбардировщик. Он упал в болото, заросшее мелким сосняком, в трехсотпятидесяти метрах от нашего хутора. Местные жители, прибежавшие на место падения, пытались захоронить трех погибших членов экипажа, как и положено, на суше, но оказавшиеся здесь сотрудники НКВД приказали: «Закапывайте здесь…»
Автору письма, Ивану Никифоровичу Устиновичу, семьдесят шесть лет, он инвалид второй группы с целым букетом терзающих его хворей. Спасаясь от них, он, минчанин-строитель, давным-давно перебрался на жительство в деревню Вязынь Вилейского района. Здесь, по его словам, «ожил». Но если к чисто физическим недугам как-то притерпелся, то душевная рана заживать не хочет. Да и сам человек никак не может смириться с тем, что три советских летчика, момент гибели которых он наблюдал еще мальчишкой, так и лежат безымянными в болоте с 25 июня 1941 года.
Это в самом деле так. И это очень странно, потому что обращаться во всевозможные инстанции с просьбой найти безымянную могилу и по-человечески, по-христиански перезахоронить останки Иван Никифорович начал еще в 1965 году. Ладно, пусть за «грехи» и элементы невнимательности и бездушия, имевшие, стало быть, место в бывшей большой стране, сегодня отвечать некому, но мы-то, граждане суверенной страны, от этой страшной войны столько натерпевшиеся, что себе думаем?
«В 2005 году обратился по телефону к военкому Вилейского района Олегу Загорскому. Ничего, кроме разговоров. Дело с мертвой точки не сдвинулось. В том же году в июле обратился в Министерство обороны к полковнику Виктору Шумскому (начальнику управления по увековечению памяти защитников Отечества и жертв войн. — Авт.), который обещал решить поставленный мною вопрос в надлежащем виде в ближайшее время. В апреле мне звонит райвоенком Загорский и сообщает, что по моему заявлению сделано много, разработана смета, но сам объект в текущем году разработан быть не может. На мой вопрос: «Почему?» — получил ответ: «У нас еще 16 объектов, и мы просто не успеваем».
Нет у меня, в принципе, оснований не верить Ивану Никифоровичу, с которым побеседовал лично, но и слова его горькие ответом на поставленный выше вопрос считать тоже не хочется. Поэтому связываюсь с сотрудником Вилейского райвоенкомата Анатолием Носачом.
— Ситуация на месте падения самолета такова. Если во второй половине лета сюда еще можно добраться и попытаться что-то предпринять, то весна и первая половина – сплошное болото, вода по пояс. Тем не менее в прошлом году мы с Иваном Никифоровичем там побывали, составили информационный лист, заверили его печатью в сельсовете. Есть, на мой взгляд, 99,8 процента гарантии, что рядом с местом падения (а оно, хотя болото все и затягивает, пока выделяется и контурами, и характером растительности) находятся и останки летчиков, — говорит Анатолий Сергеевич.
От него узнаю несколько любопытных подробностей. Над самолетом, который не взорвался при падении, «поработали» и партизаны, и местные жители. Первые забрали один пулемет, где второй – неизвестно, вторые понаделали ложек из крыльев, есть и непроверенная информация о том, что куда-то исчез и один из двигателей. Но, и это самое главное, место самого падения и сейчас можно определить очень четко – направление его последнего полета хорошо указывает полоса покалеченного леса.
Словом, если поисковики развернут здесь работу, то безрезультатной она не окажется. Что мешает это сделать, если информационный лист составлен, отправлен в управление по увековечению? Понятно, поисковый батальон, структура не безразмерная, личный состав загружен до предела, в прежние годы только в Вилейском районе его бойцы вели раскопки на пяти захоронениях времен войны, а еще шестнадцать и в самом деле ждут своей очереди. Но не забудем и еще одну важную деталь. Работники НКВД тогда, в 1941 году, изъяли документы погибших. Что это значит? А то, что в списках без вести пропавших погибшие летчики, скорее всего, не числятся, их родные и близкие получили похоронки. Но вряд ли знают, что их могилой стало вилейское болото.
Связываясь с начальником Управления по увековечению полковником Виктором Шумским, все это я держал в виду и хотел уточнить ситуацию, отнюдь не требуя немедленного ее разрешения. Виктор Викторович о ней помнил и попросил перезвонить через час.
Полковник Шумский, когда я ему в условленное время перезвонил, был краток:
— Закрываем вопрос. На следующей неделе (строки эти я пишу 21 июня. – Авт.) в район падения самолета выезжают наши люди, и я лично проинформирую об этом Ивана Никифоровича Устиновича.
Что ж, после этого мне только и оставалось, что обратиться к своему собеседнику с личной просьбой и получить на нее положительный ответ. Это значит, что на той неделе корреспондент «Р» вместе с поисковиками отправляется в необычную экспедицию, и наши читатели будут иметь самую полную и достоверную информацию о происходящем.
