Хождение в рабочий класс

Психологи уверяют, что ради сохранения душевного равновесия мужчинам после сорока иногда полезно круто менять род деятельности. Может быть, потому, что пятый десяток я еще не разменял, да и в профессии журналиста есть еще к чему стремиться, но к ярым сторонникам этой теории я себя не причисляю. И на Витебском мотороремонтном заводе я появился вовсе не затем, чтобы подтвердить или опровергнуть умозаключения ученых мужей, ратующих за кардинальные изменения в карьере. Проведя целый день в механическом цехе, я делал кое–какие записи. Мои наблюдения, бесспорно, это только частный случай, но, возможно, они помогут многим составить представление о буднях простых рабочих, которых мы, журналисты, гоняясь за звездами и сенсациями, часто незаслуженно забываем.

Театр — с вешалки, завод — с ветоши

Как любой человек, которому предстоит столкнуться с чем–то новым, я, конечно же, фантазировал, как ранним утром вольюсь в дружный людской поток, который понесет меня сквозь заводскую проходную... Но жизнь рушит стереотипы...

Витебский мотороремонтный расположен в самом конце большого индустриального района. Даже накануне нового рабочего дня тихая городская окраина не выглядит многолюдной и оживленной. Такое ощущение, наверное, складывается потому, что «моя» смена начинается в 8.30, когда в других цехах работа уже кипит вовсю. С другой стороны, мой новый коллектив небольшой, около 280 человек — вот и нет ажиотажа на проходной.

Николай Овчинников, директорствующий на заводе более 20 лет, встретил меня просто, без церемоний, и перед тем как отправить в механический цех, предложил воспользоваться своей телогрейкой. Николай Романович — мужчина плотный, в хорошей физической форме. А я... В общем, потерялся я в его телогрейке, так что пришлось для меня кое-что более подходящее по размеру подыскать.

Одну вещь я понял сразу: если не хочешь испачкаться, на производство дальше директорского кабинета не суйся. Здесь и покрытые толстым слоем мазута детали тракторных двигателей, и эмульсол, циркулирующий в охлаждающей системе станка, и вязкий солидол... Но, как говорится, волков бояться — в лес не ходить! Поэтому я поступил так, как научили меня мои новые коллеги: взял ветошь, эдакий белый чулок длиной сантиметров 30, но с распущенными концами, натянул его на руки, прорезал скальпелем отверстия для больших пальцев — и перчатки готовы! На ладони они сидят плотно, широким раструбам рукавов ватника в крутящиеся детали попасть не дают, а что пол–ладони и кончики пальцев тут же становятся черными, — так в каждой профессии есть свои издержки.

Стать токарем — не судьба

По дорожкам, отмеченным сплошными желтыми линиями, снуют электрокары, станки стрекочут, словно гигантские кузнечики, будто разозленная змея шипит мойка — это первые впечатления от механического цеха. «Поступаешь, Сережа, в распоряжение Петра Алексеевича», — знакомит меня, пожалуй, с самым опытным токарем на заводе директор.

60–летний Петр Устинов, занятый до моего появления изготовлением гаек для коробки перемены передач «Кировца», оставил работу и, как мне поначалу показалось, приготовился любезно делиться секретами своего мастерства.

— У меня IV разряд, но я, как и вся бригада, на сделке, так что от разряда здесь немногое зависит, — рассказывает мой учитель. — План делаем на 130 — 150 процентов. Есть у нас такие, кто и по 300 дает, но все равно больше 400 — 500 тысяч рублей в месяц редко получают. Поговаривают, в ближайшее время расценки изменятся, может, тогда и заработки вырастут...

— А ученики у вас с чего начинают? — намекаю я на то, что готов приступить к работе.

— Это раньше азами мастерства ученики овладевали на заводе, неделю стоя за спиной мастера, — словно не замечая моего трудового порыва, продолжает Устинов, — а теперь они с IV — V разрядом из училища приходят... Только мало талантливых ребят на производстве остается. Многие в коммерцию, в торговлю уходят.

— А меня научите чему–нибудь?

— Нет, Сережа, по технике безопасности я не могу пустить тебя к станку, — невозмутимо продолжает токарь.

— Хоть самое–самое простое! — чуть ли не умоляю я. — Ну стружку–то металлическую убрать можно?

— Ни в коем случае! Ты руки порезать можешь... Лучше продолжай делать записи в блокноте. Это — твоя работа.

До обеда, который из–за экономии электроэнергии в утренние часы проходит здесь необыкновенно рано, с 11.30 до 12.00, мне так и не удалось овладеть азами профессии токаря. «Что ж, придется попытать счастья по другой специальности», — подумал я и отправился с Петром Алексеевичем мыть руки.

Кто хорошо ест,

тот хорошо работает

Типичная заводская столовка полна народу. Все стремятся уложиться в отведенные полчаса. Не мешкаем и мы с Устиновым. Мой несостоявшийся учитель берет первое, второе и чай — все за 1100 рублей. На поднос, где уже дымятся тарелки с борщом и вторым, состоящим из тефтели с ячневой кашей, я ставлю капустный салат, томатный сок и сметанник, но все равно укладываюсь в 2 тысячи. В городе этих денег даже на гамбургер с чашкой кофе не хватит! Несмотря на это, многие приносят «ссобойку» и поглощают ее прямо в цехе, где отведен специальный бытовой уголок. К моему приходу трапеза закончена и токари дружно «забивают козла».

— Ну ты и отдуплил, ну ты и ухандохал...

— Что ж ты, Коля, делаешь?

— Корреспондент рядом сел, вот я и разволновался!

Взрослые мужики от души лупят костяшками по деревянной крышке стола, сопровождая каждый ход «смачными» комментариями (барышень поблизости не наблюдается, так что можно дать волю эмоциям).

Мелодия для шлифовщика с «мобилой»

После обеда, не утратив энтузиазма, я решил податься в шлифовщики.

— Вас как зовут? — поинтересовался я у статного мужчины, ловко управлявшегося с полутораметровым валом от двигателя ЯМЗ–240 и одновременно разговаривающего по мобильному телефону.

— Я — Гриша, — ответил тот, и я почему–то сразу понял, что с ним мы обязательно сработаемся...

Перво–наперво Григорий Болотников научил меня менять патроны круглошлифовального станка: сначала отжимаем крепежные гайки, затем выкручиваем по два болта длиной с палец, цепляем на подъемник агрегат весом под 30 килограммов... Готово! Григорий транспортирует патрон на место и зовет меня чистить «центра» очередной заготовки.

— Ножичком грязь убираешь, — объясняет он, — если есть заусенцы, это место сровнять необходимо. Занимайся давай, — командует учитель, — я через пять минут приду.

Элементарнейшую операцию я выполняю со скрупулезностью хирурга. Мне очень хочется, чтобы Гриша похвалил мою работу, но он, даже не взглянув на вычищенные до блеска отверстия, промазал их солидолом и установил деталь на станок. Невнимание к моей персоне сначала возмутило, но затем я понял, что таких «чисток» за смену Грише приходится выполнять десятки, а то и сотни. Движения отработаны, отточены до автоматизма, а тут еще корреспондент навязался...

Пока шлифовальный круг снимает с рабочих поверхностей вала тонкий, до полумиллиметра, слой металла, мы с Болотниковым беседуем «за жизнь». Родился он в Городокском районе, закончил витебское 154–е училище по специальности слесарь механосборочных работ. На мотороремонтный, где поначалу трудился на дефектовке деталей, пришел в 90–м. Затем стал учеником Виктора Строганова, у которого и получил солидный багаж знаний. «Естественно, будучи учеником, приходилось выполнять самую грязную работу, — вспоминает Григорий, — но зато теперь все нюансы от «А» до «Я» знаю». Действительно, со всеми этими люнетами и индикаторными стойками Гриша управляется здорово!

Чтобы восстановить, к примеру, вал, нужно произвести 5 — 6 различных операций и потратить практически целый день. Без шлифовки здесь не обойтись: поверхность нужно подготовить к напылению или наплавке металла, а после этого — «облагородить» новенький, но грубый кусок железа.

В зависимости от сезона Болотников зарабатывает от 200 до 400 тысяч рублей. Он женат, двое детей уже ходят в школу. Зимой две комнаты в заводском общежитии обходятся тысяч в 70.

— Не туговато?

— Жена работает в детском садике, родители в деревне, слава Богу, живы, помогают натуральными продуктами...

На этом месте наш разговор прервала мелодия из «Бумера», Григорий отвернул воротник, к которому приколот мобильник, и на некоторое время углубился в серьезный разговор.

— Проблемы? — поинтересовался я, когда Болотников оставил трубку в покое.

— Нет, просто по чертежу вопросы возникли. Вот мы с инженером их и обсудили. С телефоном удобно, не нужно бегать по заводу каждые пять минут.

Размышления у проходной

На Витебском мотороремонтном заводе восстанавливают сегодня как отечественные, так и старые ярославские, харьковские двигатели: «Кировцев», «Донов–1500» в области еще достаточно. Принимают здесь заказы и из других регионов страны. «Пока в Беларуси сеют, за судьбу завода я спокоен», — говорит директор Николай Овчинников. Если бы только все клиенты рассчитывались вовремя, мы были бы одним из самых престижных предприятий в городе. А так... Нам должны и мы должны — ситуация привычная».

Парк сельскохозяйственной техники сейчас по сравнению с 80–ми годами прошлого столетия уже не тот, поэтому, чтобы не терять объемов производства, в прошлом году в Витебске освоили выпуск плющилки зерна, применяющейся для производства комбикорма. Опытный образец отдали в кооператив «Макарово–Агро», что в Брестской области, и получили оттуда прекрасные отзывы. Но самим массовое производство не потянуть: металл нужен, комплектующие, да и значительная часть оборудования после пуска завода в 1968–м не обновлялась. Была бы государственная программа, тогда — да. Не секрет, что многие сегодня в первую очередь на цену смотрят: так, плющилка Витебского мотороремонтного более чем в 2 раза дешевле, например, импортной финской обойдется.

Именно об этом рассказывал директор, провожая меня до проходной, где грузовик очередного расплатившегося клиента готовился выехать с территории завода. Здесь же приземистый лохматый пес по кличке Бантик, спасенный рабочими от зубастых уличных дворняг, с удовольствием грыз косточки, оставшиеся после обеда, и не обращал никакого внимания ни на автомобиль, ни на спешащих через проходную людей, у которых завершился очередной рабочий день...