Хорошо там, где мы есть!

Нашу когда–то крепко сбитую компанию давно раскидало по свету. Троих — в Америку, двоих — в Канаду, еще двоих — в Москву. Лет пять назад процесс застопорился, и теперь охота к перемене мест стала какой–то вялотекущей. Уехать на год–два, подзаработать и вернуться. Или полмесяца — в Киеве, полмесяца — в Минске — тоже удобный жизненный выбор. Один демограф сравнил этот тлеющий миграционный процесс — кстати, в западной части СНГ почти повсеместный — с движением теста, медленно поднимающегося в квашне. Период «скороспелых дрожжей», похоже, миновал, очередная волна эмиграции улеглась. Можно вдаваться в тонкости миграционной политики, можно — в высокопарные рассуждения о березках, а мой старый школьный учитель предпочитает вечную народную мудрость: «Где родился, там и пригодился».

Ну не пригодились за океаном советские звезды — ни Алексей Глызин, ни Александр Журбин, ни Ирина Роднина, ни «Парк Горького». Все они, пересидев в эмиграции смутные 90–е, вернулись, о своих «американских университетах» больше помалкивают. А ведь уезжали с планами наполеоновскими, как, вероятно, и многие–многие другие. Волна эмигрантов (причем без учета детей) из «Союза нерушимого» в 1990 году по сравнению с 1980–м увеличилась, по одним данным, в 10 раз, по другим — в 20, по третьим — более чем в 30 раз. В 1993 году Беларусь тоже покинул почти что районный центр — более 60 тысяч человек. Прошло 15 лет — эмиграция из бурного потока превратилась в ручей, сократившись, по данным Института социологии НАН, всемеро. Социологи говорят уже о положительном сальдо миграции. Более того, отмечают определенный сдвиг в весьма и весьма болезненной проблеме белорусской науки — речь об «утечке мозгов». Считается, что наши интеллектуальные «потери» составляют ныне 0,1 процента от общей численности научных работников, — куда меньше, чем в европейских странах. Скептики, впрочем, остаются при своем мнении: ну и что, лучшие из лучших, мол, все равно уехали. Так–то оно так: по данным мониторинга Института социологии, за последние 10 лет страна потеряла 767 ученых (в среднем за год, представьте, это по 70 — 90 специалистов, в том числе по 5 — 6 докторов наук!). Но потеряла, оказывается, небезвозвратно. За последнее время 29 человек вернулись и, что особенно показательно, в основном из США и Германии — стран, которые и поныне наряду с Россией, Англией и Италией молва зачисляет в пятерку самых привлекательных для жизни. Похоже на тенденцию?

Сами социологи говорят об этом едва наметившемся «обратном» процессе очень осторожно: факты есть — массовой тенденции нет. Зато недавние соцопросы свидетельствуют о другом: уезжать из страны большинство наших соотечественников не желает, а те, кто все–таки хочет, — отнюдь не насовсем. Временно — возможно, если подвернется хорошая работа — да, но только для 6 процентов респондентов это своего рода идея фикс. Остыли. Обросли семьями. Растеряли запал. Убедились на чужом и собственном примере: не всегда хорошо там, где нас нет. Потому что готового места под солнцем там нет тоже. Подающий надежды врач может пять лет сидеть на кассе в супермаркете под Нью–Йорком, без пяти минут доктор физико–математических наук — преподавать в колледже у трудных подростков. Собственная практика? Диссертация, которую привез в чемодане? «Ой, Люда, давай не будем...»

У «центробежных» настроений сегодня, кажется, иной вектор. Летним пятничным вечером именно он создает на дорогах немыслимые пробки. Дача, загородный коттедж, скромный домик в деревне, а то и туристическая палатка — туда мы, словно перестоявшее тесто, и убегаем из городской «квашни» — суеты и смога. Говорят, участки у лепельских озер расходятся, как горячие пирожки, а у Браславских уже и расхватывать нечего. Что ж удивляться, если каждый четвертый горожанин социологам в открытую заявляет, что готов вернуться жить на лоно природы, правда, при определенных условиях! А каждый тридцатый — что переедет жить в деревню, не раздумывая! Вот эта «природная» миграция — тенденция действительно интересная.