В американском Питтсбурге открылся саммит «большой двадцатки». Главы 19 крупнейших экономик мира и представитель Евросоюза съехались вчера к ужину в сад стеклянных скульптур. Место встречи хозяин Барак Обама явно выбирал со смыслом: стеклянный сад — это красивая метафора нашего хрупкого мира. Сегодня во время официальных мероприятий мировые лидеры должны будут найти способы, как сделать финансовую систему более прочной. Об их усердии можно будет судить завтра. Но по сравнению с двумя предыдущими собраниями сегодня на «группу двадцати» оказывается гораздо меньшее давление. Мировая экономика, похоже, оттолкнулась от дна, так и не дождавшись крупномасштабных коллективных действий. Арсенал действий G20 откровенно не впечатляет. Едва ли не единственной инициативой, внятно озвученной накануне саммита, является предложение француза Николя Саркози обуздать премии–бонусы банкирам. Если это главная проблема, может, все не так плохо, как казалось...
Анализируя «Великую депрессию», историк экономики Чарльз Киндлбергер пришел к выводу, что экономический кризис 30–х годов получил такой размах потому, что в критически важный момент в мире не оказалось лидера. Образно говоря, скипетр и держава находились в пути через Атлантику — из Британской империи в США.
Во время нынешнего кризиса Соединенные Штаты вроде бы разделили бремя лидерства с 19 другими крупными экономическими центрами. Первый саммит «большой двадцатки» в ноябре прошлого года созвал Джордж Буш у себя в Вашингтоне. Не ООН, не МВФ и не Всемирный банк, а именно эта стихийно возникшая полунеформальная организация взяла на себя полномочия определять мировую стратегию выхода из рецессии.
Российские экономисты Леонид Григорьев и Марсель Салихов считают, что усилия G20 пока остаются довольно «общими и неконкретными». В Америке практических договоренностей вообще не было достигнуто. В апреле на Лондонском саммите удалось лишь увеличить ресурсы МВФ. Всемирный нэп никто не сформулировал, и вряд ли это сделают сейчас в Питтсбурге. «Рисковые фонды несколько обуздают отчетностью, снизится количество оффшоров», — прогнозируют эксперты, но в целом, по их мнению, «мир после кризиса будет похож на его предкризисную версию».
А еще в начале года американский «Ньюсуик» вышел с обложкой, на которой аршинными буквами было написано: «Мы все теперь социалисты». Казалось, что вот–вот мы станем свидетелями рождения некоей новой разновидности капитализма — с человеческим лицом. Сегодня вообще многие уже сомневаются в возможностях «большой двадцатки» или любой другой международной организации менять правила игры.
В мозгу журналиста американской «Глобал пост» Майкла Голдфарба прочно засели слова двух брокеров из Сити, с которыми он пообщался в курилке перед саммитом G20 в Лондоне. Один сказал: «Не важно, что они делают. Мы что–нибудь придумаем», а его приятель добавил: «Мы намного умнее, чем они». В последующие месяцы, когда росли бонусы банкиров, не исполнялись другие решения встречи в верхах, бахвальство молодых экономистов, увы, подтверждалось. «Правительства сейчас слабее, чем когда бы то ни было, — к такому выводу приходит Голдфарб. — В эпоху глобализации у них нет эффективного контроля над механизмами экономики».
За последний год лопнуло множество «пузырей», но кризис заканчивается слишком быстро для того, чтобы Уолл–стрит или лондонский Сити сами, без чьей–то указки, извлекли из него серьезные уроки. ВВП Штатов, Японии и Германии уже посылают позитивные сигналы. Надежда не столько на «двадцатку» глав государств, сколько на Кейнса, учение которого переживает вторую или третью молодость. Он описывал глобальный парадокс бережливости, и если окажется прав, то выздоровление экономики затянется, а значит, реформы все–таки придется проводить.
Нынешний экономический кризис, скорее, может привести к переменам в мировой политике. Экс–премьер Бельгии Ги Верхофстадт один из тех, кто считает, что 2008 год может войти в историю как поворотный момент. Как 1989–й, 1945–й или 1917–й. По его мнению, экономический упадок на Западе, вне всякого сомнения, отразится на его политическом превосходстве, хотя конец этому доминированию, разумеется, и не придет в одночасье.
Бедные почти наверняка станут еще беднее. Так что в каком–то смысле кризис, наоборот, закрепит превосходство западных стран. Мог бы. Но отдельные государства, которые относятся к классу развивающихся, даже сегодня демонстрируют неплохие темпы роста экономики, постепенно приближаясь к флагманам. Прежде всего нужно упомянуть Китай.
На наших глазах формируется подлинно многополярный мир.
«США стремятся к новой эре взаимодействия с миром на словах и на деле, — согласился с этим на сессии Генассамблеи ООН Барак Обама. — Для всех нас наступило время взять на себя свою долю ответственности. Те, кто привык ругать Америку за односторонние действия в мире, не могут теперь оставаться в стороне и ждать, что Америка в одиночку решит все мировые проблемы».
Яркая речь американского президента — это не столько призыв к действию, сколько констатация. Но разделить влияние с другими — это проще произнести, чем сделать. Многополярный мир — а в истории уже было много примеров такой геополитической раскладки — хаотичен. А один из синонимов этого слова — нестабилен. Решать глобальные проблемы в нем может оказаться еще труднее.
