Он работал с Петром Машеровым и Тихоном Киселевым, в его судьбу вмешался даже Никита Хрущев
Книга эта попалась мне случайно. Честно признаюсь, начинал читать ее с неохотой. Но страница за страницей, факт за фактом — и документальная повесть «Дорога жизни» так увлекла меня, что я осилил ее за один вечер. А осилив, стал искать телефон главного героя — Анатолия КОНОНОВИЧА, чтобы с ним встретиться. Особенно меня заинтриговало, что на работу председателем колхоза его благословил сам первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев!
Из книги «Дорога жизни»
«В кабинет к Николаю зашел помощник и сказал:
— Получил письмо из колхоза «Советский пограничник», в котором колхозники просят бюро райкома прислать к ним вас председателем.
— Ты его зарегистрировал? — спросил Николай.
— Нет.
— Дай мне, я положу его в сейф. Пусть полежит, — сказал Николай.
Долго лежать там ему не пришлось. Утром раздался звонок от Машерова, первого секретаря Брестского обкома партии. Он лично пригласил Николая к себе. Как только Николай вошел в кабинет, Петр Миронович спросил:
— Почему вы такой бюрократ? Колхозники прислали письмо, а вы даже ответить не пожелали?
— Я только вчера получил письмо.
— Аналогичное письмо с большим количеством подписей колхозников поступило в ЦК КПБ Мазурову, ЦК КПСС Хрущеву и в газету «Правда». Придется тебе ехать в колхоз, хотя мне тебя отпускать не хочется. Поработаешь года два, и мы тебя заберем обратно…
Домой возвращался взволнованный. Нет никакого опыта. Руководить колхозом — большая ответственность. Утром не пошел на работу. Целую неделю не выходил на улицу. Он не видел выхода из создавшейся ситуации… Наконец позвонил председателю райисполкома:
— Отвези меня на собрание колхозников»…
И ВОТ мы сидим с Николаем, главным героем книги, он же — Анатолий Леонтьевич Кононович, автор повести. Он уточняет:
— Я хоть и изменил имя, но все факты и даты в моем произведении выверены, все действующие лица не вымышлены.
— Анатолий Леонтьевич, а чем вы так полюбились колхозникам «Советского пограничника», что они написали даже письмо Никите Хрущеву?
— Я в то время работал секретарем Домачевского райкома партии, выступал в этом хозяйстве на собраниях, на сессиях сельского Совета. Был молод, горяч, выдвигал дельные предложения. Вот и заприметил меня народ.
— Но, заприметив, народ не сильно бросился на поля после прихода нового председателя. Вы поехали посмотреть, как выполняются ваши указания, и, к сожалению, ни бригадиров, ни колхозников там не нашли. Все работали на своих участках. И только когда вы изыскали деньги и стали платить семь рублей за трудодень, увидели: на работу вышло столько людей, что не всех можно было сразу загрузить…
— О многом мне в то время приходилось задумываться. О кадрах и новых технологиях, о кормах и сдаче льна, о хозрасчете для каждой бригады и электрификации сел. Но особенно волновало воровство. Можно было позвать на помощь милицию, посадить в тюрьму пару человек. Я пошел по иному пути. Когда, например, мы изобличили тех, кто украл льноволокно, и составили акты, то сказали: давайте все решим мирно. Если к утру вернут украденное, то мы даже начислим за него трудодни. На другой день кладовщик доложил мне: на склад поступило около 6 тонн льноволокна из деревни Комаровка. И люди перестали воровать.
— Но вы были уникальным председателем колхоза в нашей стране. И не только потому, что вас утвердил сам Хрущев, как подчеркивал не раз Петр Миронович Машеров. А вы еще исполняли обязанности секретаря райкома партии?
— Да, три месяца. Но после отчетно-выборной партийной конференции, на которой присутствовал и Петр Миронович, думаете, забот поубавилось? Под наше крыло попросились сельчане из колхоза имени Сталина Томашевского сельсовета. Довод один: в «Советском пограничнике» платят за трудодень семь рублей, а у нас 27 копеек. Им не отказали. После объединения в нашем колхозе стало 7 сел, территория увеличилась вдвое. От крайней деревни с одной стороны до крайней деревни с другой — 40 километров. Но дело не в расстояниях. Работы стало невпроворот. Мы сделали упор на развитие многоотраслевого хозяйства с высокой оплатой труда. И добились своего.
— Анатолий Леонтьевич, а зачем вы копали ямы под навесом, укладывали там льноволокно и засыпали землей?
— Это народная технология. Когда мы отвезли льноволокно на сдачу, то вес его оказался на 600 килограммов больше, удивительно было и то, что лен был принят 22-м номером, а не восьмым, как раньше (в те времена были иные методы обработки и сдачи льна. — Авт.) Райком партии провел специальное совещание председателей колхозов по этому вопросу. Выступил на нем и я, но ни один из руководителей не заинтересовался нашими опытом и результатами. А они были прекрасные: увеличили доход хозяйства, оплату труда колхозников, все мы получили премии.
— Дела в вашем колхозе, который после объединения стал носить имя Дзержинского, шли прекрасно, но в 1963 году вы попросились на учебу в Высшую партийную школу. Что, знаний не хватало?
— Да, не хватало. Война помешала окончить школу. Партизанил, воевал на фронте с 16 лет. Пытался в Петрозаводском военно-пехотном училище наверстать упущенное, но помешала болезнь, поступил в Брестское педагогическое училище на заочное отделение. А тут мне стали поручать самые ответственные участки работ: мол, фронтовик, вся грудь в орденах, две медали «За отвагу», он и в мирных делах проявит себя.
А если быть честным до конца, то стали донимать ранения. Мне даже ногу хотели отнять, спасло чудо. А потом прихватил туберкулез. Все это не могло не сказаться на здоровье. Хотелось немножко отдохнуть, а потом с новыми силами взяться за дело.
— Но в свой колхоз вы не попали после окончания ВПШ. Вас направили в Комитет партгосконтроля БССР…
— Однако, работая там, я продолжал учиться. Поступил в аспирантуру. Написал и защитил диссертацию по экономике в БГСХА, написал монографию. Меня заметили, предложили новую работу в Минфине БССР.
— Мне вспомнился эпизод из вашей книги. Когда началась война, вы стали учеником портного. И сшили для себя генеральскую форму из солдатской одежды. В ней ходили по деревне, в ней отправлялись и на боевые задания, которые отдавало командование партизанского отряда. Сельчане называли вас «наш генерал». Значит, еще в юные годы вы готовили себя к высокой должности?
— Генералом я не стал. Дослужился до майора. Но на мирном поприще, да, занимал высокие посты. Пастушок из деревни Толково стал первым заместителем министра финансов БССР.
— Анатолий Леонтьевич, вот вы часто вспоминаете Машерова, написали в своей книге о встречах с председателем Совмина Тихоном Яковлевичем Киселевым…
— Я благодарен судьбе, что на моем жизненном пути повстречались такие, не побоюсь этого слова, великие люди. С Петром Мироновичем я познакомился, когда он был первым секретарем ЦК комсомола Беларуси. А я в то время возглавлял комсомолию Каменецкого района. А когда Петр Миронович стал первым секретарем Брестского обкома партии, мы виделись почти ежедневно. То он приезжал к нам, то мы мчались в Брест. Работа обязывала, да и не только она. Возникали проблемы и личного характера. К кому ехать, кому пожаловаться? Конечно, к Первому.
Ну а если говорить о Тихоне Яковлевиче Киселеве, то Министерство финансов непосредственно курировал сам председатель Совмина. Мне постоянно приходилось быть у него на приеме, выполнять его поручения и задания, а затем докладывать об их исполнении. Друг друга мы знали по работе более 30 лет.
— Невольно возникает вопрос, что дает вам силы быть в боевом строю, работать, несмотря на возраст?
— Секрет стойкости простой. За жизнь надо драться, держаться за нее! Я не сижу дома. Постоянно посещаю школы, гимназии, институты, где выступаю, рассказывая о своем и нашем героическом прошлом. Дружу с молодежью. Один комсомольский отряд назван моим именем. И я не забываю свой родной край, родину детства и юности, заглядываю иногда в хозяйство, где был руководителем.
К сказанному добавлю: у Анатолия Кононовича три благодарности Президента Республики Беларусь, на груди рядом с боевыми наградами заблестел орден Почета.
Евгений КАЗЮКИН, «БН»
НА СНИМКАХ: замминистра финансов; Анатолий КОНОНОВИЧ на фронте, 1944 год; на колхозном поле с бригадиром; с женой Лидией Никифоровной.
