К своей гибели он готовился

В ЭТОМ году, 9 марта, исполняется 80 лет со дня рождения Юрия Гагарина. Своими воспоминаниями о первом космонавте и предположениями о причинах его гибели с корреспондентом «СГ» поделился Анатолий СУЛЬЯНОВ, генерал-майор авиации, летчик первого класса, писатель и заслуженный работник культуры БССР, автор книги «Взлет и трагедия Юрия Гагарина». Человек, которому не только удалось лично познакомиться с космонавтом, но и взять у него интервью.

Как Юрий Гагарин давал первое интерьвью Анатолию Сульянову в пустом ресторане ЦДСА

В ЭТОМ году, 9 марта, исполняется 80 лет со дня рождения Юрия Гагарина. Своими воспоминаниями о первом космонавте и предположениями о причинах его гибели с корреспондентом «СГ» поделился Анатолий СУЛЬЯНОВ, генерал-майор авиации, летчик первого класса, писатель и заслуженный работник культуры БССР, автор книги «Взлет и трагедия Юрия Гагарина». Человек, которому не только удалось лично познакомиться с космонавтом, но и взять у него интервью.

Я БЫЛ слушателем военной академии в Москве, летчик, умеющий писать рассказы. Когда стало известно о полете Гагарина в космос и о том, что его ждут в Москве, меня вызвал начальник академии, главный редактор академической газеты, и дал нам с фотокорреспондентом Вартаняном задание: побывать на встрече Гагарина и представить его снимки.

Приехали во Внуково на общественном транспорте и увидели колонну из человек двадцати: лейтенанты и капитаны, среди которых был один майор. Я удивился: как получилось, что на встречу Гагарина снарядили лейтенантов, а не военачальников? Позже оказалось, что это был отряд будущих космонавтов.

Но тогда мы подошли к майору, я показал документы: мол, тоже летчик, и он разрешил нам стать в строй. Мы встали в хвост колонны — и нас везде пропустили! Вот такое везение. Колонна остановилась в метрах десяти от правительственной трибуны.

Самолет Гагарина — Ил-18 — летел до аэродрома в сопровождении истребителей. И лишь когда пошел на посадку, «эскорт» отстал. Всем, конечно, хотелось увидеть, как Гагарин выходит из самолета, уже с майорскими погонами — ему присвоили внеочередное звание.

И вдруг я замечаю, что он правой ногой плохо ступает, как будто тянет ее. Моя первая мысль: повредил при посадке. Но потом присмотрелся: у него развязался шнурок, и он боялся на него наступить, чтобы не шлепнуться перед всем миром — одних телекамер было около сотни. Тем не менее шел он быстро.

— Анатолий Константинович, каким он вам показался на первый взгляд?

— Я думал увидеть богатыря, а он оказался совсем молоденьким, щупленьким, ростом всего 164 сантиметра. Но все равно нахлынуло восхищение его подвигом. Пока он шел, все кричали «ура». При этом никто не командовал, кричали сами, от избытка чувств.

Гагарин доложил Хрущеву о выполнении правительственного задания. Тот его обнял, расцеловал, и только потом дошло дело до жены, детей, родителей.

Хрущев говорил в микрофон тоже в состоянии восхищения, слышно было, что его переполняют эмоции. Продолжалась встреча минут сорок. Потом мы с фотокорреспондентом и вместе с будущими космонавтами сели в их автобус и в колонне с машиной, в которой ехал Гагарин, отправились дальше. Вся Москва, казалось, вышла встречать первого космонавта.

Такое столпотворение и такое приподнятое настроение на Красной площади я наблюдал лишь однажды — 9 мая 1945 года, в День Победы. Я тогда учился в Москве в спецшколе военно-воздушных сил. А 14 апреля 1961 года, как и 9 мая 1945-го, мне было приятно и радостно. Трепетало сердце, пела душа. Мне казалось, что я счастливейший человек.

— А как же личная встреча с Гагариным?

— Ровно через год я получил пропуск в Центральный дом Советской Армии для участия в конференции, посвященной полету Гагарина в космос. Но меня снова вызвали в политотдел и велели взять у него интервью. Я, конечно, объяснил товарищу генералу, что никто меня к Гагарину не пустит, что у меня даже возможности его перехватить не будет: сразу из машины его отправят в президиум. Но генерал был непреклонен.

Пригласительный у меня был на самый последний ряд, так что оттуда поговорить с Гагариным уж никак не получилось бы. Поэтому я приехал часа за четыре до начала мероприятия. Охраны там было видимо-невидимо, у каждой двери стояли по два человека.

И вдруг среди работников Дома Советской Армии увидел знакомое лицо. Этот майор тоже учился в академии, и мы однажды вместе сдавали экзамен. Я не знал ни его имени, ни фамилии. Но подошел, поздоровался, представился. Оказалось, он меня помнит и даже знает, что я член редколлегии. И я ему рассказал о полученном задании. Тот согласился помочь, велел мне идти за ним. Но вместо того, чтобы войти в здание Центрального дома Советской Армии, мы пошли куда-то в сторону, и зашли… на кухню: кругом котлы, плиты. Через нее мы попали в ресторан. Он в тот день не работал, и только одна дверь, ведущая в кухню, была открыта.

На одном из столиков уже лежали приборы, были приготовлены нарезка, фрукты, овощи... Товарищ сказал мне ждать здесь, что Гагарин появится минут за сорок до начала, а сам ушел.

И точно: в половине третьего открылась парадная дверь, и вошел Юрий Гагарин. Один, без сопровождения. Я встал, представился. Говорит: «Садись, только, знаешь, я голодный, с утра ничего не ел, так что давай короткие вопросы, чтобы можно было за едой отвечать».

Мне было интересно узнать, что такое невесомость и как человек себя в этом состоянии чувствует. Гагарин рассказал, что наука до его полета тоже не могла знать, как это, когда земное притяжение отсутствует. И как в этих условиях будет работать сердце, другие органы, мозг... «А вдруг я там, на высоте, потеряю сознание?» — говорил он.

Еще один важный момент, о котором рассказал Гагарин, это то, что он не мог приземлиться в самом спускаемом аппарате, а должен был катапультироваться, как это делают летчики, покидая самолет при аварии.

Я спросил, мог ли он погибнуть. Он не ответил, но было понятно, что он готовился к такому повороту событий. И в моей книге «Взлет и трагедия Юрия Гагарина» есть тому подтверждение: 10 апреля 1961 года, перед полетом, он написал своей жене Валентине прощальное письмо. Начиналось оно так: «Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка!.. Сегодня правительственная комиссия решила меня послать в космос первым. Знаешь, дорогая Валечка, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мною. Простому человеку доверили большую государственную задачу — проложить первую тропу в космос!.. Можно ли мечтать о большем? Ведь это история, это новая эра! Через день я должен стартовать. В это время вы будете заниматься своими делами...»

Это письмо должно было быть доставлено Валентине Ивановне в случае гибели космонавта. И его доставили, правда, уже в марте 1968 года.

— Знаю, что у вас есть книга с автографом первого космонавта…

— У меня с собой было две книги Юрия Гагарина «Дорога в космос». Он написал на них несколько слов. Но я перепутал их, когда отдавал вторую. В результате книжка с моей фамилией улетела в Польшу, а у меня осталась та, в которой написано: «Авиаторам северной группы войск».

— Во многом именно личное знакомство с Гагариным подтолкнуло вас к написанию книги о нем?

— Да, но не только это. Я много думал, анализировал, что могло произойти, что стало причиной его гибели. И пришел к выводу, что трагедия случилась из-за беззаботного отношения. Как можно было допустить Гагарина летать, после того, как он семь лет не садился за штурвал самолета? Летчик даже после отпуска должен совершить несколько контрольных полетов с инструктором. Да, он произвел несколько полетов, но, думаю, этого было недостаточно.

А полковник Серегин, испытатель, который тогда был с ним в самолете, до этого служил чуть ли не в пустыне, где и облаков-то не бывает. Полет в облаках — это самое сложное, что может быть, по себе знаю.

Гагарина и Серегина выпустили в облачную погоду, при этом ни один из них не был приспособлен к полетам в сложных метеорологических условиях. Они взлетели, и уже через 5—7 минут начала надвигаться облачность. Они доложили о выполнении задания и о том, что заходят на посадку. И, видимо, выполняя разворот, попали на критические углы атаки.

Эти свои предположения я рассказал Георгию Тимофеевичу Береговому. И Береговой, который дважды летал в космос, а до этого воевал на штурмовиках, согласился с моим мнением.

— Анатолий Константинович, а была ли вообще необходимость Гагарину летать?

— Я тоже задавал себе этот вопрос. Дело в том, что его должность называлась заместитель начальника Центра подготовки космонавтов по космической и летной подготовке. То есть он должен был проверять у летчиков технику пилотирования. Поэтому Гагарин начал настаивать и требовать вернуть его в небо.

Юлия БОЛЬШАКОВА, «СГ»

Фото Павла ЧУЙКО, «СГ»

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter