Возле Троицкого предместья Минска есть удивительный памятник: широко шагающий бородатый человек с посохом в руках, над ним — крона бронзового древа, в которой угадываются разные образы. Это памятник Язэпу Дроздовичу, странствующему художнику, философу, поэту, сновидцу... Памятник странно маленького масштаба — и это, на мой взгляд, отражает реальность. Мы не осознаем истинный масштаб своего гения, которого называют белорусским Чюрленисом, Рерихом, Циолковским...
Обидно слышать, что у нас нет узнаваемых в мире фигур, хотя есть персоны, которые могли бы стать такими. Например, Язэп Дроздович. В издательстве «Мастацкая лiтаратура» вышел объемный том «Язэп Драздовiч. Праз цернi да зорак». На 54–м Национальном конкурсе «Искусство книги» книга получила диплом второй степени в номинации «Литформат». Почему Дроздович до сих пор не стал нашим национальным брендом, мы рассуждаем с ее составителем, молодечненским краеведом и писателем Михасем Козловским.
"Вечер в пустыне на Марсе"
— Виноваты наши неповоротливость, пассивность, равнодушие, — утверждает Михаил Михайлович. — Безусловно, творчество Дроздовича исследовали и ранее, прежде всего Арсен Лис, назвавший его «вечным вандроўнiкам». Но книга «Праз цернi да зорак» — первое издание такого масштаба. Впервые под одной обложкой собраны и статьи о Дроздовиче, и его произведения, художественные и литературные, и дневники. До сих пор публиковались только части дневника, которые охватывали 1933 — 1937 годы, а здесь еще есть и часть за 1938 год «На пазахатнiм свеце. Успамiны з вайсковага жыцця», где Дроздович возвращается к временам молодости и рассказывает о своем знакомстве с белорусскими возрожденцами, «нашанiўцамi», Брониславом Эпимах–Шипилой, вспоминает, как работал фельдшером, служил в царской армии. Мало кто держал в руках легендарную книгу Дроздовича «Нябесныя бегi», изданнyю художником за свой счет маленьким тиражом в 1931 году в Вильно. В этот том включено факсимильное издание.
"Панорама лунного города"
— Удивительная брошюра — «Нябесныя бегi». Схемы, напоминающие средневековые трактаты... Утверждение, что на кольцах Сатурна есть жизнь... Насколько серьезно можно оценивать Дроздовича — исследователя космоса?
— В «Лiстках календара» Максима Танка есть запись о встрече с Язэпом Дроздовичем. Танк иронизирует, что Дроздович, мол, интересуется астрономией, но, наверное, чаще видит звезды через горлышко бутылки. Тут надо сразу реабилитировать Язэпа Нарцизовича. Не только «праз рыльца бутэлькi» он видел звезды. Ходил в Виленскую обсерваторию, читал много специальной литературы. Тем более нельзя отказывать таким, как Дроздович, в интуиции. Она у него была поразительная. Вот на картине люди в скафандрах выглядят точно как современные космонавты, а это нарисовано в 1930–е!
— Похоже на кадр из фильма «Звездные войны».
— Причем откуда к нему приходили космические темы? Читаем в дневнике за 1933 год: «Бачанае мною праз самнабулiстычную тэлевiзiю з жыцця на планетах Марсе, Сатурне i на нашым Месяцы». Он видел сны... А потом записывал: «Iзноў быў на Марсе», «Iзноў быў на Сатурне». А какие фантастические пейзажи и названия! «Арыентанiя. Падкружнiкавы краявiд на планеце Сатурн», «Касмаполiс», «Марсiянская школа пад адкрытым небам»... Картина «На станцыi Артаполiс» 1932 года — прямо современное метро. А посмотрите на картину «Агляд зiмовых пячораў сатурнянамi»... Не ловите ли вы себя на мысли, что очень похожи герои картины на те снимки инопланетян, которые сегодня перепечатывает желтая пресса?
"Встреча весны на Сатурне"
— Рисуя быт других планет, Дроздович передает ощущение тоталитарного общества, где все регламентированно и ритуализированно... Достаточно стены, украшенной отрезанными головами.
— Он сам об этом говорит в дневниках. А какой язык необыкновенный! «А ўсё–ткi ёсць мяйсцы на кружнiку Сатурна, дзе ня толькi можыць, але й павiнна iснаваць нармальнае жыццё, шмат у чым падобнае да нашага зямнога». Много неологизмов, диалектных слов. Но когда не так давно исследователь Юрась Малаш послал некоторые работы Дроздовича о космосе в Российскую академию наук, переведя на русский язык, пришел ответ, что автор, к сожалению, разминулся со временем. Будь эти работы обнародованы раньше — Дроздовича ставили бы рядом с Циолковским.
— Если как художника его еще знают, то как о писателе вообще мало известно.
— Да, о прозе его говорят или бегло, или скептически. Часто можно услышать, что его произведения «не выдержали испытания временем». Говорили, что Владимир Самойло–Сулима в рецензии на повесть «Вялiкая шышка» перехвалил Дроздовича. Но Самойло все же писал в русской прессе рецензии на Блока, отзывался на первый сборник Купалы «Жалейка» и пустыми «хваласпевамi» заниматься не стал бы. В свое время Максим Танк не напечатал поэму Дроздовича «Трызна жыцця», посчитав не слишком сильной. А мне она интересна. Так же своеобразна, как и рисунки. Дроздович писал, как дышал — и в литературе, и в искусстве. «Не кажы, што я дурней ад усiх, не кажы, што я мудрэй ад усiх... Не будзь нi горак, нi салодак, бо будзеш горак — праклянуць, а салодак — праглынуць». Проза здесь не вся, публикуется повесть «Вялiкая шышка», но не вошел цикл научно–фантастических повестей, исторический роман «Гарадольская пушча», аллегорическая сказка «Сон Гераноса»... Эти рукописи находятся в Центральной научной библиотеке имени Якуба Коласа. Но их надо еще обработать, а это дело литературоведов.
— Я вижу в томе фрагменты расписных ковров, подобные тем, что делала народная художница Алена Киш. Дроздович тоже брал заказы на такие изделия?
— Жить–то нужно было! Странствовал от деревни к деревне, а заказы в сельских избах на такое наивное искусство, безусловно, были. За работу художника кормили, иногда давали немного денег. Сестры моего шурина, с Глубоччины, говорят, что, когда были маленькими, Дроздович останавливался и в их доме, расписывал ковры. Но когда хутор был разрушен, ковры пропали. Кроме этого, Дроздович еще изготавливал трости оригинальной формы и продавал в Виленский белорусский музей. Их там охотно покупали, о чем свидетельствует Максим Танк.
"Лиса с совой"
— Даже в самых наивных рисунках Дроздовича есть мистическое, философское наполнение, ощущение тайны.
— Да, вот на ковре — лисичка, над ней — сова, гроздь рябины... Лиса — хитрость, сова — мудрость... Дроздович мыслил символами и аллегориями, все надо расшифровывать. Особенно люблю графику. Она завораживает... Напоминает Бердслея, того же Чюрлениса... Посмотрите на этот пейзаж... Слышите, как ветер шумит в кронах деревьев? Я — слышу...
— А почему Дроздович так и не создал семью?
— Мне известно о двух случаях, когда он пытался завести серьезные отношения. Один раз в конце 1920–х. Ему было в то время под сорок, преподавал в Виленской белорусской гимназии рисунок. Влюбился в гимназистку, свою ученицу Женю Козловскую. Может, ни Женя, ни ее мать и не были б против — на разницу в возрасте в то время не обращали внимания, а Дроздович был видным мужчиной, статным, красивым. Но материальное положение его было таково, что мать Жени испугалась: как сможет содержать жену? И отказала. От той истории остался портрет Жени Козловской, в берете с эмблемой гимназии. Портрет, как мне известно, находится у Арсения Лиса, основного исследователя жизни и творчества художника. Второй роковой случай был в 1925 году, когда Дроздович работал учителем рисования в Радошковичской белорусской гимназии имени Франциска Скорины. Там он создал первый в истории белорусского изобразительного искусства портрет Скорины. Польские власти закрыли гимназию в конце 1928 — начале 1929 года, но Дроздович уволился еще раньше, в 1926–м. Почему? Вот одна из версий. В то время в Радошковичах жила необычайно красивая женщина, Вера Андреевна Снитка. Она была женой Бронислава Тарашкевича, автора первой белорусской грамматики и руководителя Белорусской крестьянской громады, самой массовой партии во всей Западной Европе, в которой насчитывалось около 120 тысяч человек. Вера Андреевна была выпускницей последнего, 1918 года, выпуска Института благородных девиц в Смольном. Я застал ее еще живой, она умерла под сто лет. Так вот, Язэп Дроздович без памяти влюбился в Веру Андреевну. Хотя та была замужем за его другом и имела сына Радослава. Все ухаживания она категорически отвергала. Дроздович по–своему мстителен, он нарисовал на ее мужа, Бронислава Тарашкевича, злой шарж — Тарашкевич галопирует на коне, сидя лицом к хвосту. А у Тарашкевича тогда в Западной Беларуси был пик популярности, его называли белорусским Ганди... А тут такой шарж! Вера Андреевна обратилась к своему дяде, основателю Радошковичской гимназии Александру Власову, сенатору польского сойма, одному из первых редакторов газеты «Наша нiва», с жалобой. Власов попросил Дроздовича уехать. Существует и вторая версия этой истории. Дроздович влюбился в Веру Андреевну, когда та была еще студенткой Виленского университета. Но она отдала предпочтение Брониславу Тарашкевичу. Шарж тоже фигурирует, но на нем оба героя: Вера Снитка, наследница богатой семьи, в виде крупной дамы, а Тарашкевич возле нее — беспомощный карлик.
— Много еще можно найти неизвестных произведений Дроздовича?
— Думаю, да! Я видел многие работы в личных архивах в Вильнюсе, на Новогрудчине. Если б раньше мы стали их искать! Дроздович перед смертью не однажды повторял: «Мяне яшчэ пашукаюць!» И настало время.
rubleuskaja@sb.by
Советская Белоруссия № 60 (24690). Вторник, 31 марта 2015
