Вера Усенко: “Человек должен уметь чувствовать и понимать себя, выражать эмоции. Без этого он хоронит себя заживо”.
Вера Антоновна — инвалид с детства, пять лет была прикована к постели, в школу пошла в 10 лет, искусству рисовать нигде не училась, более того, из-за аллергии на краски работает в основном театральным гримом, большинство произведений — портреты.
— Если смотреть с высоты птичьего полета, то можно увидеть, как красиво вокруг, как искрится в лучах солнца вода в озере Любань, а рядом на пастбище пасут свой скот молодые пастухи и пастушки. Царство птиц. Безоблачное синее небо. А вдали — дивное село Дивин, расположилось оно среди болот и лугов. В какую сторону ни посмотришь, виднеется темная кромка глухого леса. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами, — читает 73-летняя Вера Антоновна строки из первой главы своей автобиографической книги “Точка опоры”.
Художница подводит меня к картине, на которой точь-в-точь как в повествовании изображен маленький деревянный домик под соломенной крышей. За ним линию горизонта прошивает гребешок леса. Внимание привлекают два мальчугана, которые сидят по центру полотна в подсолнухах. За ними — гнездо аистов. Это родной дом Веры Антоновны. Почему на картине нет ее самой?
— Детство прошло в страшных муках, болезнь на много лет приковала меня к постели. Была я младшей в семье, родители поручили меня двум братьям и сестре. Они всегда куда-то убегали, оставляя меня одну на завалинке. Помню, вынесут родители меня в плетеной корзине, оставят на солнце лежать — и в поле работать. Тогда-то я и научилась остро слышать звуки природы, а в облаках находить рисунки гор, силуэты людей, образы животных, — продолжает Вера Антоновна, листая “Точку опоры”, иллюстрации в которой выполнила сама. — Очень любила вечера, когда семья собиралась вместе. Мама обычно пряла. И пела. Мама всегда пела очень красиво.
К 10 годам молодой организм все-таки победил болезнь. Я встала на костыли и отправилась в школу. Радости было немного. Взрослые с любопытством провожали взглядом ковылявшую девочку-подростка. Сверстники подсмеивались. Помню, иду по пыльной дороге, а вдогонку летят камни. Хотя так было недолго. Большую часть школьной жизни я провела, загипсованная по грудь, в специализированных учебных заведениях. Но все равно почему окружающие были так жестоки? Мне было непонятно, почему людям так важна физическая форма, а не душевность и человечность.
Именно в юности я твердо решила доказать окружающим, что не хуже других. Пусть с физическим недугом, но достойна уважения. Я мечтала, чтобы люди начали обращать на меня внимание не потому, что у меня необычная походка, а потому, что во мне есть что-то особенное.
Для начала научилась шить и вязать. Как раз тогда переехала жить в Ленинград, работала в военизированной охране. Модницей и красавицей вернулась в родной Дивин. Выучилась на мастера легкого дамского платья и парикмахера широкого профиля. Необычные наряды, вязаные шляпки, перчатки. Ногу уже никто не обсуждал. Но клевать не перестали: теперь причиной издевок стал мой безупречный стиль. Как это так, какая-то девчонка из бедной семьи щеголяет в привлекательных нарядах. И муж у нее красавец. Опять не угодила. Ох, нелегко ладить с людьми.
Первая персональная выставка Веры Усенко “Люди моей деревни” прошла в Кобрине в 1984 году. А из недавних — “Живи и радуйся” в 2015 году в Бресте. Вера Антоновна является лауреатом Республиканской выставки творчества инвалидов (1997 год)
Люди сделали меня такой, какая я есть. Будь они добрее и терпимее к моим проблемам, деликатнее в высказываниях о моем миропонимании, может быть, не возникла бы та внутренняя борьба, которая толкала меня стать лучше, сильнее, развить в себе то, что дала природа.
Что бы ни происходило в жизни, я всегда оставалась верной себе и своим идеалам. То есть рисовала. В детстве, когда малевала карандашами, на мое увлечение смотрели как на девчачью шалость. Потом, когда появилась семья, а я перешла на краски и холсты, меня не понимали как хозяйку. Подсмеивались: мол, не может взрослая женщина занятие посерьезнее найти. Но вы мне скажите, что может быть серьезнее, чем быть собой? Чувствовать и понимать себя, уметь выражать эмоции? Без этого человек хоронит себя заживо.
У меня было три мужа — моряк, летчик и военный. С последним прожила около двадцати лет. Вырастила двоих сыновей.
Скажу вам честно: людей всегда ко мне тянуло. Они нередко признавались, что их привлекал необычный блеск в моих глазах. Что за блеск? Наверное, это особый взгляд на жизнь, который отточили многолетние мучения. Когда я встала на ноги и пошла, в биографии началась сплошная светлая полоса. Я до сих пор искренне радуюсь каждому прожитому дню, каждому интересному знакомству. Многие визави продолжают жить на портретах.
Что я делаю с картинами? За жизнь не продала ни одного полотна. Принципиально. Жалею отдавать портреты за деньги, потому что в каждый вкладываю частичку своей души. Они для меня, как любимые дети. Лучше подарить. Подарить хорошему человеку, потому что только так можно испытать истинную радость.
Кого-то из своих давних и дальних друзей пишу по снимкам из социальных сетей. Любимых артистов — с постеров и даже с телевизионных программ. Например, с голубого экрана появились портреты Тофика Агаева и Аллы Пугачевой, любимых персонажей из сериала “Рабыня Изаура”, председателя Брестского горисполкома Александра Рогачука. С натуры писала вот эти портреты дочери соседки Алены, хирурга, который меня оперировал, знакомого прокурора, подруг, детей, невесток, внуков...
Пишу только тех, кто вызывает положительные эмоции. С перспективой подарить картину. Портреты с подписью “Вера Усенко” находятся в частных коллекциях в разных городах нашей страны, России, Дании, Германии, США.
Рисовать меня никто не учил. Но я твердо уверена, что портрет начинается с глаз. Словил огонек в глазах, сумел передать настроение — и работа, считай, наполовину выполнена. Недаром же говорят, что глаза — зеркало души. Мне нередко высказывают мнение, что глаза героев на моих портретах горят. Расцениваю как комплимент. Другой вопрос, как достичь этого магического блеска.
От запаха художественных красок начинаю задыхаться. С детства страдаю аллергией. Но разве это повод оставить любимое дело? У меня неплохо получается рисовать сценическим гримом. Наборы для рисования передают из Санкт-Петербурга и Москвы. Если какой-то цвет закончился, не надо расстраиваться: в доме всегда найдется достойная замена. Помню, меня как-то очень выручил крем для обуви. Почему вы улыбаетесь? Для благого дела все средства хороши. Вот, например, эта картина (имеется в виду “Семейный ужин”. — Авт.) написана по ткани, которую мужу на службе выдали для пошива формы.
В искусстве все средства хороши, главное — идея.
В моем доме много картин. Но передавать свои работы в музей не собираюсь, большинство лиц на моих портретах — знакомые люди. Даже с Тофиком Агаевым мы друзья в Одноклассниках. Со временем работы разъедутся по домам тех, кто на них запечатлен. Это память. А что музей?
Видите эти два холста в рамах? Не пугайтесь, что они пустые. Скоро и здесь появятся портреты. Минских врачей Татьяны Волковой и Ларисы Яруты. Они спасают мой глаз. С прошлого сентября я совсем не рисую. Три дня как выписалась из столичной больницы. Пока ношу темные очки, пряча глаз от яркого света, прохожу лечение на дому. Но я верю, что холсты дождутся своего часа. С них будут улыбаться люди, которые подарят мне возможность вновь заниматься любимым делом и взять в руки кисть. Рисовать, рисовать, рисовать портреты.
Фото автора
