— Ирина, давайте вернемся к истокам. Вы очень давно на СТВ, когда и как вы пришли на телеканал?
— Я пришла еще студенткой‑пятикурсницей, когда оканчивала университет. Телекомпания тогда только‑только развивалась. Начинала работать я еще в старом здании на улице Карла Маркса, где был небольшой коллектив, на момент моего прихода уже сплоченный и сколоченный, но в целом могу сказать, что начинали мы все вместе в 2001 году.
— У нынешних эйчаров и менеджеров по кадрам популярно мнение, что, если человек в течение пяти лет не менял работу, значит, он неуспешен. С моей точки зрения, это из области мифологии, а вы как считаете?
— Я об этом часто задумываюсь, размышляю, как сложилось, что я столько лет проработала на одном телеканале. Не буду лгать, в теории я периодически задумываюсь, а не поменять ли место работы: именно потому, что существует подобный постулат. Но, вы знаете, это уже как уйти из семьи. Прикипела! Если честно, никогда не считала годы и даже не вспомню точной даты, когда пришла на СТВ. Эта информация есть в отделе кадров, а сама я понятия не имею, в какой день отмечать годовщину.
Но думаю, почему я смогла задержаться здесь так надолго: с момента моего прихода на телеканал и до сегодняшнего дня постоянно выполняла разные виды работы, мне никогда не было скучно, я здесь росла.Кто‑то приходит на телевидение и начинает с репортерской работы, а потом становится в кадр. А я, наоборот, пришла пробоваться в качестве ведущей телепрограмм, а уже потом, когда освоилась, поняла, что надо развиваться дальше, и включилась как репортер. Далее была редактура, работа в президентском пуле. Когда ты постоянно меняешь сферу деятельности, это позволяет тебе не скучать: редактура, ведение эфиров, обязанности шеф‑редактора — всю эту телевизионную кухню знаю и все это могу. Я считаю, что руководитель должен уметь все, чтобы при необходимости встать на место своего сотрудника и сделать его работу.
— А многие считают, что работа ведущего на телевидении самая престижная…
— Работать ведущим без репортерского опыта очень сложно, и я бы два эти понятия не разрывала. На СТВ нет телеведущих в чистом виде: все пишут, редактируют, кто‑то репортер в прошлом и даже в настоящем. Поэтому нормальная ситуация, когда сегодня ты в кадре, а завтра едешь на съемку. Я прихожу на вечерний эфир новостей и сама пишу себе тексты, и так поступают все наши ведущие. И потом люди, которые работают в кадре, уже давно не позиционируют себя как элиту в телевизионном деле.
— Но ведь бывают и те, кто, попав на экран, сразу корону надевает: теперь я звезда?
— Случается, и в этом смысле телевидение — хорошая проверка.
— Понимаю, что раз вы столько лет отдали телеканалу СТВ, то прошлым летом, когда началось давление на журналистов и ведущих, у вас не стоял вопрос куда‑либо уходить?
— Нет! Больше скажу: у меня по графику отпуск начинался сразу после 9 августа. И через несколько дней вернулась на работу. Не смогла сидеть дома и спокойно наблюдать за происходящим. Но на самом деле момент истины для нашей телекомпании настал гораздо раньше, когда только началась пандемия коронавируса. Именно в то время стало ясно, с кем ты работаешь, это был Рубикон, разделивший жизнь на до и после. Я на многих людей взглянула по‑другому. Ведь тогда мы на съемки ездили в основном в больницы. Естественно, никто не был к происходящему готов, у всех семьи, супруги, дети, каждый рискует заразиться... И вот кто‑то выполнял свой долг, а другой пришел и сказал: вы знаете, я боюсь, не отправляйте меня на такие съемки. Потом, во время предвыборной кампании, тот же человек попросил: не посылайте меня больше на «политические» съемки, я боюсь. И когда после 9 августа этот же условный человек написал в соцсетях пост со словами «я боюсь» и уволился, я не удивилась. Для меня он давно выпал из круга людей, на которых можно положиться.
— Да, вы не зря вспомнили о пандемии, ведь эмоционально начали раскачивать людей уже тогда, забрасывая их фейками… Сейчас вот раздувают пожар в интернете вокруг вакцинации. Мне одной кажется, что это напоминает очередной этап артподготовки?
— Может быть, вы правы. Но думаю, что сейчас мы стали сильнее, мудрее и не так подвержены эмоциям. Прошлым летом нас застали врасплох, что тут говорить. Сейчас тот, кто берет информацию из разных источников и читает аналитику, слушает экспертов, имеет возможность подумать.
— А как вы оцениваете призывы отдельных наших соотечественников к введению санкций против Беларуси?
— Конечно, общество сейчас очень подвержено мнению со стороны, и это плохо. Но кто призывает к санкциям против собственной страны? Призывают те, кто не понимает, к чему подобные вещи приводят, ведь пострадают простые люди и их семьи. И я не верю, что сами белорусы выступают с такими просьбами, просто в некоторых телеграм‑каналах так принято писать. Мы же видели отдельных людей и то, что они писали в соцсетях после трагедии над Барановичами, — они же призывают и к санкциям. Это, на мой взгляд, не является репрезентативным мнением, которое мы должны принимать во внимание. Да, в обществе всегда есть какой‑то процент тех, кто будет оппонировать в силу разных причин, в том числе из‑за личностной неразвитости. Ну кто мог писать такие страшные вещи про летчиков, которые героически погибли, спасая чужие жизни? Только те, кто, возможно, не вполне здоров. Думаю, нам нечего даже апеллировать к их мнению: они недостойны.
— Работа службы новостей, особенно когда происходят какие‑то серьезные события внутри страны или на международной арене, вероятно, ведется в очень жестком режиме?
— Это жесткий режим, но он мобилизует.
В августе 2020‑го, например, никто не говорил про выходные, про то, что уже сутки не выходит из аппаратной, что устал и хочет в отпуск. Да, в кулуарах мы рассуждали, что все это сложно и морально, и физически, но происходящие события сплотили и мобилизовали наш коллектив.— К слову, мы с коллегами, обсуждая тот период, сошлись на том, что в сложные времена журналистам, как ни крути, жить интересно и в работе в экстремальных ситуациях есть определенный драйв…
— Конечно, общая ситуация нас встряхнула: когда ты за оставшиеся до прямого включения четыре‑пять секунд пытаешься обновить информацию и что‑то добавить в новостной выпуск, это бодрит. Причем это коснулось не только корреспондентов, а вообще всех — и режиссеров, и видеоинженеров, которые монтировали новости на ходу и играли на клавиатуре, как на клавишах. Мы поймали этот кураж. Мы поняли, что минута до эфира — это очень много. Я теперь прекрасно знаю: у меня есть еще 50 секунд — значит, я все успею.
ovsepyan@sb.by
