О Владимире Угольнике до сих пор говорят в настоящем времени. Родные, многочисленные ученики и еще более многочисленные поклонники... В этом году планировался его сольный концерт, и на минских афишах имя Угольника по–прежнему печатается крупными буквами, но услышать его виртуозную музыку теперь можно лишь в концертах–посвящениях. Ближайший состоится в апреле, в дни фестиваля–конкурса Virage Guitars, финалистов которого определят через неделю. Два года назад Владимир Угольник возглавлял жюри на этом форуме. А сейчас белорусские гитаристы готовят концерт памяти своего друга, кумира и учителя.
Он был большим, колоритным и непредсказуемым. Точно таким, как его талант. Хард–рок, джаз и старинная лютневая музыка в исполнении Угольника нередко собирали в одном зале настолько разных людей, что возможность их встречи где–либо еще могла быть только случайной. Так же непринужденно его авторские композиции сплетали хэви–метал с кантри, а блюз с фолком... Этот феноменальный человек запросто мог сымпровизировать онлайн–концерт на радио или в художественной галерее между сессиями в Белгосуниверситете культуры и искусств (в последние годы Владимир Петрович заведовал там кафедрой эстрадного искусства), мог записать акустический мультиинструментальный альбом, исполнив партии всех инструментов. Он не считал зазорным выступать на престижных сценах и международных фестивалях чуть ли не одновременно с концертами в пабах и ресторанах, повсюду демонстрируя свою невозможную, сверхскоростную технику игры на гитаре... А еще работал с цирковыми оркестрами (в том числе в Польше и Чехии), создавал музыку для театров, радио, кино и телевидения и мечтал, чтобы когда–нибудь «археологи раскопали мою гитару и чтобы при раскопках Минска не было видно последствий военных действий»...
Владимир Угольник искренне верил, что музыка способна гасить любые конфликты, и сам умудрялся жить как будто даже без стрессов, производя впечатление человека благополучного во всех отношениях. Умел доверять и прощать, практически не знал больниц и на свою преподавательскую кафедру поднимался с не меньшим удовольствием, чем на сцену. Студенты обожали нестандартного учителя, ведь о музыке и юности он знал все: в свое время имя Угольника упоминалось разве что в связи с первыми минскими хиппи, рок–группами и запрещенными концертами. Было и такое, когда ради возможности играть то, что официально не одобрялось, он бросил школу, после его дважды исключали из музыкального училища... Впрочем, многолетнее разучивание скрипичных этюдов не пропало даром. Тайны из своей фантастической техники игры Владимир Петрович никогда не делал, «непедагогично» рассказывая, как пытался совместить нудные упражнения с чтением «Капитана Сорви–голова» и преуспел, уступив контроль за пальцами подсознанию. Позже редкая музыкальная память помогала Угольнику перекладывать на ноты мелодии «вражеских» радиостанций, чтобы уже назавтра исполнять их на танцах. К слову, так же легко ему давались языки. Не только спеть, но и поддержать беседу Владимир Угольник мог на многих, далеко не самых популярных языках и даже по–цыгански...
— Цыганские песни папа часто исполнял в семейном кругу, — вспоминает дочь Владимира Петровича Мария Русско. — Но была песня, которая звучала всегда, если мы собирались вместе, — «Солнце сквозь листву», которую он написал вместе с Владимиром Кондрусевичем. Эту песню он посвятил маме. Он очень любил маму...
Ресторан
— Когда у мамы случился инсульт, он растерялся только в первый момент. Обычно все свои переживания папа хранил в себе, а тут вдруг признался мне: «Не могу представить, как я дальше буду жить, если с ней что–то случится...» Всю заботу о маме он взял на себя, заставлял ее делать специальные упражнения, забыл о такси — допускался только троллейбус, чтобы мама больше ходила, дышала... Можно сказать, погрузился в нее полностью, хотя работать стал еще больше. Выступать в клубах, кафе... Ну да, при своей должности в университете. Концерты в кафе папу ничуть не смущали, в конце концов, он с этого начинал. До моего рождения у него была абсолютно ночная жизнь, но маме удалось убедить его поступить в университет, который папа окончил в возрасте далеко не юном. Хорошо помню, как мы с мамой встречали его на пороге по случаю получения диплома...
Впервые папа увидел ее со спины — стройную, с копной рыжих волос. Мама с подругой пришла в ресторан, где отец, как тогда говорили, был лабухом. «Спорим, она будет моя!» — сказал своим музыкантам. Можно было не спорить. Несмотря на нестандартную внешность, которую даже симпатичной назвал бы далеко не всякий, барышни влюблялись в него массово. Мама не стала исключением. С ним было весело... Окончательно он покорил ее, когда в 4 утра приехал к ней на поливальной машине. Накануне мама сломала ногу, и отец примчался, как только узнал об этом... И после инсульта он смог поставить ее на ноги.
Блины
С мамой я была не так близка, как с ним. Даже блины печь меня научил папа... А вот обучить игре на гитаре не смог. После единственной попытки пришел к выводу, что на собственного ребенка никаких нервов не хватит, и отвел меня в музыкальную школу. На прослушивании я заявила, что буду петь про кузнечика не в ля мажоре, а в ми миноре, и папе тут же сказали, что я им подхожу...
Потом он долго гастролировал с цирком, и я играла для него по телефону. Ведь мои успехи в изучении музыки интересовали его в первую очередь. А когда окончила музыкальную школу, мы с ним устроили творческий вечер: папа играл на гитаре, а я — на фортепиано. И вдруг поняла, что такой, как он, не стану никогда. «В нашей семье будет один музыкант», — сказала ему тогда. И поступила на факультет культурологии.
К его 60–летию мы планировали сделать совместный концерт. Хотя в последние годы даже юбилеи отец не отмечал, поскольку в свой день рождения, 15 июля, был занят в приемной комиссии. А когда 14 июля я родила сына, сказал, что лучшего подарка ему не надо. Сейчас Кириллу полтора года, и внешне он — копия дедушки. «Кирюша, какие у тебя музыкальные ручки!» — радовался отец...
Но концерт будет. Не мне одной хотелось бы вспомнить Владимира Угольника со сцены...
Доверие
После его смерти я на многое стала смотреть иначе. Радоваться каждой секунде. И возможно, больше понимать папу.
Он же был очень доверчив. И этим пользовались... Однажды возвращался ночью на такси после выступления. Таксист предложил положить гитару в багажник. А как только папа вышел из машины, дал резкий старт... Конечно, он переживал, тем более что ту гитару подарила ему мама. Но в конце концов махнул рукой: «Значит, так надо было». И меня учил прощать и не оскорблять человека недоверием, каким бы он ни был.
Владимир Угольник с внуком Кириллом
А еще любил спорить... Помню, как на спор ездил в метро во фраке. И как рассказывал про свои пари. В юности, например, бился об заклад, что простоит на горячих углях босиком больше пяти минут. И простоял... «Моим родителям надо памятник ставить», — часто повторял, но так же, как его отец, ничего мне не запрещал и не читал нравоучений. Зато давал очень ценные советы.
Книги
«Никогда не поддавайся панике, иначе погибнешь», — говорил мне. И держал себя так, будто никакие беды ему не ведомы. Даже в больнице не показывал свою боль, веселил всю палату и каждый раз пытался убедить меня, что у него все отлично. Переживал только за маму...
Раньше сердце его ни разу не беспокоило. И вдруг... Тем не менее через две недели уже готовился к выписке, предвкушал рождественский концерт, в котором собирался выступать, просил своих студентов принести в больницу его тренировочную гитару. Но уже никто и ничего не успел ему передать... На больничной тумбочке осталась только его любимая книга «Двенадцать стульев». И дома еще одна любимая — «Похождения бравого солдата Швейка». Вообще, читал он очень много, но к этим книгам возвращался всю жизнь. Хохотал над ними вслух, будто в первый раз, и делал свои пометки...
zavadskaja@sb.by
Советская Белоруссия № 59 (24689). Суббота, 28 марта 2015
