И все–таки он излечим!

Есть ли чудо–пилюля от рака?
Есть ли чудо–пилюля от рака?

В России набирает обороты «онкологический» скандал. Местный фонд общественного мнения утверждает: лишь 44 процента населения знают, что рак излечим, и всего 16 процентов — что существуют «инновационные препараты, которые могут продлить жизнь даже обреченным на 10 — 15 лет». Иными словами, тяжелобольным намекают: где–то есть спасение, которое от тебя в нарушение всех человеческих и медицинских законов прячут. Кто и кого здесь на самом деле водит за нос? В этом обозревателю «СБ» помогли разобраться делегаты Первого съезда ученых Беларуси — первый заместитель директора Научно–исследовательского института онкологии и медицинской радиологии им.Н.Александрова, заведующий отделом химиотерапии, профессор, доктор медицинских наук Эдвард ЖАВРИД и главный научный сотрудник отдела химиотерапии, национальный представитель европейского общества медицинских онкологов (ESMO), доктор медицинских наук Светлана ПЕТРОВИЧ.

С.Петрович: Появление новых «чудо–препаратов, способных продлить жизнь обреченным на 10 — 15 лет» — это, к сожалению, чистой воды фантазии. Крупнейшие фармацевтические компании ведут борьбу за каждый месяц жизни больного, за каждый процент выживаемости! Другой вопрос, что благодаря современным методам более половины наших пациентов возвращаются к нормальной жизни, тогда как 40 лет назад выздоравливал один из пяти. И в основе этой тенденции — бурный прогресс лекарственной терапии: за последние 5 лет появились принципиально новые препараты, которые изменили наши представления о возможностях медицины в борьбе против рака.

Э.Жаврид: Должен сказать, что ожидать неких прорывов в онкологии — ни в хирургическом методе лечения, ни в лучевой терапии — не стоит. Химиотерапия — направление самое молодое. Вначале она развивалась поистине революционно: каждые 4 — 5 лет изобретались все более эффективные противоопухолевые средства. Но здесь тоже почти исчерпаны возможности. Наступает новая эра. Ведь теперь мы знаем то, чего не знали раньше: как идет злокачественный процесс на уровне молекул. И значит, можем попытаться на него воздействовать — скажем, заблокировав определенный фермент, — и все, раковая клетка погибнет. В этом направлении и работают ведущие мировые фирмы, тратя гигантские деньги на исследования. Достаточно сказать, что создание одного противоопухолевого препарата обходится в 3 — 4 миллиарда долларов!

— Того самого «инновационного» лекарства, которое мало кому доступно?

Э.Ж.: Я бы называл такие препараты иначе — спорные, проблемные, препараты, которые зачастую всеми правдами и неправдами продвигает фирма, заинтересованная вернуть свои вложения. Вы правы, появляется масса публикаций, в том числе в серьезных онкологических журналах, о достоинствах того или иного средства. Казалось бы, надо его немедленно регистрировать, закупать и пускать в дело. Однако что порой происходит на практике? Некурящим препарат подходит, курильщикам — нет, в азиатском регионе эффект хороший, в Европе — увы, даже в Германии и Италии может быть совершенно разная картина. Это связано с различиями молекулярно–генетических характеристик одних и тех же видов опухолей (а их всего более 200!) как у разных людей, так и у разных наций. Проще говоря, не факт, что лекарство, хорошо показавшее себя в Америке, будет ценно и для Европы. И если вы прочитали, что появилось какое–то суперсредство от рака, это не значит, что сразу надо за него хвататься. Зачем слепо переносить чужой опыт?

— А самим создать «инновационный» препарат у нас не получится?

Э.Ж.: Сами рассудите: по затратам такая работа соизмерима со строительством атомной станции! Как показал опыт многих стран, целесообразнее не разрабатывать «инновационные» лекарства, а оперативно налаживать выпуск их аналогов (дженериков). И, думаю, через 2 — 3 года 60 процентов противоопухолевых препаратов Беларусь будет производить сама. Часть из них уже выпускается, причем из числа лекарств очень эффективных и на Западе очень дорогих. Но у белорусских онкологов есть и собственные «инновационные» подходы к лечению злокачественных новообразований. Во–первых, мы первыми внедрили для больных, которым никак иначе уже нельзя помочь, химиотерапию в особых условиях — в условиях гипертермии, когда температура тела искусственно поднимается до 42 градусов. Во–вторых, мы одними из первых предложили проводить лучевую терапию и химиотерапию одновременно, а не поэтапно, как это практиковалось раньше. И оказались абсолютно правы: так сейчас лечат рак в большинстве стран. В–третьих, именно Беларуси принадлежит лучший на сегодняшний день фотосенсибилизатор фотолон, при помощи которого мы уже с успехом лечим поверхностные формы рака, а в будущем намерены лечить и дисплазию шейки матки, и рак полости рта...

— Каким путем, на ваш взгляд, пойдет онкология дальше?

С.П.: До самого недавнего времени во всем мире пользовались так называемым групповым прогнозом: например, исходили из того, что данное лекарство даст эффект у 60 процентов больных. Но до начала лечения никто не знал, в какую группу — большинство или меньшинство — попадет конкретный пациент. Иногда «в цель» попадали только с нескольких попыток... Сегодня же при помощи молекулярно–генетических исследований подход становится индивидуальным. Скажем, при раке молочной железы можно определить показатели, так называемые предикторы, которые четко укажут врачу, какое лекарство почти со стопроцентной гарантией подойдет той или иной пациентке. Науке пока известно не так много предикторов, но она не стоит на месте и, я уверена, лет через 5 — 10 в большинстве случаев мы будем лечить индивидуально — не рак в целом, а конкретного онкологического больного. Для этого понадобится серьезная лаборатория, она в Научно–исследовательском институте онкологии и медицинской радиологии им. Н.Александрова уже оснащается, идет подготовка специалистов...

Э.Ж.: Да, но здесь меня тревожит один момент. Все меньше перспективных ученых хотят полностью посвятить себя науке. Ведь кто такой научный работник сегодня? Это потенциальный безработный завтра. Сегодня у него есть научная тема, а значит, есть зарплата, а завтра — ни того, ни другого. Социально он не защищен. Обидно, потому что большинство наших исследований носит прикладной характер и в конечном счете докажет людям главный тезис: рак при своевременной диагностике будет излечим!

Справка «СБ»

В 2008 году Беларусь потратит на централизованную закупку противоопухолевых препаратов более 20 млн. долларов, почти вдвое больше, чем в 2007–м. Если есть уверенность, что то или иное новое лекарство поможет, Минздрав закупает его под конкретного больного. Скажем, совсем недавно среди злокачественных новообразований выделена новая редкая форма — гастроинтестинальная стромальная опухоль (ГИСТ). Если операция невозможна, то в мире существует от этой болезни один–единственный очень дорогой препарат. И все 8 белорусских больных ГИСТ этим лекарством обеспечены.

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter