- И ты мой юный, мой печальный, уходишь прочь.
Привет тебе, привет прощальный шлю в эту ночь...
Так писал в начале века романтик Бальмонт.
- Мне на шею кидается век-волкодав...
Это ощущение трагического реалиста Мандельштама в середине 30-х годов...
Как передать словами настроение конца века?
Не знаю, потому что уходящее столетие, как обнаженный нерв, еще болит. И невозможно быть рациональным, рассудительным и спокойным.
Ровно 20 лет назад я писал о премьере фильма <Дикая охота короля Стаха>. Меня поразил тогда режиссер Рубинчик, вмонтировавший в ткань прозы Короткевича сцену, где главный герой в новогодний сочельник 1901 года как бы во сне о будущем медленно пересекает сакральное пространство полесской деревушки, а дети машут ему вослед. Белорус Белорецкий, в котором одновременно угадываются Купала и Чорны, Горецкий и Богданович, едет в неспешном санном экипаже, и по его лицу катятся, замерзая от дохнувшего Сибирью холода, слезы. Просвещенному Андрею Белорецкому очень хочется, чтобы полный жестокостей XIX век сменился эпохой надежд и любви. Но он плачет, потому что уже знает судьбы полесских детей. Всего лишь через четверть века они будут задыхаться от газа в мокрых окопах под Нарочью, кто выживет - беспомощной песчинкой закружится в водовороте гражданской. А потом будут раскулачивание, 37-й год и еще одна война, и Хатынь, и Колдычево, и мозырские колодцы, набитые телами убиенных женщин и детей, и гетто, и противотанковые рвы, ставшие немыми братскими могилами. И разруха, и новые надежды, и новые потери. И - новые обретения.
И все это - XX век, который, казалось, обязательно протянет руку Кампанелле в <Город солнца>, но так и не протянувший руку.
Все равно это была жизнь, в кот
орой рождались зачатые в любви дети, где было много пожарищ и горечи, но и много счастья.
Жизнь наших отцов, наша жизнь и жизнь наших детей.
- Времена не выбирают, в них живут и умирают...
Это тоже сказал хороший поэт. И если бы он сегодня был с нами, то, наверное, как и мы, задумался о главном: что оставить, а что взять с собой в новое тысячелетие? Я думаю, он сказал бы так: опыт прошедшего века, как пепел Клааса, должен стучать в грудь каждому, превращая всех в киплинговского мальчика, ставшего вдруг мудрецом, который понял
: - Мы люди, потому что все - одной крови...
Впрочем, в XX веке было много тех, которые посчитали себя мудрецами, знающими, что там, за горизонтом, презревшие слова Учителя, просившего
: - Не совращайте малых, сих...
И в этом одна из разгадок непостижимых тайн уходящего века, где лжевожди и лжепророки увлекали одних на других, поставив на службу злу самые высокие достижения человеческого интеллекта и оставив после себя кровь и горе.
Одним из самых больших нравственных потрясений для меня стал факт, который, вообще говоря, занял лишь секунду телеэкранного времени и малую толику газетной площади. Величайший сокрушитель Системы Александр Исаевич Солженицын после <Одного дня...>, <Ракового корпуса>, <Архипелага ГУЛАГа> и <Красного колеса> проголосовал и призвал других голосовать за Евгения Максимовича Примакова. Я не стану комментировать. Предоставляю это право всем, кто далек от злобного самокопания, но склонен к глубокому размышлению в поисках ответа на извечные вопросы: <Кто мы? Откуда? Куда идем?>
Полагаю, что и в третьем тысячелетии эти вопросы не перестанут жечь сердце...
...Завтра - праздник. Елки, застолья, тосты, пожелания. Знающие люди говорят, что с високосным годом не принято прощаться, лучше сразу встречать Новый. Он просто обязан быть добрым для всех. Високосный год разлучил нас со многими дорогими и славными. Я похоронил маму... Но будущий год просто обязан быть добрым ко всем! И храня в сердце ушедших, мы должны быть бережными ко всем, кто рядом с нами. И тогда, поверьте, жизнь станет лучше.
С Новым годом!
С новым веком!
С новым счастьем!
Спасибо всем, кто сохранил верность нашей газете, кому мы честно служили в уходящем году. Мы вместе, друзья!
И в добрый путь на долгие года!
- И ты мой юный, мой печальный, уходишь прочь.