Буквально только что Тенгиз Думбадзе вернулся из Афганистана — 15 февраля в вечернем эфире ОНТ выйдет первый видеоотчет о его путешествии в государство, название которого и сегодня ассоциируется с большим горем и страданием... За два с лишним года журналисты программы «Дыхание планеты» побывали не в одном десятке стран, запечатлевая на пленку «жизнь как она есть» там, куда обычному туристу путь заказан. Но репортажи из Дании или Франции, пусть даже в небанальном ракурсе, — это одно, а интервью из обожженных войной городов, которые привозит с собой Тенгиз, — случай отдельный, когда одного журналистского мастерства мало, нужен, наверное, еще и особый склад характера. Или, может, должность руководителя проекта вынуждает этого человека устраивать себе такие экстремальные командировки, личным примером вдохновлять коллег на поиски новых сюжетов?
— И правда, Тенгиз, чем вас так манят страны с репутацией опасных?
— Я не искатель приключений, за адреналином не гоняюсь, поверьте. И бесстрашным назвать себя не могу. Мне приходилось работать во время войны в Абхазии, в Карабахе, в той же Чечне. И не раз, сидя в окопе (особенно когда «Град» палит и никто не знает, где упадет следующий снаряд), я давал себе слово: все, это последняя моя поездка! Какой там героизм... А потом снова хочется что–то объяснить людям и опять приходится ехать за аргументами...
— Вам доводилось попадать в переделки, когда спастись удавалось только чудом?
— Ну как чудом... Скажем, был такой случай. Во время войны в Абхазии берем интервью у начальника штаба. И тут врываются... нет, не противники, вроде как свои, но из другого формирования. Начинаются внутренние разборки. В общем, приклад к плечу, затвор... Никогда не забуду, как все мы упали на пол, догадавшись, что сейчас будет пальба. И тут наш оператор приподнимается, прикрывая объектив рукой, и говорит: «Друзья, я вас очень прошу, камера у меня чужая, постарайтесь ее не повредить, войдите в положение...» Этого оказалось достаточно, чтобы разрядить обстановку. Сейчас это просто курьезное воспоминание, а тогда... Или вот в позапрошлом году, когда мы в Ливане были, как раз после израильско–ливанской кампании. Зона Бейрута, куда попала наша съемочная группа, была полностью разбомблена, и ее контролировали представители «Хезболлах». Замечают, что мы снимаем развалины, подходят с требованием показать, что сняли. Я похолодел: как раз накануне ночью я брал интервью у премьер–министра Ливана, их заклятого врага... Начинаю объяснять, что мы журналисты, нам важно знать мнение всех сторон. «Ерунда, — говорят мне, — сейчас мы повезем вас на юг и там будем разбираться, какие вы журналисты». И тут я — видимо, от полной безнадежности — завожу совсем другой разговор: «Слушайте, я две недели не видел семью, детей, у меня завтра самолет рано утром, когда разбираться?» Не поверите — отпустили!
— Неужели эти люди так легко ведутся на жалость?
— Дело не в жалости. Они все равно люди, хоть и попали в настоящий ад. И я не могу не относиться к ним с сочувствием... Зачем я езжу в эти «горячие точки»? Не для того, чтобы выплеснуть на зрителей еще одну порцию насилия, которого в эфире и так хватает. Главный акцент я делаю на обычных людях, которые там живут и умудряются сохранять человечность. Потому что народы не бывают плохими, хотя, как известно, в семье порой не без урода. В Афганистане я очередной раз убедился в этом.
— Новый выпуск «Дыхания планеты» посвящен годовщине вывода советских войск из Афганистана?
— Действительно, 15 февраля будет 20 лет, как это произошло... Но вообще–то в Кабул я пытался попасть три года. Хотя никто не гарантировал нашей безопасности, ведь гражданская война идет там до сих пор. В конце концов удалось заручиться поддержкой представителей афганской общины в Беларуси. Ну и российское посольство в Афганистане помогло, все–таки Союзное государство. Правда, нас сразу предупредили, что никакой охраны обеспечить нам не могут...
— Было ради чего рисковать?
— Было... Сколько лет я езжу по миру, а такого нигде не видел. Современный Афганистан — это даже не XVIII, а XVII век в нашем представлении. 35 лет там не прекращается война. Разруха, нищета...
— Наркотики...
— Конечно, это значительная часть афганской экономики. Хотя кто контролирует этот «бизнес», мы так и не смогли выяснить... К слову, после того как в Афганистан пришли американцы, экспорт наркотиков увеличился в 18 раз. Почти треть местного населения занята в этой сфере. Рабочих мест практически нет, почти ничего не функционирует... Между прочим, накануне поездки нас предупреждали, чтобы мы не разговаривали громко по–русски: мол, к «шурави» (так в Афганистане привыкли называть советских, а теперь и бывших советских людей) там относятся не очень дружелюбно. Оказалось, совсем напротив — услышав нашу речь, к нам подбегали афганцы с криками «шурави!» и показывали большой палец. Потому что Советский Союз там не только воевал, но и строил школы, фабрики... Например, кабульский хлебокомбинат, который снабжает хлебом не только Кабул, СССР построил еще в 1957 году. Местное население разговаривает по–русски до сих пор, я сам не ожидал, что привезу столько интервью без переводчика! Кто–то из афганцев и сейчас получает образование в бывших советских республиках. Ну и примерно треть населения Афганистана — это беженцы, по разным причинам покинувшие страну в прежние годы. Сейчас они возвращаются...
— Зачем?
— Потому что на родину всех тянет... За те почти 20 лет, что я в журналистике, мне пришлось побывать на 6 войнах, и я видел, что означает для людей потеря своего крова. Родной кусочек земли они готовы обустраивать снова и снова... Это счастье, что вы даже не представляете, зачем возвращаться в родные руины... Иногда я жалею, что не могу сделать отдельный сериал после своих поездок. Сейчас вот снова жалею. Потому что открыл для себя Афганистан совершенно с иной, неожиданной стороны. Несмотря на то что в жертву войне с Советским Союзом эта страна принесла по самым скромным подсчетам полтора миллиона своего населения (в разы больше, чем СССР!), никакой ненависти к нам я не обнаружил. Это очень гостеприимный народ, который совершенно не заслуживает такой жизни, своей ежедневной трагедии...
— Интересно, как ваша семья переживает такие командировки?
— Тяжело. Жена особенно... Поэтому часто я говорю ей, что еду, например, в Турцию, а сам отправляюсь в очередную «горячую точку». Помню, вернулся из Ирана, сижу дома на диване, рассказываю супруге, какие персы душевные, замечательные, и тут идет анонс «Дыхания планеты», где я стою на фоне 300 шахидок и они кричат «Аллах акбар!»... Кстати, о поездке в Афганистан жена узнала случайно, когда я проговорился другу...
— А у вас никогда не было мысли написать книгу о своих поездках — все–таки столько всего остается «за кадром»?..
— Иногда думаю об этом... Но в первую очередь я хочу написать другую книгу. В 1990 году я уехал из Беларуси, где родился, в Грузию, на родину отца. И фактически на моих глазах, вплоть до 2004 года, строилась новейшая история этой страны, причем я был не только ее очевидцем, но и участником всех событий. Теперь хочу описать все так, как оно было в действительности. Потому что я — белорусский грузин, и мне очень обидно, что белорусы, особенно молодое поколение, не знают настоящих грузин, не могут, как в былые времена, запросто поехать в Грузию, чтобы открыть для себя эту страну и людей, с которыми у них много общего — православие, гостеприимство, традиции, менталитет... К сожалению, многое уходит безвозвратно. Порой листаю свои альбомы с болью... Помню, в прошлом году был в командировке, и тут звонят с ОНТ и говорят, что хотят дать в эфир мое интервью с Абдуловым. Конечно, я не возражаю... Только вернувшись в Минск я узнал, что Саши не стало. Мы ведь дружили, и каким изумительным человеком был Саша Абдулов! Кстати, были в нем — особая, восточная интеллигентность, вежливость, усвоенные в Узбекистане, где вырос... Сегодня мои дети удивляются, когда говорю им, что я или мой отец в юности даже не задумывались, какой национальности наши друзья. Потому что другое было главным — доброта, порядочность... Вообще–то для меня это и сейчас главное.
