Горячий август 91-го.

Почему в Беларуси фактически саботировали ГКЧП? Для кого подготовка переворота не была тайной? Как неудавшийся путч повлиял на судьбу СССР и создание независимого белорусского государства?

Почему в Беларуси фактически саботировали ГКЧП? Для кого подготовка переворота не была тайной? Как неудавшийся путч повлиял на судьбу СССР и создание независимого белорусского государства?

Об этом размышляют за круглым столом “НГ” глава белорусского правительства начала 90-х годов Вячеслав Кебич и известные эксперты.

“Народная газета” продолжает рубрику, подводящую итог двум десятилетиям белорусской независимости и воссоздающую процесс формирования нового феномена современной геополитики — Республики Беларусь.

19—21 августа исполнится двадцать лет со времени одного из самых драматичных эпизодов времени заката советской истории — попытки переворота, предпринятой самопровозглашенным Государственным комитетом по чрезвычайному положению. На этот период еще недавней истории существует множество точек зрения: от убеждения, что все было спланировано Западом, до мнения о неспособности тогдашней советской элиты реализовать стратегию назревших к тому времени перемен.
Август-1991 — это отправная точка для понимания многого в нашей новейшей истории. Полотно “могучей и неделимой” советской империи к тому времени уже трещало по швам. Полыхали горячие точки. Прибалтийские республики поднимали паруса и готовились к отплытию в самостоятельное плавание. Но к окончательному и бесповоротному разъезду по нацквартирам все-таки большинство готово не было. Экономические связи, сложившиеся между республиками, являлись тем образцом кооперации, который, к слову, до сих пор в мире так и остается недосягаемой высотой. Сохранить лучшее из советских наработок был призван готовящийся в Ново-Огареве союзный договор. Но он так и не был подписан. В канун важного события на союзных телеэкранах появились члены ГКЧП, которые дрожащими голосами сообщили, что советский лидер Михаил Горбачев болен и власть переходит к ним... Однако уже через несколько тревожных дней стало понятно, что путч провалился. Затем события развивались, как при ускоренном кинопросмотре. Беловежские Вискули, где три республики объявили о распаде СССР и образовании нового интеграционного объединения — СНГ. Сперва его расшифровывали как Союз независимых государств. Но к слову “союз” было, мягко говоря, двойственное отношение. Так появилось Содружество. Что значат события 1991 года для Беларуси?  Какое влияние они оказали на формирование белорусской государственности, какие уроки мы можем и должны извлечь из произошедшего? Поразмыслить об этом “Народная газета” пригласила известных и компетентных людей.

(Окончание.
Начало на 1-й стр.)

Курс на независимость

“НГ”: Бывший в начале 90-х министром иностранных дел Петр Кравченко в своей книге написал: “Кебич не поспешил на телевидение и радио расшаркиваться перед новыми властями, то есть фактически саботировал ГКЧП”. Учитывая пройденный с тех пор путь, изменился ли ваш взгляд на те события?

Вячеслав КЕБИЧ (В.К.): Нет, он у меня не изменился. Разве что, может быть, добавились определенные нюансы. Сегодня я точно знаю — потому что после путча я посетил дачу Горбачева, разговаривал с ее охраной, с сестрой-хозяйкой — этот путч был инициирован самим Горбачевым. Видя столь тяжелое положение Советского Союза, Горбачев решил уйти в отпуск, сказав: “Ребята, вы тут устраивайте переворот, а я посмотрю”. Петр Кравченко в этом плане написал все верно, не могу сказать иное.

Кстати, то, что готовилось нечто неординарное, было известно в определенных кругах до 19 августа. Помню, мы были в Казахстане, когда осведомленные люди нам эту информацию сообщили. И я знал, что инициатива это Михаила Горбачева. Другое дело, что потом Горбачев испугался сделанного, испугался сам себя — и когда появились противостоящие силы в лице Бориса Ельцина, он решил сохранить лицо, решил остаться президентом. Но противостоящие силы привели-таки к изменению всей обстановки в Советском Союзе.

“НГ”: А почему, собственно, не удался путч? Ведь во главе его стояли вице-президент СССР, руководители всех силовых министерств...

В.К.: Он не был подготовлен. Впрочем, неудачей путч закончился именно потому, что причастные к нему люди не стали использовать военную силу. И правильно сделали, в этом их заслуга. В противном случае тот путч мог закончиться очень печально. Ведь, прямо скажем, немало людей поддерживали его.

Юрий ШЕВЦОВ (Ю.Ш.): Путч был неизбежен — планировал ли его Горбачев или нет. Что-либо в этом духе просто должно было произойти: слишком резкий исторический поворот произошел в стране.

 

 

В.К.: А Горбачев был, есть и останется впредь главным предателем своего народа. Это был человек, купленный Западом через своего секретаря, бывшего послом СССР в Канаде, — Александра Яковлева. Человек, призванный развалить нашу страну. В мою бытность членом ЦК КПСС, помню, он на пленуме убеждал: мне ли, Генеральному секретарю, разваливать партию?! А затем на заседании Госсовета, спустя полчаса, он же говорил: “Вы знаете, что эти дурни-коммунисты захотели? Чтоб я сохранил их партию. Да никогда этого не будет!” Ну как можно к этому человеку еще относиться?

Ю.Ш.: Думаю, главное последствие путча — распад Советского Союза. Пойди история по пути Ново-Огаревского процесса, все могло бы быть иначе...

В.К.: А я ведь, кстати, участник и Ново-Огаревского процесса. И знаю, как он тормозился. Как только мы приближались к подписанию более-менее стоящего документа, Горбачев тут же предлагал пообедать. Мы поднимались на второй этаж резиденции в Ново-Огарево — там стол, уставленный яствами и коньяком. Ну кто после этого будет работать? Горбачев предлагает: давайте разъедемся, соберемся потом. Собираемся — и перед нами чистый лист бумаги. А того текста, который мы наработали, — нет...

Михаил КОСТЮК (М.К.): З майго пункту гледжання, калі б путч завяршыўся так, як ён планаваўся яго ўдзельнікамі, вынікі маглі б стаць самымі катастрафічнымі. З аднаго боку, унутры краіны — тады яшчэ СССР — быў моцны патэнцыял дэмакратычных сіл. І гэты патэнцыял на той час ужо выліўся у парад суверэнітэтаў, шмат рэспублік ужо прайшлі па гэтым шляху вельмі далёка. І, канечне, жорсткі сцэнарый у нас быў бы вельмі непажаданы. Што ж датычыць заканамернасці путчу, то, лічу, гэта так і ёсць, бо партыйная эліта на той час была расколата. З аднаго боку Гарбачоў, Якаўлеў і іншыя, а з другога — тыя, хто такія перамены не прымаў.

Калі ж узяць міжнародны кантэкст, то трэба адзначыць: там падобныя працэсы зайшлі яшчэ далей. І краіны народнай дэмакратыі, сацыялістычнага лагера апярэджвалі тое, што адбывалася ў нас. Таму можна меркаваць, што магло паўстаць пытанне падаўлення гэтых працэсаў — і мы сталі б сведкамі, у што гэта магло б выліцца. Ды і Гарбачоў у адной са сваіх кніг піша: здарыўся б путч на год раней, яго сыход мог бы быць іншым.

“НГ”: Беларусь впервые в истории получила реальную возможность строить независимое государство. Мог ли этот процесс затормозиться, если бы августовский сценарий девяносто первого года развивался иначе?

Ю.Ш.: К тому времени в любом случае остановить процесс превращения Беларуси в независимое государство было невозможно. Вопрос стоял только в том, в какой форме будет существование новых независимых республик. И в этом смысле путч просто все радикализировал, а на окраинах СССР — в Закавказье и в Средней Азии — привел к гражданским войнам. Не будь его, многие республики прошли бы путь к независимости более плавно. Поэтому, думаю, нам надо собственную независимость отсчитывать не от путча.

В.К.: Если бы Ново-Огаревский процесс был успешно завершен, мы вышли бы из того периода не столь слабым государством, каким вышли. Мы даже не почувствовали бы того перехода!

М.К.: Мяркую, гэта вельмі істотны момант. Асабіста мяне заўжды цікавіла, як гэта магло адбыцца: Нова-Агароўскі працэс праходзіў, а дакумент па яго выніках падпісаны не быў. Зараз усё становіцца больш зразумелым. Наконт Беларусі ж адзначу наступнае. Калі была спроба путчу, наша рэспубліка ўжо ішла па шляху незалежнасці. Мы трошкі адставалі ад Прыбалтыкі і Украіны ў гэтым сэнсе, але тым не менш... Усе вы ведаеце, што 27 ліпеня 1990 года Вярхоўны Савет БССР прыняў Дэкларацыю аб дзяржаўным суверэнітэце. І ў дні путчу гэтая дэкларацыя ўжо існавала значны час. Іншая справа, што пасля путчу гэты працэс пайшоў больш шпарка, Вярхоўны Савет надаў гэтай дэкларацыі статус канстытуцыйнага закона — самы высокі статус. Таму можна канстатаваць, што путч і яго правал моцна паскорылі гэтыя з’явы. У гэтым сэнсе лічу неабходным адзначыць вашы, Вячаслаў Францавіч, мемуары “Искушение властью”, у якіх шмат новага і цікавага аб тых падзеях.

Ю.Ш.: Но самое негативное последствие путча и его провала — резкое ухудшение экономического положения. Статистика свидетельствует: еще в 1990 году советская экономика работала. А с 1991 года все обрушилось.

Беловежский синдром

“НГ”: Итак, власть на закате советской империи была не просто слабой, она, по сути, валялась, как никому не нужная вещь. И Вискули, думается, стали просто констатацией факта. Консилиум признал факт смерти супердержавы.  Хотя вас, Вячеслав Францевич, нередко до сих пор обвиняют в печати, что именно вы — один из тех, кто развалил Советский Союз. Насколько эта точка зрения соответствует действительности?

В.К.: Вискулевские события в декабре 1991 года развивались вроде как спонтанно. Рушилась экономика, возникла идея собраться и обсудить, что же делать дальше с Советским Союзом. И в самом деле, назрело ведь время, когда требовался ответ на вопрос: как дальше жить? Процесс, повторю, был внешне спонтанный, предварительного текста соглашения вроде как не было. Но когда мы сели за стол и начали его писать, а писали это соглашение министры иностранных дел, я заметил: Андрей Козырев (глава МИД России. —  Ред.) посматривает в некую “шпаргалку”.

В первом варианте вискулевских соглашений фактически ничего не было, за исключением продолжения и развития Ново-Огаревского процесса. По сути дела, это был новый союзный договор, но подписываемый лишь тремя государствами. Другое дело, нельзя забывать, что между Борисом Ельциным и главой Украины Леонидом Кравчуком были натянутые отношения. Поэтому решено было так: Шушкевич летит туда с Кравчуком, а я “беру на себя” Ельцина. И там уже, на охоте, мы их “стыкуем”.

Начали писать соглашение — и все вроде бы правильно в нем было. Одна армия, одна экономика, одна внешняя политика, одна денежная система... Разве что самостоятельность: каждая республика решает эти вопросы сама в рамках положения о едином союзном экономическом пространстве. Собственно, к этому мы и сейчас идем. А вот сейчас я выскажу одну крамольную мысль. Почему Ельцин, будучи фактически лидером этого процесса, не захотел возглавить весь Советский Союз? А дело все в том, что к вискулевскому процессу хотел присоединиться Нурсултан Назарбаев, авторитет которого был не менее весомый, чем ельцинский. Вот почему Горбачев задержал Назарбаева в Москве, не пустив в Вискули. Скажу однозначно: прилети в Вискули Назарбаев — не было бы того документа, который в итоге был подписан!

Кроме того, не будь в этом документе последнего пункта (о денонсации союзного договора 1922 года), это был бы выдающийся документ, который бы заменил Ново-Огаревские соглашения. Это был бы мирный и цивилизованный развод союзных республик. А получилось то, что получилось. И, как известно, первый, кому позвонил Борис Ельцин после подписания вискулевского соглашения, был президент США Джордж Буш. Который тут же задал главный вопрос: у кого осталась “ядерная кнопка”? Ельцин без смущения ответил, что у него. Хотя на то время “кнопка” оставалась у Михаила Горбачева. А того, в свою очередь, интересовал лишь один вопрос: “А какую должность вы даете мне?”

“НГ”: Так все-таки распад Советского Союза — это четко просчитанный геополитический план или следствие неспособности советского руководства разрулить ситуацию?

В.К.: Этим процессам предшествовали встречи Михаила Горбачева с главой Англии Маргарет Тэтчер, с президентом США на Мальте, с Папой Римским... Все это не просто так.

Ю.Ш.: Имела место четкая геополитическая логика. После августовского путча власть разошлась по национальным республикам, в том числе и к Борису Ельцину.

М.К.: Тое, што адбылося ў Віскулях, — гэта заканамерны вынік усяго развіцця. Актыўна адбываўся працэс суверэнізацыі: пасля надання Дэкларацыі аб суверэнітэце Беларусі статуса канстытуцыйнага закона з’явіўся на свет цэлы шэраг іншых актаў: законы аб міліцыі, ад дзяржаўнай сімволіцы, аб арміі... Таму ў Віскулях быў проста фініш, пошук формы. З іншага боку, гэта быў і пачатак, бо надалей была Алма-Ата, дзе ўжо былі не тры, а дванаццаць дзяржаў.

“НГ”: Обретя независимость, Беларусь оказалась в политическом поле, из которого ее пытались выдернуть сразу несколько мировых центров силы. Как в начале девяностых годов решался вопрос, с кем и куда нам следует идти? Ведь время было, прямо скажем, очень сложное. По некоторым сведениям, Запад ставил перед Россией задачу вывода ядерного оружия из бывших советствих республик — отсюда и дешевые кредиты, и низкие цены на энергоресурсы для бывших союзных республик. С другой стороны, есть сведения, что Борису Ельцину был навязан фактически готовый список правительства, который необходимо было безоговорочно принять. Словом, исходя из чего в то время Беларусь определяла свой путь развития?

Ю.Ш.: Тогда не было столь жесткой дихотомии Восток—Запад. Европейский союз возник позже. А вот политические процессы в Европе шли активно, свои интересы в России имели и Франция, и Германия. И вообще не факт, что ЕС должен был состояться: в то время было немало возможностей для различных геополитических комбинаций. Однако создание ЕС, я считаю, необходимо тесно увязывать с вискулевскими решениями. Поскольку Европа успела подхватить объединительное начало в этом хаотизирующемся пространстве, успела на руинах СССР выстроить собственную геополитическую комбинацию.

В.К.: ...И взять под контроль страны бывшего социалистического лагеря. Но нельзя забывать и о диктате со стороны США. Вспомните тут же последовавшие визит заместителя госсекретаря в Беларусь, разговоры о выводе ядерного оружия, визит президента Билла Клинтона... После того как республики стали независимыми и самостоятельными, началось и экономическое давление на каждую из них.

“НГ”: Были ли западные советники в вашем правительстве?

В.К.: У меня нет. А в России... По-моему, там иных и не было. Если они брали под контроль закрытые НИИ и не давали им выполнять военно-промышленные заказы, о чем тут можно говорить?! Была попытка Джорджа Сороса попасть ко мне, но я его не принял. Потому что в действиях его и других подобных спонсоров я видел лишь одно: попытку посягательства на суверенитет нашей страны.

Суверенный шанс

“НГ”: В нынешней сложной экономической ситуации у нас отчетливо прослеживаются аналогии с кризисными явлениями начала девяностых годов. Проблемы на валютном рынке, актуальность приватизации... Конечно, мир сегодня совершенно иной, чем был двадцать лет назад. И причины трудностей лежат в разных плоскостях. Но Беларуси вновь и вновь приходится преодолевать препятствия на суверенном пути. Их было немало. И, наверное, не застраховаться от них в будущем.  В чем же вы видите наибольшую опасность для независимости нашей страны и каковы, на ваш взгляд, пути преодоления кризисных тенденций?

Ю.Ш.: По-моему, самая главная наша проблема — геополитическая неустойчивость. Переходный период еще не завершен, и пока мы не выстроим модель своего устойчивого существования, не найдем собственные точки опоры, мы будем постоянно находиться под угрозой коллапса.
Кроме того, в Беларуси продолжает оставаться индустриальная экономика. После войны это было вполне оправданно, но сегодня “индустриалка “ ушла в Восточную Азию. То есть наши предприятия вынуждены конкурировать с рынками весьма дешевой рабочей силы. Соответственно, соизмеримыми будут и зарплаты. Наша задача сегодня — перейти от индустриальной экономики к постиндустриальной, то есть подняться на уровень выше, не теряя приобретенных наработок. Сделать это небольшому государству крайне сложно. Я вообще не понимаю, как мы умудряемся существовать и развиваться самостоятельно на протяжении уже стольких лет. Видимо, это стало возможным лишь благодаря гению белорусского народа и благоприятному стечению обстоятельств. Кроме того, лишь управляемое сильное централизованное государство позволяет оперативно принимать решения в подобных условиях. Для нас это сегодня единственно возможная форма геополитического существования.

В.К.: Есть политическая независимость, а есть экономическая. С политической точки зрения у нас в самом деле все в порядке, а вот в экономике сделано немало ошибок. Как можно существовать при отрицательном сальдо внешнеторгового баланса? Нельзя упускать из виду и колоссальное внешнее экономическое давление, и определенные просчеты в банковской политике.
Мне кажется ошибочной и безудержная инвестиционная поддержка ряда убыточных предприятий. Сколько бы мы ни поддерживали мотовелозавод, мы не сможем выпускать мотоциклы на уровне японских или велосипеды на уровне китайских. В то же время рассматриваются вопросы внешнего привлечения трудовых ресурсов в Беларусь. Зачем? Берите кадры с убыточных предприятий и перенаправляйте их в нужное направление!

“НГ”: А вообще построение экономики на основе градообразующих предприятий — это правильно или от этого следует отказываться?

В.К.: Нет, это совершенно правильно. Просто необходимо строить новые градообразующие предприятия. А инвестиции направлять не на проедание, а на созидание. Сейчас к пониманию этого мы пришли, но время-то потеряно. А проводить аналогию с событиями девяностых, думаю, нельзя: тогда были разорваны внешнеэкономические связи. А сегодня такие связи устойчивы — со всеми, кроме России, откуда до сих пор раздаются в разных тональностях и на разных уровнях “предложения входить губернией в состав федерации”.

Ю.Ш.: Я в последние годы работаю больше на Кавказе и в Средней Азии. Там ситуация также весьма специфическая. Так что я полностью вас, Вячеслав Францевич, поддерживаю.

М.К.: — Нельга не пагадзіцца, што сённяшняя сітуацыя ў Беларусі пачалася менавіта з нарастання адмоўнага сальда ў знешнім гандлі. І гэта павялічвалася як снежны ком. Іншая справа, што трэба больш давяраць нашым людзям. А у нас, калі рубель спачатку ўпаў на дваццаць працэнтаў, — памятаеце, якія аўтарытэтныя заявы былі перад гэтым?

Ю.Ш.: Еще одна важнейшая задача, стоящая сегодня перед белорусским обществом и государством — сформировать сильный предпринимательский класс. Класс не олигархов, для которых главное — деньги любым способом, а именно предпринимательский класс, живущий со своего труда, риска и технологий, которые он поддерживает и развивает на своих предприятиях. Сегодня государство то и дело “вытягивает”, спасает страну, но бесконечно продолжаться это не может. У нас нет иного сырья, кроме, так сказать, мозгов. Значит, упор надо делать на их развитие и поддержку, на стимулирование инициативы.

В.К.: Согласен. Сегодня чиновник не заинтересован в принятии решений. Чем меньше решений он принимает, тем меньше ему затем приходится отвечать.

Ю.Ш.: Однако предпринимательский класс, который может возникнуть в Беларуси, будет принципиально отличаться от подобного класса в России или странах Балтии. Но и возникнуть он может лишь в том случае, если государство поставит перед собой такую задачу.

Редакция “Народной газеты” благодарит участников круглого стола за интересную и содержательную беседу. Выявившую, как нам кажется, главное: суверенитет Беларуси незыблем, а все экономические и иные неурядицы временны и преодолимы. Об этом свидетельствует и новейшая история, и сегодняшний день нашей страны.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter