Головой бумагу не пробьешь

Какой же горячей является "зэковская" тема! Огорчу любителей высокой словесности - речь в данном случае идет не о "Колымских рассказах" или "Крутом маршруте". О наших согражданах, отбывающих уголовное наказание, обо всем, что с этой печальной темой связано, речь. Напечатали вчера статью зам. начальника Комитета исполнения наказаний при МВД доктора психологических наук А.Пастушени - целый день трезвонил телефон. Звонили друзья осужденных, родственники, опытные люди, сами побывавшие в местах, куда не гонял телят легендарный Макар. Можно теперь ожидать и писем, которые, уверен, существенно пополнят мою спецпапку, где хранятся сотни посланий с обратным адресом: Глубокое, Горки, Ивацевичи, Орша, Волковыск...

Прошлой весной я провел журналистскую экспедицию, спланировав ее как перемещение по всем кругам арестантского ада. Колония для несовершеннолетних в Витебске, Минский следственный изолятор, колония общего режима на Кальварийской улице, строгий режим в Новосадах и, наконец, венец всей этой мрачной пирамиды - угрюмые казематы бывшего монастыря, а ныне колонии особого режима в Глубоком. Не хватало в этой стремительной поездке, длившейся один день, драматургического начала - взять бы паренька из витебской колонии, щеголяющего наколками и слегка "ботающего по фене", с собой в Глубокое, в бывшие кельи, которые некогда запирали монахи изнутри, чтобы в их благостный мир не проник мирской грех. Сейчас эти же двери звенят полупудовыми замками, чтобы не вырвалась наружу спрессованная злая энергия содержащихся там уголовных рецидивистов. Может быть, устрашился бы нахлебавшийся блатной романтики паренек, увидев сгорбленные фигуры "авторитетов", беспрерывно кашляющих и поблескивающих воспаленными от туберкулеза глазами, узнав в них свою судьбу и свое будущее...

Конечно, невиноватых, в житейском смысле этого слова, в колониях и тюрьмах совсем-совсем немного. Хотя исключить всевозможные судебно-следственные ошибки, а зачастую пресловутый "обвинительный уклон" во всех его нюансах и проявлениях нельзя. Да вот еще и случай произошел довольно забавный. После десятка встреч и разговоров "на Глубоком" я получил потом оттуда много писем и стал хлопотать за трижды судимого Н., чей приговор вызвал сомнения. Так или иначе, приговор был пересмотрен, и вскоре получил я из Верховного суда сообщение, что Н. освобожден. А еще через неделю, ровно через 7 дней, пришло письмо из Могилевского СИЗО. Мой симпатант возвышенно, в сильных выражениях, требовал, чтобы газета приняла меры к могилевскому угрозыску, "который беспредельничает" и всячески попирает его человеческое достоинство. В самом конце письма он счел все-таки нужным сообщить, что арестован и водворен в привычное узилище за ограбление церкви. На свободе Н. пробыл три с половиной дня. Включая автобусный переезд из Глубокого до Могилева...

Но, разумеется, есть за решеткой люди всякие.

Однако большим идеализмом будет вера рассказу про то, что "сижу за мешок картошки" либо за то, что "украл курицу". Эти "квалифицирующие" признаки не должны вызывать немедленного гражданственного негодования у людей, слабо разбирающихся в проблеме. Парадоксально, но я готов на любое пари, утверждая, что признанный особо опасным рецидивистом многолетний насельник Глубокого, блатной по кличке Пинцет, более комфортен для общества, чем "двинувший у бабки угол" и отбывающий за это срок в мягкорежимной минской колонии гражданин В.Петрушкевич. И вот почему. Пинцет - сын, как в песне поется, преступного мира, профессионал в сложной сфере вымогательства. Себя он считает санитаром леса, почти что Робин Гудом, его сфера деятельности - "разборки" в среде коммерсантов. Конечно, это преступно, и букет из 11 судимостей (!) красноречиво подтверждает отношение государства к Пинцету. Но вот Петрушкевич, который долго рассказывал мне о несправедливостях и горестно вздымал глаза, сокрушаясь, что вся зона состоит из таких, как он, мелких рыбешек. А крупная, мол, рыба в сети не попадает. Пинцет тоже не очень доволен последним приговором - срок большой, в колонии свирепствует туберкулез, да и вообще сегодня блатному мало радости "чалиться". В городах такая веселая жизнь - девочки, казино, "мерседесы", - а здесь, за забором, вся радость в какой-нибудь кружке чифира на пятерых...

Но с Пинцетом тем не менее все более или менее понятно. Он хотя бы не кокетничает, знает, что кругом не прав, хотя тоже уверен, что во многом явился жертвой комбинации "оперов", которые имеют много ключиков против уязвимого со всех сторон уголовника. Но в истории Петрушкевича решил разобраться. Не поленился и приехал в одну очень далекую деревню на северо-востоке Витебской области. Лес, выбитая колея дороги, несколько избенок, торчащих на поляне, как выщербленные зубы. Тлен и запустение. Когда-то, впрочем, было здесь большое, шумное село. Но в войну зверствовали немцы, почти все жители три недели прятались в болоте, так что к началу 70-х от всех этих дел треть деревни вымерла. А сейчас живут-доживают пять старушек и дед с фольклорным именем Ясь. До центральной усадьбы колхоза далеко, автолавка заезжает нечасто, живут с огородов, да еще одна бабка держит свинку, а другая - козу. Дед, по старой привычке, нет-нет да и выгонит литр самогона. Для поддержания бодрости своей старухи и ее оставшихся подруг. Так и жили, пока не объявился у одной из старух какой-то племянник. Приехал из города, осмотрелся, а на следующий день стал ломиться к испуганным бабкам. Кормите, самогон наливайте, а иначе поубиваю! Что ему сделаешь? Из Яся защитник слабый, старушки только молятся, а он каждый вечер входит в ярость. Кормили его, поили почти все лето, но при случае успели шепнуть участковому: так, мол, и так, Василич, горе пришло. Участковый раз поговорил с наглецом, второй - тот только ухмыляется. Что ему сделаешь, не старые ведь времена, не привлечешь за тунеядство? А старикам смертный час пришел. Затерроризировал их Вася Петрушкевич, да-да, тот самый бедняга из колонии. Дошло до того, что собирается весь наличный состав деревни в одной избе, запирается в чулане и ждет утра, пока угомонится племянничек. Участковый разработал целую операцию. Поначалу составил пару протоколов, написал в отдел тройку рапортов о профилактических беседах, а затем улучил момент, когда пьяный Петрушкевич выгребал из бабкиного погреба чуть ли не последний мешок картошки для обмена в райцентре на бутылку. И классически, по всем процессуальным правилам арестовал злодея, а в итоге довел дело до суда. Районные судьи - люди житейски опытные - понимали, что к чему, получил Петрушкевич срок и был этапирован в минскую колонию. А в сельской деревушке от всей души вздохнули старые крестьяне.

И таких, осужденных "за курицу", на зонах очень много. И они куда страшнее городских ребят, тех, что бриты наголо и в кожаных куртках. Поговорка "хрен редьки не слаще" в данном случае вполне дискуссионна.

Но и те, кто считает, что немало в зонах народа зряшного, "случайных пассажиров", - тоже правы. Вот еще одно письмо. Почти три месяца сидит уже мелкий "несун" Б. из Брестской области. Предъявленное обвинение в перспективе обернется для него скорее всего приговором к условному наказанию. Но на него ушло уже государственных денег в пять раз больше, нежели он украл. Разве это все, в комплексе, не изъян следователей и надзирающих, не равнодушие к социальным последствиям решений? Да сколько таких можно найти примеров! Тысячи. И все, мне кажется, потому, что разработчики, т.н. "практические работники", эксперты и законотворцы, разработавшие Уголовный кодекс, продолжают руководствоваться старыми представлениями, идущими со времен ГУЛАГа МВД СССР. Но тогда все было хотя бы понятно. Требовался "контингент". Для шахт, строительства дорог, ГЭС и каналов. Да и была подо всем этим серьезная теоретическая основа - исправительно-трудовая. А как сегодня прикажете "исправлять" оступившегося, если в зоне длинная очередь на маломальскую работу? Так что, может быть, наконец исполнится рыночная мечта тех, кто считает, что преступник прежде всего должен быть наказан материально. Если же есть необходимость в лишении его свободы, то это должно быть сделано, во-первых, очень мотивированно, во-вторых, без фантастически долгих сроков, а в-третьих, так, чтобы больше в тюрьму ему не хотелось. Такая вот триединая судебно-пенитенциарная задача. А так... Предусмотрели в УК, например, арестные дома, и суды стали выносить приговоры. Но арестных домов этих самых еще не построили, да и не скоро, чувствуется, построят. Или вот пожизненное заключение. Жодинский изолятор уже сегодня набит под завязку, а приговоренные продолжают поступать, и решение проблемы в густом тумане. А следователи продолжают чувствовать себя очень комфортно. Есть ли необходимость, нет ли - но постановление о "мере пресечения" добывается ими быстро и охотно. И только потом зачастую начинается беготня. В смысле, а что есть у вас, товарищи оперуполномоченные, по такому-то субъекту? Сидит человек три месяца, сидит пять месяцев, а следователь, у которого еще десять дел, не особенно торопится - был бы человек в камере, а доказательство найдется. Что? Такая практика неизвестна, сгущаю краски? Особенно насчет новомодной придумки под живописным названием "оперативный эксперимент"? Это когда агенты и разные сомнительные личности по указке оперуполномоченных совращают того или иного заподозренного в лихоимстве гражданина, буквально впихивая ему "взятку", а то и просто подбрасывая конвертик. Сколько здесь тенденциозности, а то и "заказухи"! История одного крупного минского врача, ставшего жертвой этого "эксперимента", хорошо известна. В итоге всех приключений он получил инфаркт, зато авторы и исполнители "эксперимента" как ни в чем не бывало продолжают бороться с преступностью.

И это обстоятельство - тоже следствие несовершенства главного регламентирующего документа. Уголовного кодекса. Там есть множество загадочных статей, дающих огромное поле для правоохранительной фантазии, но нет ничего, что ежечасно напоминало бы человеку в погонах

: - Дружок! Ты не сапер, но тоже не имеешь права на ошибку. Потому что она - чья-то сломанная судьба. И служба твоя действительно опасна и трудна, так как, если ты сфабриковал дело, нарушил закон, даже из самых лучших побуждений, - твое место на нарах. Не взыщи!

Уверен, что при такой постановке вопроса молодые "опера" и "следственный аппарат" встряхнулись бы от правового нигилизма и трижды подумали, прежде чем арестовывать. Надеясь на безразмерное продление срока предварительного следствия. Ей-богу, не понятно еще и почему это "дело" нужно расследовать пять-шесть месяцев? В тех же США, например, полиция как-то умудряется чуть ли не на следующее утро вести арестованного в суд, где после острой пикировки адвоката и прокурора судья выносит основанный на законе приговор...