— Пусть говорят другие, — Сергей Дорофеев в своих интервью немногословен. Он сам привык задавать вопросы. Побыв меньше года ведущим ток–шоу «Выбор», он уже надел лавровый венок лучшего в стране ведущего общественно-публицистической программы. Когда Дорофееву вручали бронзовую статуэтку «Телевершины», зал взорвался самыми громкими овациями за всю историю конкурса. Сергей популярен не только среди зрителей, но и в профессиональной среде. Он во всех смыслах модный персонаж: всегда одет с иголочки, в общении корректен. При этом совершенно не чувствует себя ни звездой экрана, ни иконой стиля.
— Сергей, из тех, кто приходит на «Выбор», много ли действительно интересных собеседников?
— Немного. Некоторые люди боятся принимать участие в программе, открыто делиться своим мнением. Или говорят очень сухим языком, и я вижу, что ответы на вопросы даются ради ответа, а не ради информации. Кто–то боится потерять свое место, пост, портфель, преференции, титулы. Все это можно понять, но принять сложно. Однако с подобным журналисты сталкиваются в любой стране мира.
— Тем не менее ток–шоу порой выглядят пустой говорильней: поболтали и разбежались...
— Не согласен. Я — журналист и мое главное оружие — слово. Я не могу приехать к кому–то и починить крышу. А такие просьбы приходят. Как правило, от людей, которые не понимают, что такое масс–медиа, телевидение. Или звонят и говорят: «Вы пригласили такого–то чиновника. А вы знаете, что он жуткий врун? Давайте вместе к нему поедем и разберемся!» Так вот, телевидение — это площадка для выражения мнений. Зрителю дается возможность сопоставить разные позиции и самостоятельно сделать вывод. Но если в советское время вся критика сводилась к последней строчке «куда смотрит райком?», то мы смотрим дальше. Следим за нашими героями, за развитием событий. Если какие–то проблемы не решаются, возвращаемся к ним.
— У нас есть свобода слова?
— Хотелось бы, чтобы коллеги–журналисты были более смелыми. Но надо помнить: смелость и нахальство — это разные вещи. У нас же одна медиаструктура демонстрирует улыбки и восклицания: «Какое счастье жить под небом голубым и пить самую чистую воду!», другая о том же самом: «Как ужасно жить под этим небом и пить грязную воду». Мне бы хотелось больше объективности. К тому же у зрителя должен быть выбор, что смотреть. Здоровая конкуренция не помешает и самим медиаигрокам.
— С разницей в час на Первом канале выходит конкурентное вашему «Выбору» ток–шоу «Ответный ход». Темы порой «сбегаются». Смысл говорить об одном и том же дважды? И с одними и теми же экспертами: Тиханович там, Тиханович здесь...
— Почему ток–шоу идут почти одновременно? Есть такое понятие «контрпрограммирование». Что касается персоналий — почему Жириновский везде, например? Я не сравниваю Жириновского с Тихановичем. Но раз люди, как вы говорите, «повторяются», значит, всем любопытны их слова. Мы приглашаем гостей независимо от их статуса. Если же кого–то не пригласили, это не значит, что мы его не уважаем, не ценим. Другое дело, что одни люди сами называют себя экспертами, а других экспертами называют зрители. Мне интересен именно тот эксперт, которого таковым считают, а не самопровозглашенный, ангажированный. А вообще, конечно, у нас мало ярких собеседников.
— А много ли у нас неангажированных персон?
— Опять–таки мало! Но я не люблю объяснять это менталитетом, как будто нет предпосылок для формирования круга независимых экспертов. Апеллирование к менталитету — это самооправдание, попытка сбросить ответственность на предков.
— В ток–шоу «Выбор» есть место экспромту или все вопросы заранее определены, а герои предупреждены, о чем говорить?
— Бывает так, что из десяти заготовленных вопросов я задаю всего два. Беседа уходит в другое русло. Никогда не делаю из вопросов самоцель. Много места остается импровизации... Но сценарий, конечно, есть.
— А бывало ли, что программа срывалась, ваши собеседники не приходили?
— Я готов к этому постоянно. Была ситуация, когда мы делали программу о «молочных войнах». Тогда как раз все боялись идти. За четыре часа до эфира у меня было только четыре аналитика.
— А сколько надо?
— Дело не в том сколько, а в том, чтобы все сферы были представлены, все тонкости того или иного вопроса. А за четыре часа собрать программу очень непросто.
— Бывало ли, что вам после эфира звонили и угрожали недовольные зрители?
— Бывало...
— Это были сумасшедшие или серьезные люди?
— Серьезные.
— Как вы воспринимали эти звонки?
— Мы же никого не учим. Почему нас кто–то пытается учить, как нужно работать? Давайте уважать друг друга. Но учить не надо. Я после эфира просматриваю каждую программу, делаю выводы: где я сказал правильно, где нужно было выразиться иначе. Но если бы я постоянно чего–то боялся, не пошел бы в профессию.
— А почему пошли? Вы же окончили технический университет, насколько мне известно. По какой специальности?
— Физика и электроника.
— И вдруг стали журналистом!
— Я с первого курса на радио. В школе учился в специализированном классе, было много физики и математики. Всю школьную программу мы прошли еще в 9–м классе. В 10 — 11–м изучали уже институтский курс. Поэтому с такой базой экзамены я сдал вообще не готовясь... Мне кажется, у любого мужчины должно быть образование, связанное с точными науками. Это очень хорошо развивает логическое мышление.
— Вашим фирменным стилем стала фраза: «Благодарю вас за ваше мнение». Это красивый жест или нечто большее?
— А слово «спасибо» или «извините» — это жест? Это просто вежливость. Поверьте, если я благодарю человека за высказанную мысль, это искренне.
