От смерти ее спас обычный кожухВ музее истории Великой Отечественной войны в одной из витрин висит женский полушубок. Человек, носивший этот кожух, жив до сих пор. Галине Дубовик (в девичестве Галицкой) скоро исполнится 83. Она могла бы стать героиней романа. Но единственная книга, где о ней упоминается, — «У войны не женское лицо».
Ложбинка на плече от пулемета у Галины Ярославовны осталась на всю жизнь. Как след войны, круто изменившей ее жизнь. Галя первых немцев, появившихся в ее родной деревне Семкова Слобода Осиповичского района, приняла за... литовцев.
— Мне даже в голову не могло прийти, что кто–то нападет на Советский Союз. «В целом мире нигде нету силы такой, чтобы нашу страну сокруши–и–ила!» — Галина Ярославовна напевает популярную маршевую мелодию тех времен, будто ей не девятый десяток, а 16 лет, как в памятном 1941–м. Патриотизм для нее — не пустые слова. Даже после того, как в 1938–м расстреляли отца...
Ее дом стоял на краю деревни и смотрел прямо на лес. Для партизан он превратился в «маяк». Галицкая должна была залезать на крышу и подавать сигнал народным мстителям, если в деревню вдруг нагрянет полиция: вставляла в трубу метлу, будто прочищала дымоход. Вскоре ей, комсомольской активистке, пришлось самой уйти в лес. Кожух, который теперь висит в музее, — единственное, что Галина прихватила из дому. Он потом ее не раз выручал. И от холода, и... от смерти.
— Вызвал меня как–то командир и говорит: «Галицкая, в разведку!» Напарником дали Володю Веремейчика. Идем ранним утром по сельской улице, разговариваем. Володя размечтался: «Вот выполню задание — сразу поеду навещу родителей». Тут я повернула голову и чуть не крикнула: немцы! Мы бросились бежать, вслед полетели пули. Я ни о чем не думала, неслась под этот свист только вперед. А Володя, видела, свернул и залег возле поленницы с пулеметом. На следующий день пробралась в деревню и узнала, что Веремейчика схватили, били по голове и увезли в Червень. А меня спас полушубок — только его и пробили пули.
Когда партизаны бригады имени Сталина перебрались в Краснослободский район, под бывшую польскую границу, Галицкой поручили посылать донесения в соседний отряд имени Пархоменко.
— Командир Владимир Тихомиров вызвал меня и говорит: «Товарищ Галя! Вы отвезете донесение». Я оседлала коня и быстро добралась до отряда. Командир пархоменковцев Иван Дубовик сидел за столом, я положила ему запечатанный сургучом пакет, но он даже не поднял на меня глаза. Отмечал что–то карандашом на карте. Три раза я так приезжала, но он только рукой махнет: мол, оставьте, что принесли. А я на него загляделась и... влюбилась. Но я не думала, что нас судьба когда–нибудь опять сведет.
После войны Галина Галицкая осталась в Краснослободском районе: комсомольская активистка разъезжала по деревням, агитировала крестьян опять вступать в колхозы.
— Как–то раз пришлось поздно выступать на собрании. Я попросилась переночевать у одной женщины. Перед сном хозяйка мне сказала: «Будешь засыпать, пересчитай балки на потолке и перекрестись». Я так и сделала. Утром женщина спросила у меня, что я видела во сне. Странный сон: возле дома рвала цветы, потом шла по улице, на середине деревни раскинулось черное болото, но я его спокойно перешла, даже ноги не промочила. «В этом году выйдешь замуж», — объяснила мне хозяйка. Как же, подумала я, ведь 10 декабря уже?!
А 15–го повстречалась с Дубовиком. Он зашел в нашу комсомольскую ячейку и я говорю: «Наконец–то мы с вами познакомимся!» Он удивился: «А почему наконец?» «Так я, — отвечаю, — три раза к вам с донесением приходила, а вы на меня даже не глянули!» «Пойдемте, Галя, пообедаем!» — пригласил он меня. Так мы каждый день и ходили вместе. Через стенку столовой был ЗАГС, заведующей работала бывшая партизанка из отряда Ивана Нина Санюкович. Он мне предложил: «Давай зайдем». «В качестве кого?» — я растерялась. — «Там посмотрим». Нина пожаловалась, что не может пока разобраться, с чего начинать работу, еще ни одна пара не регистрировалась. Тогда Иван взял у нее инструкцию, прочитал и что–то записал в журнале. Нина посмотрела на меня и улыбнулась: «Галя, так тебя нужно поздравить!» Иван своей рукой нас «расписал»! Я чуть не расплакалась от радости — мечтала об этом полвойны!
Галина Ярославовна признается:
— Когда я пришла в партизаны, мне нужно было добыть оружие. Самой. На одном задании мы остановили немцев на мотоциклах. После перестрелки на дороге осталось несколько раненых солдат. У одного из них я выхватила французский карабин. Потом вернулась за патронами. И уже хотела ударить его по голове, но остановилась. Не могла я убить. Он ведь человек...
Сама же на всю жизнь осталась инвалидом — ранило ее сильно в бою, когда железную дорогу подрывали. Вот только не скажешь о Галине Ярославовне даже теперь, после двух перенесенных инсультов, — больной человек. До семидесяти лет она каждое утро зимой выходила на школьный двор и каталась на коньках. Испытания всегда принимала как закалку. В лесу привыкла к постели из листьев, без крыши над головой: «Пройдет дождь, намокнешь, потом высыхаешь в одежде». Но не желает этого никому. Сама же, признается, пережила и вытерпела бы еще больше — лишь бы не было войны...
