Я никогда не был в деревне Кобона (ударение на второй слог). До этого года даже названия ее не слышал. И мой дед там никогда не был, и отец. Правда, им уже и не побывать в той небольшой рыбацкой деревне, что в Кировском районе Ленинградской области. Расположена она на берегу Ладожского озера в устье реки Кобоны, в месте пересечения ее с Ладожским каналом. В деревне есть церковь. Раньше на ее колокольне был маяк, чтобы рыбаки с озера могли увидеть свет и вернуться домой. Храм тот построен во имя Николая Чудотворца.
Вы спросите, а что я там забыл, в тех краях? Отвечу. Там, на окраине деревни, есть большая братская могила. Обычная, таких воинских захоронений и в нашей стране много. Скромный монумент, постамент белый, на нем солдат с автоматом, звезда, плиты с фамилиями. В той общей могиле захоронено 1.400 солдат. Из них 193 — известных, 1.207 — неизвестных. Один из неизвестных, его фамилия не высечена на плите, мой родной дядька — Степаненко Николай Владимирович. 1918 года рождения, неженатый, комсомолец, старший сержант. Мобилизованный в самые первые дни войны, в июне 41–го года.
Я нашел в интернете документ с казенным, а потому и безнадежным названием — «именной список безвозвратных потерь». Вот из того списка я узнал о судьбе человека, которого никогда не видел. Правда, его маленькая фотография хранилась за стеклом, в деревенском доме, среди прочих старых снимков.
Он погиб во время налета авиации противника 28 мая 1942 года. В списке, напечатанном полковым писарем на серой бумаге, лаконично указана и причина убытия старшего сержанта — «убит».
Был месяц май. В деревню Кобона, где был построен временный порт с пирсами и причалами, прибывали полуживые жители из блокадного Ленинграда, женщины, тощие, обессиленные дети и раненые солдаты. Их привозили на катерах, пароходах и баржах. Потом увозили эшелонами дальше от фронта, в глубокий тыл.
В конце мая ночи уже светлые — белые. Одно название, что ночь. Видно, как днем, даже читать можно... В Ленинград отправляли продовольствие, оружие, боеприпасы, горючее. Немцы, все что видели на озере и на его болотистых берегах, яростно и жестоко бомбили, расстреливали. И плевать летчикам люфтваффе, что на длинной барже везут детей с запавшими щеками, с глазами, полными страха. Дорога та, летом по воде, а зимой по льду, называлась «дорогой жизни», хотя для многих она стала дорогой смерти.
Похоронку дед получил только в 45–м. Но там не было указано место, где похоронен один из его сыновей.
Хватило бы и этого печального повода, чтобы отправиться на берег Ладожского озера. Но дело в том, что и другой мой дядька, самый старший из четырех сыновей деда — Степаненко Павел Владимирович, лежит где–то под Ленинградом. В тех же серых казенных бумагах, напечатанных на машинке, указано, что старшина Степаненко П.В., родившийся в 1914 году в деревне Селец Буда–Кошелевского района Гомельской области, был призван в июне 1941–го года. Пропал без вести 28 июля 1943 года...
Что случилось, как погиб старшина, уже после прорыва блокады, где похоронен? Все это спрятано за короткой строчкой «пропал без вести».
А у старшины Степаненко Павла остались жена и двое сыновей. Им повезло. В самом начале лета 41–го года они приехали погостить в Белоруссию. Всю войну прожили в деревне, в дедовом доме. Вместе с беженцами, с ранеными солдатами из окружения ели сладкую мерзлую картошку и военный хлеб.
Уже потом, в наше время, хорошо помню, как тетка и двоюродные братья не один раз говорили, что если бы они остались тогда в Ленинграде, то погибли бы. Как погибли многие соседи по дому на улице Бронницкой, знакомые, родственники... Кстати, жена Павла так и не вышла больше замуж. Растила сыновей, работала, досматривала свою мать, пережившую блокаду в Ленинграде.
Вроде бы история семейная, личная... Только думаю я, что она во многом типичная почти для каждой белорусской семьи.
Всегда перед 22 июня у меня на душе становится как–то сумрачно, холодно и неуютно. Правда, теперь, через семьдесят два года от начала войны, я уже знаю, где похоронен мой дядька. Обязательно там побываю. А потом поеду на Гомельщину, в Буда–Кошелевский район, на деревенское кладбище и расскажу деду и отцу, что был там — в деревне Кобона. Пусть знают, может, им будет спокойнее.
Советская Белоруссия №114 (24251). Суббота, 22 июня 2013 года.
