Командира 9-й гвардейской стрелковой дивизии по праву считают спасителем Москвы и освободителем Витебска
О ТОМ, как я познакомился с генералом армии БЕЛОБОРОДОВЫМ и почему он любил меня, как сына, можно написать отдельный материал. Но я этого делать не стану. Пусть читатель поверит мне на слово.
Жил Афанасий Павлантьевич на Большой Бронной в том доме, где и член Политбюро Михаил Суслов и Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко. Ну вы можете себе представить, как эта «избушка» охранялась. И то было единственное неудобство, которое временами омрачало мое общение с прославленным военачальником. Впрочем, об этом — чуть ниже. Пока же замечу, что Белобородов по уму и по справедливости к двум должен был получить еще и третью Звезду Героя за то, что с 78-й стрелковой дивизией насмерть встал под Москвой зимой сорок первого. Но тогда Звезды мало кому давали. Ему не досталась.
«И было у меня, Михаил, 13 934 бойца. Три стрелковых полка, полк легкой артиллерии и полк гаубичной артиллерии, три отдельных дивизиона — противотанковый, зенитный и минометный. Всего — 135 артиллерийских, 60 минометных стволов и 12 тяжелых гаубиц. В разведывательном батальоне — 23 легких танка, в автопарке — 451 машина. С 1 ноября 258-й стрелковый полк моей дивизии занял участок фронта на линии Мары — Слобода — Городище по реке Озерна с задачей прикрывать Волоколамское шоссе. Я выступил перед бойцами и сказал им: «Земляки! Здесь либо поляжем все, либо зароем гадов-фашистов в эту подмосковную землю!»
Под Москвой 78-я дивизия Белобородова стала 9-й гвардейской. В 1942 году Афанасий Павлантьевич командовал корпусом, 43-й и 1-й Краснознаменной армиями. После войны возглавлял курсы «Выстрел», командовал несколькими округами, был начальником Главного управления кадров Министерства обороны СССР. О нем созданы два художественных фильма — «Крестьянский сын» и «День командира дивизии». Автор последнего сценария — замечательный литератор Александр Бек.
В каждой из своих высоких должностей «генерал от сохи» зарекомендовал себя с наилучшей стороны. На ГУКе отличился особенно. Однажды к нему в кабинет зашел полковник и доложил: «Товарищ генерал армии, по вашему приказанию прибыл». Белобородов посмотрел на служивого поверх очков и недовольно заметил:
— Но я вас не вызывал!
— Извините, видать, опять меня разыграл полковник, — и он назвал фамилию офицера, который его, мягко говоря, подставил.
— То есть как это разыграл?
— Да он точь-в-точь ваш голос копирует.
Белобородов вызвал офицера и приказал:
— А ну-ка, голубчик, покличь по телефону генерала моим голосом!
Тот сразу испугался: извините, пошутил неловко. Но начальник ГУКа был непреклонен, и «пародист» вызвал начальника направления, генерала, в кабинет Белобородова. Афанасий Павлантьевич почесал затылок и распорядился:
— А на кой черт два начальника ГУКа в Министерстве! Отправьте одного в Забайкальский военный округ для дальнейшего прохождения службы.
И это не байка. Как сущая правда и то, что главный армейский кадровик, в служебной машине, попал под асфальтовый каток, после чего боевого генерала военные хирурги собрали буквально по схеме, сделав ему... двенадцать операций! Так прославленный генерал попал в «райскую группу». Ему выделили адъютанта, медсестру, кухарку и специально оборудованную ГАЗ-24 «Волгу» круглосуточно.
Особенно часто захаживали мы к хлебосольному генералу с ныне покойным тележурналистом Александром Тимониным. Саша работал спецкором в программе «Служу Советскому Союзу!». Был женат вторым браком, купил кооперативную квартиру, «Жигули», дачный участок приобрел. Но, чтобы заработать на все это, пришлось мотаться по войскам как проклятому. Свободным временем почти не располагал. Но если оно все же выдавалось, то мимо «мон женерала» мы с ним проскакивали редко.
Я в то время работал в «Красной звезде», где вел курсантскую страницу «Азимут». Ей была посвящена серия телепередач, героями которой стали поэтесса Юлия Друнина, молодой тогда путешественник Дмитрий Шпаро, начальник политотдела Новосибирского политучилища полковник Литвинов, автор сих строк и, конечно же, генерал армии Белобородов. Он и был нашей телепримой. А поскольку пути-дороги генерала и поэтессы пересекались еще в войну, то оба они практически начали и завершили наш телецикл.
После длительных съемок, на которых хозяин телеплощадки Тимонин нас всех, прости Господи, «доставал по самое некуда», поэтесса пригласила «потерпевших» к себе на ужин. Белобородов, Тимонин и я поехали на квартиру Друниной, что располагалась по улице Красноармейской. Квартира та еще «жила Каплером». О хозяйке и говорить было нечего. Друнина практически весь вечер рассказывала о своем безвременно ушедшем муже Алексее Яковлевиче Каплере. О том самом, который был одно время почти зятем Иосифа Сталина. Впрочем, если бы не воля случая, Каплер так бы и остался известным лишь узкому кругу людей искусства. Но судьбе угодно было поднести этому необыкновенному человеку и необыкновенный подарок: с 1964 года он стал вести «Кинопанораму». Однажды Алексей пригласил Юлию Друнину в свою передачу. После съемок они вместе уехали на ее квартиру и уже больше не расставались. Тимонин рассказывал, что они составляли удивительную, редкую по человеческому обаянию и взаимопониманию пару. Об их любви, глубокой и сердечной, ходили легенды. Все сотрудники Центрального телевидения тешились этой любовью и берегли ее как коллективный талисман.
...Мы в тот памятный вечер выпили, кроме, разумеется, генерала Белобородова. Друнина, положив голову на плечо легендарному командарму, говорила сквозь безразличные слезы:
— Без него, Афанасий Павлантьевич, мне и жизнь не в радость...
…Некоторое время спустя, Друнина зашла в гараж, тщательно его закрыла, села в свою не первой свежести «Волгу» и включила зажигание. Я был на ее похоронах…
Когда Афанасий Павлантьевич бывал в настроении, мы просили его рассказать «про войну».
— Я морозов не боялся. Но зимой 41-го, когда нас бросили на защиту Москвы, нос так прихватывало, что ноздри натурально замерзали. О наших неудачах в двух словах вам не расскажешь. Конечно, были огромные ошибки. У всех были, и у меня, конечно. Но вы возьмите самые лучшие сапоги и пройдите в них хотя бы десять—пятнадцать верст — обязательно собьете ноги. А уже когда нога привыкла к обувке, тогда и сто верст не страшны. Те же немцы вначале были и сильнее, и умнее нас, и поопытнее, чего там душой кривить. Но когда мы себе изрядно лбы порасшибали, тогда стали бить немчуру как следует. Да я вам хотя бы такой пример приведу. В первые дни оборонительных боев под Москвой регулярная немецкая бомбежка людей буквально рассудка лишала. Бойцы как чумовые ходили после нее. А уже перед самым наступлением, в начале декабря, поехал я как-то на машине из Нахабино, где штаб мой располагался. И тут фашистские самолеты. Водитель мой — по газам и как рванет им навстречу! А потом резко затормозил. Я кричу: «Ты что хулиганишь!? Чай не чурку везешь, а комдива». — «Вот, вот, — отвечает, — и хочу, чтобы ни одна пуля фашистская вас не царапнула». И точно: немцы несколько раз проносились над нами вхолостую. Вы поняли? Не просто привыкли солдаты к обстрелам с воздуха, а сами промеж себя сообразили, как бороться с воздушной страшной угрозой. Кстати, лишь только самолеты удалились, как из-за укрытия вышли дорожники и стали спокойно ремонтировать шоссе.
...А вот послушай, Александр, что обо мне написал в своих мемуарах «Солдатский долг» маршал Константин Рокоссовский, а Михаил пусть проверит, сохранилась ли еще память у старика: «В этот критический момент и вступила в дело приберегавшаяся нами 78-я стрелковая дивизия А. П. Белобородова. Ей была поставлена задача контратаковать рвущиеся к шоссе немецко-фашистские войска. Белобородов быстро развернул свои полки, и они двинулись в атаку. Сибиряки шли на врага во весь рост. Удар они нанесли во фланг. Противник был смят, опрокинут, отброшен. Этот умелый и внезапный удар спас положение. Сибиряки, охваченные боевым азартом, преследовали врага по пятам. Лишь выдвинув на это направление новые части, немцы приостановили дальнейшее продвижение 78-й дивизии». (Ни одного слова не пропустил! — М. З.)
Георгий Константинович Жуков тоже очень хорошо ко мне относился, в чем вы оба убедитесь, если раскроете его «Воспоминания и размышления». «Мы заехали к К. К. Рокоссовскому и вместе с ним тут же отправились в дивизию А. П. Белобородова. Вряд ли командир дивизии обрадовался нашему появлению в расположении своих частей. У него в то время и так было забот по горло, а тут пришлось еще давать объяснения по поводу занятых противником нескольких домов деревни Дедово, расположенных по другую сторону оврага. Афанасий Павлантьевич, докладывая обстановку, довольно убедительно объяснил, что возвращать эти дома нецелесообразно, исходя из тактических соображений. К сожалению, я не мог сказать ему, что в данном случае мне приходится руководствоваться отнюдь не соображениями тактики. (Сталин приказал Жукову вернуть контратакой деревню Дедово. — М. З.). Поэтому приказал А. П. Белобородову послать стрелковую роту с двумя танками и выбить взвод засевших в домах немцев, что и было сделано». И фотографию мою, не зря, думаю, Жуков поместил под снимком маршала Бориса Михайловича Шапошникова. У этого великого маршала ничего не делалось абы как, случайно. Поэтому и повторяю вам неоднократно: Жуков был на несколько голов выше всех остальных военачальников Отечественной. Великий маршал был...
...Войны без мата не бывает — это я вам совершенно ответственно заявляю. Вот мы трое кромешных суток удерживали город Истру, но пришлось отступить. Утром 28 ноября, как сейчас помню, звонит мне начальник штаба фронта генерал-лейтенант Василий Данилович Соколовский и через семиэтажный мат интересуется: «Сдал Истру?» — «Сдал», — признаюсь. «Вот и забери обратно». Как вы понимаете, на одно слово печатное приходилось десяток непечатных.
Чтоб вы знали, мужики: слова знаменитой «Землянки» Алексей Сурков написал в расположении моей дивизии. У меня часто бывали известные журналисты, писатели: Александр Бек (с ним генерал до самой смерти писателя дружил. — М. З.), Евгений Петров, Евгений Воробьев, Евгений Кригер. Я ко всем им очень хорошо относился, потому что понимал: напишут добрые слова о моих бойцах, значит, те лучше воевать будут. Русскому человеку доброе слово, как правило, дороже денег. Тем более что деньги на войне вообще ничего не стоили. Вот и Сурков приехал однажды. И надо же было такому случиться: попал со штабом полка в окружение. С большим трудом вырвались они из кольца и напоролись на минное поле. След в след вышли около пятидесяти моих бойцов, и Сурков с ними. В штабе дивизии тогда еще молодой поэт отказался от ужина и всю ночь просидел возле железной печки.
...Вот так, как с вами, я здоровался в молодости с Михаилом Фрунзе, Яном Гамарником. Моими преподавателями в академии были Иоаким Вацетис, Дмитрий Карбышев, Федор Новицкий, Николай Веревкин-Рахальский. Так что я не такой уж простак-самородок из Иркутской губернии. Жизнь меня пообточила славно и много чему научила.
...Он был сыном своего времени, и его надо воспринимать только таким. Как-то мы ехали на одно мероприятие. Адъютант старший прапорщик Николай Борисов, с которым мы дружили семьями, неуклюже подсадил Афанасия Павлантьевича на заднее сидение (переднее снималось, нога у генерала не сгибалась). Разгневанный Белобородов огрел палкой прапорщика по плечу. Я потерял дар речи, а генерал и адъютант потом ехали, мирно беседуя, как будто ничего не случилось. И ведь оба они в это свято верили!
Говорит мне однажды: «Хочу я тебе, Михаил, подарить свою фотографию во всем параде. Парень ты ушлый, смышленый, и с пером умеешь обращаться, как следует. Когда-нибудь будешь писать какую-нибудь вещь и вспомнишь обо мне. Ну кто еще из генералов армии к тебе так хорошо относится, как я? Глядишь, и пригодится тогда моя фотография, как подтверждение хорошего моего к тебе расположения».
Вот и скажи после этого, что генерал был не провидцем. И вот эту фотографию его я тоже храню как вещественное напоминание о прославленном советском полководце…
Афанасий Павлантьевич любил и умел выражаться словами, которые до сих пор неохотно набирают в типографиях, несмотря на разгул бесстыдства и вседозволенность. И при этом обладал, как читатель убедился, почти феноменальной памятью. У него в квартире стояла громоздкая, неуклюжая кэчевская мебель и была громадная библиотека, в основном из подписных изданий. Все книги выглядели сильно зачитанными. Когда я заметил генералу это обстоятельство, он сказал:
— Да потому что я каждую из них по несколько раз читывал. И все, что читал — помню.
Естественно, я не поверил его словам. Тогда военачальник предложил взять с полки любой фолиант и зачитать оттуда несколько первых фраз. Я достал второй том «Войны и мира», раскрыл его наугад, процитировал пару предложений. …Белобородов продолжил Толстого! Почти слово в слово! Так только хорошие артисты помнят свои роли.
…Приношу Белобородову очередную статью, за него написанную. Генерал, как всегда внимательно читает, медленно и беззвучно шевеля губами, не делая, как обычно, никаких правок. Отложив бумаги, интересуется:
— Михаил, а вот Ленина сюда нельзя вставить?
— Да не нужен он здесь, Афанасий Павлантьевич, — парирую я.
— Молод ты еще и глуп. А Ленин всегда нам нужен. Нет, для солидности хотя бы пару ленинских слов добавь. Поищи и добавь. Ведь я же не мальчишка какой, а целый генерал армии!
Разумеется, я добавил…
И последнее. Генерал Белобородов был почетным гражданином города Витебска. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года за боевые заслуги и умелое командование войсками в Витебской операции генерал-лейтенант Белобородов Афанасий Павлантьевич удостоен звания Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4157).
…Похоронили мы великого русского генерала там, где он сражался со своими бойцами — на мемориальном кладбище «Снегири».
Полковник в отставке Михаил ЗАХАРЧУК специально для «БН»
