...Две старые, но еще вполне годные - бери и снимай - "лейки", роскошный вид-панорама на столицу из окна, коробки с сотнями ненадписанных фотографий. Вот, пожалуй, и все главное богатство, хозяин которого напоминает мне Пьеро с мудро-грустными глазами.Ну что, старый фотограф, будем беседовать о жизни?!
Ведь прожитые мгновения - это как фотокадры на свернутой в рулончик времени пленке. А фотокадры - как запечатленные секунды Вечности.
Кадр первый: командировка со сроком действия по 21 июня 1941 года
Странная все-таки штука - промысел Божий: города превращаются в руины, гибнут люди, а второпях засунутая в котомку бумажка остается целой и невредимой.
Вот он лежит передо мной, пожелтевший, потертый на сгибах документ эпохи под названием "Камандыровачнае пасведчанне" от 17 июня 1941 года, на котором четко видны строки: "Рэдакцыя газеты "Пiонер Беларусi" камандыруе фотарэпарцера тав. Мiнковiча М. у Гомельскую и Палескую обласцi па справах рэдакцыi. Сапраудна па 21 чэрвеня 1941 года".
Я бережно беру в руки хрупкие листики - чтобы лучше почувствовать прошедшее время. Понять. Представить молодого паренька, только окончившего школу, который с фотоаппаратом "ФЭД" на груди гордый от полученного задания помчался на Полесье.
- Такие фотоаппараты - нынче раритет. На них было написано "Трудкоммуна НКВД имени Феликса Эдмундовича Дзержинского". Мне его в редакции выдали. Но к тому времени я уже и свой "ФЭД" имел, а еще простенький "Фотокор". Я ж фотографией еще до войны увлекся, ходил вначале на станцию юных техников, а потом в построенный Дворец пионеров. Учил нас знаменитый на весь Минск фотограф Соловейчик. Про него легенды ходили - например, как он фотографировал экспедицию челюскинцев и самого Отто Юльевича Шмидта, которых встречал на станции Негорелое. Вместе с ними приехал Исаак Иосифович в Минск. Выходит из вагона первым, слышит - народ кричит: Шмидт, Шмидт. И тогда он говорит: Я не Шмидт, я Соловейчик.
Михаил Липович - так величают старого фотографа - оживляется, вытаскивает из толстой стопки фотографию бородатого фотомэтра. Колоритный типаж и впрямь похож на легендарного полярника, но я ведь в гости пришла не к Соловейчику, а к Минковичу. "Значит, - выруливаю разговор в нужное русло, - прикипели к фотоаппарату. А дорогое это было до войны удовольствие?"
- "Фотокор" стоил 160 рублей, а "ФЭД" - 539. Если учесть, что средняя зарплата тогда составляла 250 - 300 рублей, то солидная цена. Потому вначале мы свой первый "ФЭД" с другом на паях выкупили, а потом я выплатил ему свою долю. А свой первый снимок опубликовал в 1939 году в газете "Сталинская молодежь" - так тогда называлась "Знамя юности". Снял красивый весенний пейзаж в парке Челюскинцев, сделал снимок размером 9 на 12 и послал его по почте в редакцию. После чего пришли ко мне фотокорреспондент и художник этой газеты Абрам Райхлин и Владимир Симуто, взяли негатив и напечатали фотографию под моей фамилией. Правда, одну букву перепутали: сделали меня Мишковичем.
"Фотограф щелкает - и птичка вылетает", - вспоминаются мне волшебные строчки незабвенного Булата Окуджавы. Где птичка, куда незримо улетела? Наверное, в вечность, научив паренька из скромной семьи совслужащих ценить мгновения. Потому и пришел после школы в газету. Возвращаться же из первой командировки пришлось прямо в... войну.
- Отпечатал привезенные в Минск снимки, а тут - воздушные тревоги, бомбы над головой. Вначале прятались в бомбоубежище, было такое под зданием старого ГУМа, что размещался напротив нашей редакции. А потом решили уходить из города. Двинулись на Могилев, на мне пиджачок, паспорт годичный и сто рублей денег. Все-таки везучий я был, потому что ничем другим не могу объяснить такой случай. Надумал по пути завернуть к деду - отцу матери - в Червень. На опушке леса моряк останавливает: топай дальше, туда нельзя. Повзрослев, я, может, и не послушал бы его, свернул метров через триста к дедовому жилью, а тогда законопослушно пошел дальше. И только гораздо позже, уже после войны, узнал, что в том лесу в первые дни войны чекисты расстреляли наших заключенных... В общем, оказался в итоге в Казани. Там чудом встретился с родителями, они, к счастью, захватили в эвакуацию мой фотоаппарат. А вот младший брат погиб: уехал после четвертого класса в пионерский лагерь на каникулы и не вернулся...
Кадр второй: фотографии на партбилеты
Куда податься в тыловой Казани бедному минскому фотографу? Разумеется, в газету. Пусть татароязычную, "Молодой сталинец", но снимки не нуждаются в переводе. В 1942 году 19-летнего Михаила призвали в армию.
- Мне повезло и на сей раз: нас отправили вначале на Дальний Восток, в Амурскую область, через год - в учебный полк в знаменитые Гороховецкие лагеря, а в октябре 1943 года на фронт на Украину. Попал в политотдел - с заданием делать фотографии на партбилет. Люди вступали в армию, был массовый патриотизм. Мне выдали складной чемодан-лабораторию, "Фотокор", выделяли пленку с проявителем. Все строго под контролем. На одну пленку надо было заснять восемь человек. Так что запечатлеть боевые эпизоды войны не довелось. Фотографировал только людей, хотя не все из них доживали до получения партбилета.
Я не спрашиваю, почему: и так понятно. Михаил Липович достает из архивно-бумажных залежей книгу С.Погребного "Лавиной стали и огня", поясняет: она про боевой путь 7-го механизированного Ново-Украинского - Хинганского ордена Ленина Краснознаменного ордена Суворова корпуса, в составе которого воевал.
- А про вас здесь упоминается? - интересуюсь.
- Что вы, - усмехается. - Я ж простым фотографом был. Закончил войну в Праге с тремя лычками, сержантом. Главными боевыми наградами считаю медали "За Победу над Германией" и "За Победу над Японией". А то, что потом, как и всем фронтовикам, дали орден Отечественной войны, так у него уже другая цена.
Он вновь становится похожим на грустно-мудрого Пьеро, знающего истинную цену каждому мгновению и каждому событию. Наверное, умение пристально смотреть на мир через видоискатель магического аппарата, сортируя их на достойные и не достойные вечности, накладывает свой отпечаток, думаю в свою очередь я. А еще думаю: жаль, что боевые, фронтовые, победные мгновения прошли мимо его объектива. Ведь видел зоркий сержант-фотограф и Бухарест, и Будапешт, и Прагу. Красивые деревни по обочинам ухоженных дорог, добротные дома с удобствами, цветущие сады. И лица, счастливые в предвкушении победы лица наших шагающих по Европе солдатиков, которые наверняка мечтали создать и на родине подобный уют.
После Праги Минкович умудрился попасть в Порт-Артур, в газету, что издавалась советским командованием для китайского населения. Транзитом очутившись в июне 1945 года в Польше, он отпросился у командования, чтобы махнуть в родной Минск. Хоть одним глазком хотелось посмотреть на отчий дом.
Кадр третий (и четвертый, и пятый, и т.д.): ГРЭС, колхозы, стройки
В 1947 году он вернулся в Минск окончательно. Чтобы столь же окончательно, навсегда стать фотокорреспондентом.
Первым делом проторил дорожку в газету "Трактор", только начавшую выходить в столице. И то: стройка века, индустриальный символ белорусской столицы, сам Сталин думал о синих тракторах синеокой республики, вспоминаю пришедшиеся и на мою долю-эпоху слоганы.
- Недавно у газеты МТЗ юбилей был, но меня не пригласили, - слышу печально-отрешенный голос фотографа.
- И меня не позвали, хотя я там 9 лет отбарабанила, - утешаю его.
- А еще в журнал "Беларусь" не пригласили, хотя ему 30 лет отдал: с 1953 года по 1983-й. И "Вечернему Минску", где потом работал, тоже стал не нужен. Другая нынче техника, другие технологии...
- Полноте, батенька, так мы с вами совсем в черную меланхолию впадем, - восклицаю. - Еще скажите, что и в ТАСС, где внештатником состояли, также на тусовку не зазвали! А ведь нет, нет причин журиться: ну снимали созидательную поступь пятилеток, как говаривали в оные времена. Так славно ж снимали: правдиво и честно. За великими в обозе не ездили? Но не всем же быть Мусаэлянами и Бальтерманцами. Да и великих тоже хватило: Машеров, Смирнов, Климук, Терешкова, Селиханов, Мулявин. А чем плох вот этот витебский снимок? Плохо другое - что вы ничего не подписывали. Теперь вот вспоминайте, как дело-то было.
Старый фотограф подносит снимок к глазам
: - Уже и не вспомню, в каком году поехали мы накануне Дня Победы в командировку в Витебск. Молодой Гриша Бородулин, ответственный секретарь журнала "Беларусь" Иван Федорович Кудрявцев и я. Бородулину надо было встретиться с Михаилом Егоровым, который вместе с Мелитоном Кантарией водружал знамя над рейхстагом. Но в Смоленской области, где жил Егоров, Бородулин героя не застал - сказали, что тот до сих пор в Витебске, получает гонорар за свои поездки-воспоминания в обществе "Знание". Разыскали мы знаменосца, а тот ни в какую насчет фотографирования и интервью. Мол, болен и спешу домой. И тогда Иван Федорович предложил: а давайте заведем его в буфет. Завели - в гостинице "Двина", выпили втроем как следует. После чего Егоров и стал рассказывать, как был партизаном, потом воевал. Вот на берегу Двины я его и сфотографировал - вроде 70-е это годы.
- Василевичская, Березовская ГРЭС, химические предприятия Светлогорска, Новополоцка, Гродно - много поездить по командировкам да новостройкам пришлось. Помню, в Новополоцке моста не было - на пароме пришлось переправляться через Западную Двину. А еще цензура существовала - не дай Бог, в неположенном месте непонятного назначения труба торчит. Однажды в Гомеле забавный момент вышел. Подходит среди бела дня ко мне страж порядка и говорит: поступил от граждан сигнал, что человек с фотоаппаратом занимается в центре города порнографической съемкой...
Сознательный был народ, что тут скажешь!
Кадр заключительный: кофе вдвоем
Старый фотограф зовет меня на чашку кофе, и я не отказываюсь, будучи почему-то уверенной, что он сварит его отменно. Так и выходит. На десерт Михаил Липович предлагает гостинец из Израиля. Открывает глянцевую коробку: а там... мука. "А в прошлый год готовое печенье было", - конфузится он. И я грустно размышляю над совсем не вселенским вопросом: кто испечет ему пасхальное лакомство. Так сложилась жизнь - некому. Совсем некому. В доме лишь портреты близких и некогда живых людей. Только портреты. Ненадписанные. Но их, в отличие от фотографий, надписывать совсем не обязательно.
P.S. 1 мая Михаилу Минковичу исполнилось 80 лет. Здоровья вам и бодрости духа, Фотограф!
