«Политика — искусство создавать факты, шутя подчинять себе события и людей. Выгода — ее цель, интрига — средство... Повредить ей может только порядочность». Это утверждал тот, у которого была налицо «смесь духа патриотического и купеческого, в равной мере искреннего». Он написал «Севильского цирюльника», но куда раньше пьесы, которая принесла автору мировую славу и которую принято называть предвестницей Великой французской революции, драматург выстроил прямо напротив Бастилии дом настолько пышный, что на него ходили смотреть, как на музей. Его звали Пьер Огюстен Карон, но, женившись на вдовушке, он присвоил себе новое «дворянское» имя по названию небольшого владения супруги, леса Марше (bois Marcher) — Бомарше. Сын часовщика, он был настолько богат и влиятелен, что французские короли не раз и не два поручали ему решать вопросы самого деликатного толка. Он крал и выкупал секретные документы, сидел в тюрьмах, был судим, но удивительным образом с каждым новым витком его головокружительной карьеры росло и его благосостояние. Бомарше распоряжался миллионами ливров, однако не менее удивительным образом почти все растерял, оставив потомкам лишь своего Фигаро.
Рассказывают, что однажды перед его выступлением на королевской сцене драматургу заменили туфли. По фасону и цвету туфли были точь–в–точь как его, но на два номера меньше. Бомарше поначалу подвоха не заметил, но когда вышел на сцену, понял — его выступление перед королем и королевой на грани срыва. Что оставалось делать? «Интрига рано или поздно губит того, кто ее начал», — произнес Бомарше, и кто знает, что он имел в виду на самом деле?
...Дело было в Кремле. События июня 1957 года изменили многое в нашей общей истории, но «Советская Белоруссия», как и другие советские газеты, о них в те дни не написала ни строчки. Картина произошедшего сложилась только спустя годы — из воспоминаний и документов. Вот что тогда было скрыто.
18 июня состоялось заседание Президиума Совета Министров СССР, где обсуждался вопрос о праздновании 250–летия провозглашения Ленинграда столицей. К этому времени высшее руководство СССР уже было на грани раскола: курс Хрущева стал встречать сопротивление консервативной части партийного руководства. Недовольство вызывало и стремление к более широкому разоблачению «культа личности», и создание совнархозов, и нежелание Хрущева советоваться с коллегами при принятии важных решений. Поэтому заседание 18 июня быстро вышло за рамки конкретного вопроса, и присутствовавшие там члены Президиума ЦК КПСС потребовали немедленно созвать заседание Президиума, что и было сделано. Несмотря на возражения Микояна и большинства кандидатов в члены Президиума и секретарей ЦК, Президиум ЦК вынес постановление о снятии Хрущева со своего поста. Но полемика продолжалась. Хрущев тянул время: пока шли прения, секретариат оповещал о происходящем конфликте членов ЦК — сторонников Никиты Сергеевича. Сегодня все отмечают, что ключевую роль в тот момент сыграло решение министра обороны Г.Жукова поддержать Хрущева. Большая группа членов ЦК — партийных работников и генералов — потребовала, чтобы их приняли на Президиуме. Это вызвало шок у членов Президиума, которые посчитали это военным переворотом. Но под давлением нескольких десятков членов ЦК в условиях отсутствия единства своего состава Президиум ЦК был вынужден согласиться на проведение пленума. А там у Хрущева уже было большинство...
Пленум ЦК КПСС завершился 29 июня, но прошла еще неделя, прежде чем с постановлением о его итогах смогли ознакомиться граждане страны.
«Убедившись в том, что их неправильные выступления и действия получат постоянный отпор в Президиуме ЦК, который последовательно проводит в жизнь линию ХХ съезда партии, тт. Молотов, Каганович, Маленков встали на путь групповой борьбы против руководства партии. Сговорившись между собой на антипартийной основе, они поставили перед собой цель изменить политику партии, возвратить партию к тем неправильным методам руководства, которые были осуждены ХХ съездом партии. Они прибегли к интриганским приемам и устроили тайный сговор против Центрального Комитета. Факты, вскрытые на Пленуме ЦК, показывают, что тт. Маленков, Каганович, Молотов и примкнувший к ним т. Шепилов, став на путь фракционной борьбы, нарушили Устав партии и выработанное Лениным решение Х съезда партии «О единстве партии»...
Исходя из всего изложенного выше и руководствуясь интересами всемерного укрепления ленинского единства партии, Пленум ЦК КПСС постановляет:
1. Осудить как несовместимую с ленинскими принципами нашей партии фракционную деятельность антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова.
2. Вывести из состава членов Президиума ЦК и из состава ЦК тт. Маленкова, Кагановича и Молотова; снять с поста секретаря ЦК КПСС и вывести из состава кандидата в члены Президиума ЦК и из состава членов ЦК т. Шепилова» (Постановление Пленума ЦК КПСС «Об антипартийной группе Маленкова Г.М., Кагановича Л.М., Молотова В.М.», 4.07.1957).
Дальнейший ход событий был традиционным.
«В Минске в помещении Окружного Дома офицеров состоялось собрание актива Минской областной организации Компартии Белоруссии... Гневно прозвучало выступление токаря Минского автомобильного завода т. Гуриновича: «Мы, автозаводцы, как и весь рабочий класс страны... прилагаем все свои силы, чтобы быстрее и успешнее выполнять решения ХХ съезда КПСС, от души радуемся каждой трудовой победе, каждой новой созданной машине. Только те, кому далеки интересы народа, его судьбы, не способны видеть нашего победного движения вперед, наших творческих сил и возможностей» («Единодушное одобрение постановления июньского Пленума ЦК КПСС», 4.07.1957).
«Могилев. Здесь состоялось собрание актива областной организации Компартии Белоруссии. «Не подобрать слов для того, чтобы выразить негодование и гнев против презренных раскольников, — говорит т. Самышкин, секретарь Кировского райкома партии. — Группа Маленкова, Кагановича, Молотова возникла на корыстной карьеристской основе. Но, как показал опыт, власть они любят, а вот работать, правильно руководить, заботиться о судьбах народа и страны не умеют» («Еще теснее сплотимся вокруг Центрального Комитета», 5.07.1957).
Нельзя не отметить, что, несмотря на опалу, каждый из членов «антипартийной группы» прожил долгую жизнь все-таки сталинские «чистки» (расстрелы) остались в прошлом... Да, вскоре после пленума с карты страны исчезли города Молотов (Пермь) и Молотовск (Северодвинск). Да, всех членов «антипартийной группы» исключили из КПСС и впоследствии восстановили только двоих — Молотова и Шепилова. Да, их поснимали с высоких должностей и отправили по разным тьмутараканям (Маленкова на Усть–Каменогорскую ГЭС, Молотова послом в Монголию, Кагановича на Уральский калийный комбинат, а бывшего редактора «Правды» Шепилова сделали археографом в Главном архивном управлении). Повторяю, время изменилось, и хотя все вышеупомянутые товарищи в 1937 году приложили немало рук к истреблению тысяч и тысяч коммунистов и беспартийных, в 1957 году никто из них не был осужден. Многие до сих пор одно только это называют победой здравого смысла.
«Я долго все это обдумывал и пришел к выводу, что вы можете тайно договориться с тайным комитетом Конгресса, чтобы они срочно выслали одного или двух американских корсаров на широту Сан Доминго... Когда мое судно будет выходить из порта, они устроят так, чтобы американский корсар под любым предлогом захватил его и увел. Мой капитан будет протестовать против насилия, составит протокол, угрожая принести жалобу Конгрессу. Судно будет приведено туда, где находитесь вы. Конгресс гласно осудит наглого корсара и вернет свободу судну... а тем временем вы успеете разгрузить корабль и, нагрузив его табаком, немедленно отошлете его ко мне...» Историки литературы уверены, что «золотой век» Бомарше продлился всего девять лет и уместился между премьерами двух самых известных его комедий — «Севильского цирюльника» и «Женитьбы Фигаро». В ту пору он решился на одну из самых неоднозначных авантюр в своей жизни. Получив королевское благословение на реализацию американской армии оружия из французских арсеналов, «контрабандист» Бомарше, как следует из приведенного выше письма, составляет поистине театральные планы передачи товаров. Но все они рушатся, натыкаясь на зубы новых, американских, негоциантов. В 1792 году, когда он напишет третью часть своей трилогии о Фигаро «Виновная мать», которая, к слову, успеха не получит, его, неспособного помочь французской армии, объявят врагом революции, и он будет вынужден бежать из страны. Он вернется незадолго до смерти, но стране уже не будет никакого дела ни до Фигаро, ни до его создателя.
