И первый из них: это форма ностальгии, как пишут некоторые авторы, «ностальгия по утопии»? Как в фильме «Кубанские казаки»: нарисовали утопический рай и любуемся этой картинкой. Все красиво и близко сердцу, говорят критики, но ведь вранье. Как в фильме «Служебный роман» — вроде бы и проблемы обозначены, и реализм очевиден, а ведь что–то здесь не так. То ли новая форма госзаказа, то ли особый род социалистической мимикрии. И критикам не приходит в голову простая мысль: а не надо ничего придумывать, не надо искать смыслы, нет необходимости угадывать критический пафос и вторые планы там, где их сроду не было. Вот в фильме «Джентльмены удачи» герои целуются — критика брежневизма. Вот у Тарковского в «Сталкере» любители смыслов интерпретируют образ большой черной собаки, которая сопровождает героев в зоне. Спросили у самого режиссера. Тот долго соображал, а потом признался: да забрела неведомая собака неведомо откуда, выгнать из кадра не могли.
Точно так же изобрели «ностальгию по утопии». Да ведь и слова такого широкие трудовые массы не употребляли, даже под сто граммов. Фильм просто нравился, он был просто талантливо снят, в фильме просто играли замечательные актеры, снимали выдающиеся режиссеры. Людей не напрягали фантазмы, страшилки, никто не ожидал, что ему начнут щекотать нервы, бить по психике, изобретать неведомые смыслы. В ходу были ирония, сатира, юмор, но все выглядело по–доброму, искренне, существовала уверенность в том, что плохое в нашей жизни есть, но у него, этого плохого, нет перспектив, у него нет будущего.
Со временем все очевиднее, что обращение к лучшим образцам советской культуры связано не только с ностальгией (как молоды мы были!), сколько с востребованностью заявленных в фильмах, спектаклях, литературных произведениях таких содержательных констант, которые нужны и сегодня. Скажем, социальный оптимизм. Сколько ни тверди про «смерть героя», очевидно, что герой должен жить, герой должен выживать, когда он и трижды убит. Вот Ю.Семенов привел своего Штирлица в застенки родных спецслужб и фактически уничтожил: логика здесь есть, особенно логика первой половины 90–х, но кто ее просит сегодня повторить на телеэкранах, берет в руки, чтобы перечитать? Вот Лиознова не сняла продолжение такого рода и не могла снять: у правды есть свои ограничения.
Востребован и приоритет человеческих чувств над формой их выражения. Да, иногда интересно наблюдать, как героя выворачивают наизнанку, но быстро приходишь к выводу, что изнанка хороша в специфических условиях, скажем, на столе прозектора, а предпочтительнее вот то, привычное и реалистическое обличье. Есть и еще один важный момент: в фильмах, книгах советской поры мы все равны — по возможностям социального плана, по материальным условиям жизни, по культуре чувств (в общем и целом, конечно). Если сравнить с сегодняшним днем, то нам не преминут сообщить, что вот этот певец построил себе дом на Багамах, вот этот женился на близком друге, вот у этого братки ходят в друзьях. Ну не знали мы о сексуальных пристрастиях своих кумиров советской поры, это как–то влияло на наше отношение к их профессиональной деятельности? Утрачено то, что раньше называлось социальным равенством, то есть понимание того, что тот, кто на сцене, и ты — люди «одной крови». Скажут, вот удовольствие — равенство в бедности. А что, лучше неравенство, кратное прожиточному минимуму?
Конечно, не надо думать, что все советское киноискусство, например, шедеврально по сути. Хватало всего. Но факт: когда мы уже сегодня смотрим лучшие кинокартины, то зачастую сравниваем их с лучшими работами советской поры. Вот сериал «Ликвидация», где налицо лучшие черты этого культурного феномена: реалистичность, однозначность, оптимизм, ясные и понятные ценности, за которые можно отдать и жизнь. Конечно же, налицо и главное: талант режиссера, актеров, всех участников кинопроцесса. Понятно, что и феномен советской культуры может уйти в киноархивы, но только тогда, когда современная культура станет с ним вровень и превзойдет ее. А иначе как?
