Фамилия без веса

Злопыхатели не подпускали Петра Подковырова к оперному театру

Так злопыхатели характеризовали талантливого композитора Петра Подковырова и ни на шаг не подпускали его к оперному театру

Имя Петра Подковырова теперешнему поколению мало о чем говорит. С его творчеством знакомы разве что люди, имеющие музыкальное образование, и те, кому сейчас далеко за пятьдесят. А ведь в середине прошлого века Подковыров был одним из самых ярких композиторов Беларуси, его мелодии часто звучали по радио, известные коллективы за честь считали исполнять классические произведения Петра Петровича. Хотя и в те годы ему приходилось преодолевать немало преград.

Просматривая архив композитора, невозможно пропустить его заметку «Пять моих попыток написать произведения для Белорусского оперного театра», датированную 1957 годом. Чем же был недоволен Подковыров? Он сокрушался по поводу того, что, несмотря на рекомендации Союза композиторов БССР и Управления по делам искусств ЦК КПБ, оперный театр отказывался ставить его произведения. Его руководители ссылались на неактуальность тем, несовременность сюжета и, что самое абсурдное, «фамилию без веса».

Последнее, действительно, выглядело нелепо. Ведь к тому времени у преподавателя консерватории был огромный музыкальный багаж, а главное – он имел звание «Заслуженный деятель искусств БССР», которое, как известно, только за красивые глаза никому не дают. Но непонимание между композитором и театром длилось уже почти двадцать лет. Предыстория такова.

Подковыров по национальности русский. Он родился в Челябинске в 1910 году. Первые его сознательные воспоминания: «Мне четыре года. Масленица. На заснеженной веранде папа в шубе и без шапки играет на баяне». Семья действительно была музыкальной. Мальчик рано взял в руки гитару, потом освоил балалайку, чуть позже баян, скрипку. А в семь лет написал свое первое произведение – вальс. Над ним, правда, смеялась вся семья. Но о музыкальном образовании задумался намного позже. В 13 лет у мальчика испортилось зрение: он не видел даже с первой парты. Прооперировали оба глаза. Помогло слабо. С тех пор Подковыров ходил в очках. Тогда же специалисты обратили внимание, что у слабовидящего мальчика отличный музыкальный слух. Петь он не собирался, а вот сочинять музыку… В 18 лет это стало его заоблочной мечтой. И он поступил в Свердловский музыкальный техникум. В двадцать лет в составе домрового секстета уже ездил по Уралу с концертами, исполняя произведения собственного сочинения. Тогда же в училище как раз открыли композиторское отделение. Пригласили преподавать известного в то время на всю Россию профессора Василия Золотарева. Он, можно сказать, стал крестным отцом в музыке для Подковырова. Сразу заметил талант своего ученика, предложил ему участвовать в конкурсе. И на первом же Петр получил 1-ю премию и пятьсот рублей. По тем временам огромные деньги. Семья на несколько недель забыла о голоде.

На следующий год Золотарева пригласили преподавать в открывающуюся в Минске консерваторию. Предложили взять с собой несколько учеников. Подковыров согласился не раздумывая. Так он оказался в Минске. Через два года студента приняли в Союз композиторов БССР. За этот непродолжительный срок он сочинил несколько десятков сонат, сюит и прочих произведений. Подковыров хорошо успевал в учебе, поэтому на творчество у него оставалась уйма времени. Кстати, вскоре к студенту-отличнику стали приставлять вольнослушателей. Например, с Иосифом Жиновичем он занимался полифонией. В 1938-м появилась еще более серьезная нагрузка. Директор консерватории В.Богушевич попросил Петра стать его помощником в Реперткоме БССР. Студент не смог отказать, о чем позже очень пожалел. Помимо музыкальных учреждений, на него «повесили» еще и кино.

От этих обязанностей Подковыров освободился только, когда закончил учебу в консерватории. Но тут подоспела другая нежеланная работа. Повышенную стипендию его отправили отрабатывать в управление по делам искусств. Инспектор, то есть чиновник, — это совсем не то, о чем мечтал молодой композитор. Он хотел творить. Хандру замечали все. Даже его начальник, который однажды и сказал:

— Берите пример с Корчагина. Человек должен быть там, где это нужно стране Советов. Читали «Как закалялась сталь»?

Конечно, Подковыров читал. Он был очень образованным человеком. Но в тот момент подумал, что перечитать Островского ему не повредит. Помочь вызвался его товарищ по инспекторству, который курировал театры. Михаил Юделевич как раз написал пьесу по роману Островского, и ее поставили в ТЮЗе. Критики считали, что спектакль надо оживить музыкой. За это и взялся Подковыров. Через несколько месяцев материал был готов. Но композитор переборщил. Для спектакля требовалось пару мелодий, он же написал целую оперу. Идея сделать столь глобальное произведение вдохновила Юделевича. Вскоре появилось его либретто к «Павлу Корчагину».

Нагрянувшая война сломала все планы Петра. Находясь на отдыхе в Крыму, он не смог вернуться в Минск. Его путь лежал в Майкоп, где к тому времени осела его мать и другие родственники. Он преподавал в местной музыкальной школе, потом даже стал ее директором. Казалось бы, предел мечтаний… Но узнав об освобождении Минска, осенью 1944 года он возвращается в Беларусь. Его портфель не закрывался: столько там насобиралось новых произведений. Но больше всего его волновал «Павел Корчагин».

Как написал в своей монографии критик Дмитрий Журавлев, вернувшись из эвакуации, Подковыров сразу направился в театр оперы и балета, чтобы узнать о судьбе своего произведения. Но его там не оказалось: то ли фашисты уничтожили, то ли исчезло во время бомбардировки. Композитор в отчаянии. Страдал он недолго. Решил взяться за новый вариант. Даже отважился сам сесть за либретто. Он долгими часами корпел над романами Островского, изучал его переписку.

Критик Журавлев считает, что в довоенном варианте либретто действительно были серьезные погрешности: слабая драматургия, большое количество действующих лиц, растянутость сюжета. В новой же работе автор все это учел. И, что особенно ценно, постарался сохранить «всю привлекательность языка Островского». В 1958 году опера была полностью готова. Председатель Союза композиторов БССР Евгений Тикоцкий да и другие известные деятели, ознакомившись с произведением, были уверены, что ему одна дорога – в оперный театр. Но к тому времени Подковырову там уже не однажды отказали. В результате чего и появилась та заметка о пяти попытках.

Коллеги и ученики композитора характеризовали его как очень мягкого и скромного человека. Лариса Мурашко вспоминает, что Петр Петрович несколько раз говорил: «Не повторяйте мои ошибки. Будьте настойчивы…»

Творческая судьба Подковырова действительно могла бы быть намного ярче, если бы он чаще стучался в закрытые двери, умел лишний раз напомнить о себе. Но он всегда оставался в тени. Пожалуй, опера «Павел Корчагин» — это тот единственный случай, когда он проявлял настойчивость. И это, в общем-то, неудивительно. Ей он отдал очень много сил, в общей сложности посвятил почти двадцать лет. Об этом он и писал министру культуры БССР Григорию Киселеву. «Меня обвиняют в неровности стиха. Но нельзя всех причесывать под одну гребенку… — строки из письма. – Мне хотелось бы уберечь оперу на последних стадиях ее сценического или радиорождения от скоропалительных экспериментаторских варьирований…» Киселев обещал разобраться в ситуации, поручал руководству театра внимательно рассмотреть и сообщить ему композиторские замечания. Что было дальше? Подробности история умалчивает. Но факт остается фактом: оперный так и не поставил «Павла Корчагина».

Вот что по поводу оперы говорил народный артист Евгений Тикоцкий, бывший тогда председателем Союза композиторов БССР: «Опера Подковырова по своим музыкальным ценностям имеет интерес для театра. Эта работа могла бы обогатить наше искусство еще одним важным для воспитания молодежи произведением. Композитор должен научиться работать в контакте с театром, исполнителями его музыкального произведения… В этом нет ничего обидного ни для авторов, ни для театра. Надо только дружно, без предвзятости идти навстречу один одному». Хотя сам Петр Петрович утверждал, что готов идти навстречу руководству театра, но отдельные деятели, обвиняя его в космополитизме, не допускали к зданию и на пушечный выстрел.

Подковыров постучался в другую дверь, и ее открыли. В феврале 1962 года опера была записана на пленку и с тех пор стала звучать по Белорусскому радио. А еще через пять лет она все же была поставлена на сцене, пусть и не на той, о которой мечтал композитор. К 50-летию советской власти ее воплотили участники оперной студии Белорусской государственной консерватории. Вуза, которому он отдал почти тридцать лет своей жизни.

Увлекшись преподаванием (в 1969 году стал доцентом), он меньше занимался творчеством. Хотя по-прежнему обрабатывал белорусские песни, писал музыку для детей и к драматическим спектаклям. Всегда охотно откликался на просьбы создателя Государственной академической хоровой капеллы Беларуси Григория Ширмы: тот иногда просил его прислать «что-нибудь свежее и оригинальное». Одно время (с 1969-го по 1971 год) Подковыров был депутатом Минского городского совета трудящихся. Он преимущественно занимался решением проблем в области культуры: выделение жилья нуждающимся, строительство и реконструкция различных объектов. Но большую часть времени отдавал ученикам. Не имея своих детей (у него был лишь сын от первого брака его жены), он к каждому относился как к родному. Выискивал у будущих композиторов какую-то особенность и стремился развивать именно ее. Студенты, пользуясь добротой и мягкостью педагога, любили пошалить у него на уроках. Но Подковыров прощал. Всем и всегда. Такой он был человек.

На снимке: Петр Подковыров (третий справа) в окружении коллег-музыкантов Николая Аладова, Григория Ширмы, Григория Пукста, Евгения Тикоцкого и Владимира Оловникова.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter