Жизнерадостные уфимцы привезли спектакли разного градуса веселья и разной эстетики — коммерческие, развлекательные, экспериментальные. Знакомство с любым новым театром всегда интересно. Тем более если он, как уфимский Русский, входит в топ-50 российских театров по посещаемости. Кстати, гастроли обменные: параллельно на сцене уфимского театра выступает коллектив минского музыкального академического.
В 1998 году театр с Южного Урала уже выступал в Минске.
И, по мнению заместителя художественного руководителя по организационным и творческим вопросам Елены Кондояниди, труппу тогда приняли в Беларуси теплее, чем в Литве. Культурное пространство осталось во многом общим. Отношение к памяти о войне, семейным ценностям, художественным целям и задачам театрального искусства у белорусских и уфимских творцов во многом одинаковое. Любопытно, что в репертуаре Русского театра из Уфы есть спектакль “Любовь людей” по пьесе современного белорусского драматурга Дмитрия Богославского. Значит, мы по-прежнему слышим друг друга. А выбор такой пьесы говорит о многом: театр не избегает серьезных нравственных тем, готов говорить о душевных травмах индивидуума. Жаль, что эту постановку в Минск не привезли.
Открылись гастроли спектаклем “Фабричная девчонка” по пьесе Александра Володина, родившегося, кстати, в Минске в 1919 году.
— “Фабричную девчонку” поставил режиссер из Москвы Григорий Лифанов, — вводит в курс дела Елена Кондояниди. — Этот спектакль посвящен поколению наших мам. Тому времени, когда они были молоды, веселы, счастливы. Некоторые критики посчитали, что советское время получилось у нас слишком гламурным, но нам хотелось выпустить именно такую праздничную постановку о любви. Режиссер создал легкий, добрый, светлый спектакль, в котором много песен. На нашей сцене он идет на аншлагах.
— Я помню, как долбали Володина за эту пьесу, — вспоминает главный режиссер музыкального театра Михаил Ковальчик, не пропускающий по велению души ни одной постановки башкирских гостей. — Его обвиняли в очернительстве советской действительности. Но эта пьеса прогремела по всему Советскому Союзу. Было время, когда поставленные по ней спектакли шли в ста театрах одновременно. Ее поставил даже Товстоногов в БДТ. Она имела большой успех. Это было настоящее событие. Искренность Володина и его герои были для официозной советской драматургии 1950-х настоящим откровением.
В уфимском спектакле на самом деле много песен. Может быть, даже чересчур. На ум приходит стилистика некогда популярного телевизионного музыкального цикла “Старые песни о главном”. Но зритель, кажется, доволен. В каждом уважающем себя театре сегодня есть такой спектакль с определенной долей наигрыша и наивности, игра в ретро. Театр музыкальной комедии из Екатеринбурга, также гастролировавший в Минске, показывал ревю “Парк Советского периода” в такой же стилистике.
“Отцы & дети” в постановке Петра Шерешевского оставляют странное послевкусие. Режиссерский стиль Шерешевского амбициозен. Мрачная музыка, Базаров в кожаной куртке, песочница с черным песком, которая выполняет еще и функции фамильной усыпальницы, мужчины в юбках, песня группы Rammstein, видеокамеры и трансляция происходящего на экран, выкрикивание монологов в микрофон, пародия на телевизионные передачи а-ля “Поединок” Владимира Соловьева. Именно здесь перед микрофонами схлестнулись либералы и государственники, нигилист Базаров и крепкие державники братья Кирсановы. Наверное, современной России это все близко, но складывается впечатление, что русская мысль, как и российская история, ходит по замкнутому историческому кругу. Ничего не меняется. Только костюмы-тройки поменяли на кожаные куртки.
Но даже такие спектакли, как “Отцы & дети”, подтверждают, что уфимский театр — живой организм, ищущая труппа. Торопитесь увидеть его спектакли. Гастроли Русского театра Башкортостана продолжатся в Минске до 20 марта
Претенциозная постановка боится саму себя, и в единую картину этот “артхаус” не складывается. Если сегодня есть штампы у зрительского популярного театра “для всех”, то, по-моему, уже давно сложились и штампы в так называемом интеллектуальном театре. И не ясно, что страшнее и вреднее для органичного развития театрального процесса. Шерешевский умудрился создать спектакль на всех “интеллектуальных” штампах такого театра сразу: микрофоны, живая музыка к месту и не к месту, видеопроекция. Подчеркнутая суховатая манера актеров, которую принято красиво называть отстраненной и кинематографичной, усугубляет ощущение всеобщей некоммуникабельности внутри спектакля.
Нечто подобное предпринимал Туминас в “Дяде Ване”, но там были еще гротеск и здоровый юмор. “Отцы & дети” Шерешевского предельно серьезны. Вопреки обещаниям перечитать роман Тургенева после этого спектакля совсем не захотелось. В лучшем случае — пересмотреть телевизионные экранизации классического романа от Вячеслава Никифорова и Авдотьи Смирновой.
