— Владимир Николаевич, в наше время словосочетание «пластический хирург» привычно ассоциируется с эстетикой, красотой…
— На самом деле все гораздо шире. Есть два совершенно противоположных направления: пластическая реконструктивная и пластическая эстетическая хирургия. Мы – микрохирурги — занимаемся и тем, и другим. В год проводим около 1600 операций. Из них примерно половина – реконструктивных. Что касается эстетической, то это больше бизнес, нежели медицина. А реконструкция – восстановление утраченных функций в результате полученных травм, заболеваний. Допустим, опухоль кости удаляют, но ее надо чем-то заместить. Однако ведь искусственной тканью это не сделаешь. Надо у пациента взять собственную – участок с кожей, мышцей, костью, сосудами — и перенести на требуемое место. Есть много донорских зон на человеке, которые можно использовать в таких ситуациях. Важно, чтобы этот кусочек прижился, питался. На самом деле это даже не ювелирная работа, а намного тоньше.
— В Республиканский центр пластической хирургии и микрохирургии поступают пациенты со всей республики. Вы — конечная инстанция?
— В некоторых случаях мы – первая. Особенно когда человеку оторвало пальцы или конечность. Случаи, с которыми практически ежедневно приходится сталкиваться нашим специалистам, абсолютно разные. Бывает и полное отчленение конечности (ее привозят отдельно) или она болтается на коже. Задача хирургов в такой ситуации восстановить кровоток. Если это получилось, то восстанавливаются все ткани, которые были разрушены и пересечены.
В 1985 году отделение микрохирургии открывалось именно для оказания экстренной помощи пациентам с травматическими отчленениями конечностей. Вторая его задача – применение микрохирургии в различных областях: травматологии, сосудистой хирургии, гинекологии (при лечении трубного бесплодия), андрологии. Те болячки, которые невозможно ничем вылечить – допустим, дефект тканей или язва, кроме как пересадки большого комплекса тканей на микрососудистых анастамозах (соединениях) ничего и не спасет. Микрохирурги помогают там, где в общем-то бессильны обычные хирурги. Были и такие болезни, которые ждали эры микрохирургии.
— Микрохирурги – универсальные врачи. Здесь нет «взрослых», детских?
— Бывает, пациент еще не ходит сам. Его к нам приносят родители. С какой травмой? Пальцы в мясорубку засунул. Либо затянуло в какой-нибудь крутящийся механизм… Срабатывает детское любопытство. А уж итоги печальны. Девочку к нам однажды доставили, у которой таким образом сорвало кожу лица. Или вот, к примеру, вы сможете открыть работающую стиральную машину?
— Нет, она же блокируется во время работы…
— А у четырехлетнего малыша, которого нам доставили с Брестчины, получилось. Барабан захватил руку, ее оторвало, вторую сломало... Лето начинается, растет и количество травм у детей. Косилки, пилы, топоры. Вот и недавно наверняка слышали — брат отрубил сестричке палец. Раньше были стационарные циркулярные пилы. Человек держит доску, не убрал вовремя, и рука пошла. А теперь эти маленькие болгарки. Они же способны летать, как страшилища из фильмов ужасов. У нас был доктор один. Пришел в гараж, воткнул в розетку, и она начала летать. Пытался защититься, выставил руку. Пила ее обрезает. Затем падает – попадает на ногу, прыгает – опять вверх и снова летит. Падая на землю, перебивает шнур… Доставили к нам. Прооперировали.
Но это экстренная помощь. А еще есть плановые операции. К примеру, у ребенка врожденная деформация кисти – отсутствуют пальцы или сращения, добавочные. Важно прооперировать его до того момента, когда он соберется в сад или школу. Пересаживаем пальцы, если их не хватает, – со стопы, чтобы более-менее был приспособлен. С чем еще сталкиваемся? Пошел в школу, а там начинают тыкать – уши лопоухие. Развивается комплекс. С 8—10 лет приходят уши исправлять.
— В каком возрасте пациенты вполне осознанно хотят получить помощь пластического хирурга?
— Бывает так, что в 15—17 лет девушка приходит, чтобы сделали скулы, губы, грудь. Но надо разрешение родителей. До 18 лет, к примеру, грудь не делаем. Некоторые ухитряются дождаться заветного дня, а на следующий уже бегут на прием.
К примеру, в России посмотрели, что после проведения эстетической хирургии в столь юном возрасте происходит много осложнений. Они же надувают губы, носы переделывают по 5—6 раз, и это в 18—19 лет! Так там хотят запретить до 25 лет менять свою внешность таким образом.
— А есть те, кто в прямом смысле подсаживается на скальпель – переделал одно, захотелось второе, а там и третье…
— Остановиться таким действительно трудно. Они постоянно ищут и находят в себе недостатки. Я понимаю, когда на самом деле дефект очевиден, допустим одна грудь от другой отличается по размеру. Но у меня была пациентка, которая более 50 (!) раз обращалась с различными просьбами.
Иногда смотришь — все переделано! Губы, носы, скулы. «Совершенствуют» себя до неузнаваемости. Многое в основном делают инъекциями. А что такое инъекции? Некоторые, чтобы сэкономить, обращаются в прямом смысле к шарлатанам. Процедуры на дому проводят. Нашумевший случай в Гродно, когда человек без медобразования провел процедуры по увеличению губ, а после этого изуродованным клиенткам пришлось обращаться за помощью к врачам-специалистам.
— Какие операции востребованы именно у белорусов?
— Все начинается с лица, затем грудь, живот и ниже… Омолаживающие операции на лице — бесспорный лидер, их примерно четверть. Потом идет грудь. Кстати, в мире операции по коррекции формы груди лидируют – в год проводится около 1,5 миллиона.
— Наши дамы, если хотят увеличить грудь, какой размер чаще всего просят?
— Все хотят, чтоб сразу побольше. Но я их все время сдерживаю. Но бывает и другая ситуация, когда после родов, в связи с гормональными изменениями грудь становится большой и тяжелой, и она уже не в радость, а в тягость. Позвонки страдают. Развивается остеохондроз. Так что в таких ситуациях приходится ее уменьшать для улучшения качества жизни.
— Часто приходится выступать в роли психолога, уговаривать – все в порядке, незачем ложиться под нож?
— Да я их всех отговариваю. Особенно молодых девушек, у которых перед глазами журнальный глянец. Говорю: зачем? Ты только начинаешь жить, — и уж сразу с имплантами! Сначала нарожай детей, а потом решай. Но переубедить практически невозможно. От осмотра до операции должен быть «холодный период». Чтобы подумала пациентка, хирург. Иногда летят на консультацию и мгновенно принимают решение.
— Из каких стран к нам едут за красотой?
— В основном из России, Украины, Литвы. Те, кто поближе. Если дальнее зарубежье – то это наши бывшие граждане, кто когда-то уехал в США, Канаду.
— А бывает так: доктор, если нос исправите, жизнь наладится, счастье придет. А потом, оказывается, не в носе дело было…
— Бывает. А некоторые потом говорят, что нос не такой, как хотелось. С носами вообще караул! Рисуем его в компьютере, обсуждаем, каким будет. На лице еще есть губы, глаза — все должно быть гармонично. Но она хочет именно то, что сама себе представляет. А потом, когда она смотрит на новый и видит его с подбородком, глазами, губами, получается что-то не то…
— Мужчины обращаются?
— У них востребованы блефаропластика, липосакция, ринопластика (форму носа после драк, несчастных случаев хотят подкорректировать).
— Какие новые технологии появились в последнее время в пластической хирургии?
— Клеточные технологии. Мезенхимальные стволовые клетки, которые выделяются из жировой ткани, можно направить в разную дифференцировку. Так при повреждениях периферических нервов провели экспериментальные исследования, показали возможность восстановления поврежденного нерва при помощи клеточных технологий. С такими результатами можно смотреть в будущее. Но сразу скажу: процедура получалась весьма дорогостоящая. Она сильно далеко не пошла, но мы убедились, что это возможно. А теперь ведем разработку выращивания фибробластов – тканевого эквивалента кожи, который применяется при ожогах. Будем потом их пробовать и для омоложения. То есть сначала для лечения, а потом как коммерческий продукт.
— Владимир Николаевич, можно ли сейчас говорить о том, какое будущее у пластической хирургии?
— Выращивание органов для замены в трансплантологии. В США, Европе проводят операции по пересадке лица. Только они дорогостоящие, длительные. Но это речь об обезображенных лицах. Сказать, что это вдруг станет массовым? Не думаю.
— А пересадить руку-ногу?
— Такие операции тоже проводятся. Но и здесь есть свои нюансы. Если человек лишился рук, допустим, намного выше уровня локтя, пересадка бессмысленна, потому что не прорастет нерв, функции конечностей не восстановятся. Пересадка конечности оправдана при утрате на уровне предплечья и по некоторым аспектам технически сложнее, чем пересадка сердца. Там в основном труднее подготовка. Тут много анастамозов – соединений между сосудами, сухожилиями, костями, нервами. У нас реплантация предплечья занимает 4—5 часов. Столько же может потребоваться времени и на пересадку руки.
— И напоследок… В центре еще проводят операции по смене пола?
— На самом деле это большой пласт реконструктивной хирургии. Они были всегда, но их старались не афишировать. Диагноз «транссексуализм» ставится сегодня вполне открыто. Есть даже межведомственная комиссия по половой идентификации. Такие операции у нас разрешены с 21 года. Сначала меняется пол в паспорте, потом еще год должны наблюдаться. Операция проходит в несколько этапов. Смена женского пола на мужской занимает полтора-два года. Вот на днях была комиссия. Пришли 10 пациентов. Замечу, что процентов на 80 – это женско-мужская трансформация. Такие операции в Беларуси сделаны уже около 100 пациентам. Но такая операция — это же не то, что вчера захотел побыть одним, а завтра – другим. Так просто все не сделаешь, это сложно как для самого пациента, так и для хирургов, которые проводят такое вмешательство.
korenevskaja@sb.by
