Николай Чергинец: «Это все равно, что требовать увеличения плана от похоронного бюро»
Анатолий ЛЕМЕШЁНОК: «Но ведь хватает и графоманов в вашем племени…»
Итак, сегодня стартует наша новая рубрика. Уверены, что представлять первого гостя главного редактора «Р» не надо. Николай Иванович Чергинец по-своему знаковая фигура в новейшей истории Беларуси. Талантливый писатель и публицист, активный политик, он всегда открыто и ясно заявлял о своей гражданской позиции. Продолжает это делать и сейчас. В том числе и высказывая сегодня на страницах нашей газеты эти мысли…
— Николай Иванович, какой чай будем пить? Зеленый, черный…
— Мне все равно.
— Ну тогда мой любимый… Вот «полистал» компьютер и хочу обсудить с вами последние новости. Что у нас сегодня? Третье февраля, среда. Успеваем поставить эту беседу в номер. Смотрю, наше белорусское интернет-сообщество активно обсуждает Указ Президента № 60. Есть, конечно, и здравые рассуждения, толковые мысли и отклики, но в основном впечатление – будто разворотили какой-то гадюшник. Прежде всего это касается оппозиционных сайтов. Обсуждают не сам указ, его пункты, параграфы, а голосят о некой потерянной свободе, о наступлении власти на оппозицию. Между тем свершилось то, о чем давно говорят в обществе, в том числе и молодежной среде: правила пользования Интернетом следует привести в цивилизованное русло. Как в других европейских странах, ни более ни менее. Что тут нового и удивительного? В указе нет ограничений для рядовых пользователей, а на поставщиков интернет-услуг налагаются вполне понятные и законные обязательства. Вот и все…
— Совершенно согласен с вами. Вопрос этот давно обсуждается в обществе. Плохо, когда Интернет, который так необходим сегодня в человеческом общении, одновременно несет и зло, разрушение нравственности. Всякого рода извращенцы, педофилы заходят сюда, как в магазин за товаром. В совет по нравственности, который я возглавляю, входят известные ученые, спортсмены, представители разных религиозных конфессий. Мы уже не раз заявляли о том, что государству пора вмешаться в этот сегмент нашей жизни. Как говорится, лучше позже, чем никогда.
— Чай уже не горячий…
— Спасибо.
— Прочитал недавно афоризм: «Власть никогда не отступает, она идет только вперед, за большей властью». Ну вроде бы так оно и бывает, однако хотелось бы услышать вашу точку зрения.
— Надо говорить не о власти, а о ее представителях. Некоторые любят ругать власть. Всегда интересуюсь, кого конкретно ругают? Во власти есть люди, которые делают огромное дело. Надо говорить о конкретных людях, отрасли, направлении работы. Я думаю, что плоха та власть, которая не развивается. Вспоминаю слова Линкольна, которому журналисты заметили: «Вы сейчас одобряете то, что критиковали полгода назад. Как это понять?» Он ответил: «Вообще-то, я низкого мнения о тех, кто не совершенствуется». Власть должна совершенствоваться, тогда она может больше влиять на развитие общества и страны в целом. В этом нет ничего плохого. Другое дело, бывает, что во власти оказывается человек, не способный решать поставленные задачи. Такая власть будет низко цениться. А если органы управления усиливать людьми знающими, талантливыми, то это надо только приветствовать. Не зря наш Президент говорит об укреплении кадров молодежью.
Но я, например, против той системы, которая сложилась в правоохранительных органах. Человек достигает сорокапятилетнего возраста, ему дают под зад и берут молодого. Пришел как-то ко мне на прием подполковник, заместитель начальника кадров УВД Витебской области, говорит: «Увольняют». Он мне все разложил. Выслуги у него 26 лет, из них 13 он учился. Выходит, что за оставшиеся 13 лет мы даем ему пенсию чуть ниже, чем был его оклад. На его место берем молодого. Выходит что? Во-первых, государство впустую тратит деньги, а во-вторых, портит жизнь человеку. Ведь в 45 лет кадровик только постигает житейскую мудрость, познает человеческую психологию.
— Интересно было наблюдать за выборами в Украине. Там чуть не пятнадцать человек на одно кресло претендовали. Как, думаете, будет у нас? Сколько может быть кандидатов? Можно ли спрогнозировать действия оппозиции?
— Уверен, никакой консолидации у них не будет. Там каждый лидер считает себя главным. Но ни один из них не готов решать вопросы государственной важности. Люди это видят. Кто за таких отдаст свой голос? Их родственники, знакомые и обиженные на нынешнюю власть. Оппозицию раздирает междоусобица, и они никогда не найдут общего языка. Я помню, как их толкал Запад, особенно на прошлых выборах.
— Думаю, что и сейчас Запад будет пытаться их консолидировать.
— Сейчас уже и Запад убедился, что белорусская оппозиция ничего не стоит. Хотя пять лет назад еще ей верил. Но в Европе есть политики, которые считают, что любой стране надо причинять вред. Поэтому какая-то помощь оттуда все же будет. Но я не вижу никаких предпосылок для объединения оппозиции. Даже если это случится, то они могут рассчитывать на два-три процента голосов. Не больше. Всегда найдутся люди, которые посчитают, что они индивидуально могут управлять страной. Думаю, один-два таких человека будет и сейчас.
Сила Лукашенко не только в том, что он обладает харизмой. Человек знает дело. Он возмужал. Сейчас это уже матерый политик, руководитель страны, перед которым пасуют руководители более мощных государств, нежели Беларусь, по численности и территории. Думаю, что наш народ не видит другого лидера.
Но даже потерянные десятые доли процентов избирателей подталкивают к тому, чтобы думать над проблемами внутри страны. Они же есть, чего лукавить. Надо думать, что сделать в социальном плане. Считаю, что надо думать над правоохранительной системой, она у нас несколько раздута, слишком много правоохранителей, которые превратились в проверяющих. Обязаны обратить внимание на такое опасное явление, как пьянство. У нас как получается? В стране производятся спиртные напитки. Нам надо их продать. То есть мы хотим, чтобы люди их выпили. Где и как? Нас это мало волнует. Толкаем человека в подворотню.
— Простых людей сегодня волнуют элементарные вещи. По аналогии с «Битвой экстрасенсов» сейчас зарождается «Битва ученых». Одни утверждают, что грипп, свиной ли, птичий ли, — это серьезная опасность. Другие говорят, что все это происки фармакологических компаний. Одни ученые уверяют, что у нас глобальное потепление. Тут же находятся другие, которые говорят, что все это глупости. У них раздрай, а нам, простым людям, думай, что из этого правда. Как себя вести?
— Великий человек сказал, что истина рождается в споре. Может, это и неплохо, что есть несколько мнений. Страшно другое — когда играют с судьбами людей. С лекарствами вообще сложная ситуация. На этой волне пытаются всунуть все что угодно. С мошенничеством надо бороться.
Но ученые пусть спорят. В споре родились ракеты. А помните, как в 60-е годы смеялись над компьютерами? Было много противников. А сегодня мы не представляем свою жизнь без компьютера. Пусть ученые копаются, ищут новое. Что касается тех, кто к ним примазывается, создает панику, с теми надо поступать жестко.
— Согласны ли вы с тем, что климат в Беларуси не очень здоровый? Хотя об этом как-то не принято говорить. Вот мне, например, кажутся сомнительными слова из песни «У природы нет плохой погоды». Недавно узнал, что количество туманных дней в Беларуси больше, чем в Англии, которую называют Туманным Альбионом.
— Вот вам и ученые. Много раз был в Лондоне, но всего пару раз видел его без тумана. Что касается Беларуси, то, думаю, все же не стоит отбрасывать воздействие Чернобыля. Оно есть. Йода не хватает. Мы должны ценить каждого рожденного человека, каждую беременную женщину.
— Смотрю на вас, Николай Иванович, и не понимаю, откуда, как у живчика, столько энергии? Постоянно что-то придумываете. Вот недавно созданный Союз писателей России и Беларуси. Казалось бы, тема лежит на поверхности, но никто не брался. А вы взяли — и сделали.
— Наверное, многое зависит от генов. У нас в семье было семеро детей, мать безграмотная. Я всегда поражался ее энергии. Батька ушел на фронт. Немцы выгнали нас из хорошей квартиры на Танковой, но мать нашла какую-то комнату с печкой, обустроила ее. Люди говорили: «Как это Ленка умудряется семь ртов накормить?» Помню, как во время оккупации она получала буханку хлеба с опилками и ниткой делила на восемь ртов. Она постоянно крутилась. У нас машинка «Зингер» была, она из кусков что-то шила для людей. Взамен брала какую-то еду для нас: сало, яблоки. И тогда ей было уже под пятьдесят. С войны батька вернулся без ног. Денег было мало, но мама умудрялась нас вкусно кормить. Помню, по выходным делала нам мачанку с ребрышками. Построили дом. Но мама мечтала, что получит квартиру, в которой будет теплый туалет. За три дня до вселения она умерла. Рано ушла. Ей было 66 лет.
Многому меня научил футбол. Прежде всего настойчивости. Устал, больно тебе, но ты должен, стиснув зубы, бежать. Спорт закалил.
Третье, что повлияло на формирование характера, — работа в милиции. Один раз даже в СССР признали лучшим оперуполномоченным.
К тому же у меня есть такое качество, как системность. Веду ежедневник, в котором записываю, что мне надо сделать. Не успел — переношу на следующий день, но в итоге всегда напишу: «исполнено». Так и с Союзом писателей России и Беларуси: задумал его сделать, надо обязательно довести до конца.
— Николай Иванович, но не всегда все так безоблачно. Наверняка знаете, что бытуют разные мнения: дескать, опять Чергинец под себя делает этот Союз писателей…
— Завистники у меня всегда были. Вот недавно Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении одного такого сплетника, грязного человека, который постоянно на меня что-то пишет.
Но я вот что хочу вам рассказать. Владимир Уроднич, декан художественного факультета Академии искусств, как-то обратился ко мне за помощью. Он — тесть актера Бубашкина, который несколько лет назад пропал. Поехал в Германию, заработал там денег, позвонил жене, что купил машину, подарки, и… Стал я знакомиться с этим делом и понял, что милиция слабо ищет следы. Стал узнавать по своим каналам. Но как-то Уроднич с женой Бубашкина сказали, что в Клецке есть женщина, которая может рассказать судьбу человека. Я к таким людям относился с недоверием. Но мы сели в машину и поехали в Клецк. Первое, что меня удивило, — огромная очередь к этой женщине. Второе — она не брала денег, только конфеты и хлеб. Я ей не представлялся, возможно, она видела меня по телевизору и знала, кто я такой. Она посмотрела на фотографию и говорит: «Мне надо подумать». И, когда мы уходили, попросила меня остаться. Она не хотела говорить родственникам в глаза, что актера нет в живых. Сказала, что, возвращаясь из Германии, он погиб на территории Польши. Даже определила место, где захоронен актер, могла бы его показать. Ее потом туда отвезли, но там полностью срубили лес, и она потеряла ориентировку. Что характерно, на той дороге было совершено где-то три десятка убийств автовладельцев. И тогда она мне говорит: «Знаете, лично вы найдете какой-то след». Это первое. Второе, что спросила: «А вы будете баллотироваться на пост президента?» Я рассмеялся, сказал, что знаю кандидата, за которого буду голосовать. А она в ответ: «Не скажите. Вы будете очень близко к этим выборам стоять». И третье. У меня на голове сзади был огромный гузак, который постоянно рос. Это результат ранения в Афганистане. Та женщина тогда мне сказала: «Вы должны немедленно удалить опухоль, она смертельна для вас». Конечно, я отнесся к ее предсказаниям несерьезно.
Приехав в Минск, сделал сам запрос в Россию на имя министра внутренних дел Анатолия Куликова по поводу машины, которую купил Бубашкин. Через несколько дней получил ответ, что тот автомобиль находится в Калининграде, он был приобретен на автомобильном рынке в Польше. То есть одно предсказание той женщины сбылось.
Проходит восемь месяцев. И вдруг узнаю, что на заседании Совета безопасности принято решение, что я буду возглавлять избирательный штаб Президента. Даже не предполагал этого. Понимаете, к чему я? Та женщина из Клецка вновь оказалась права.
Когда мы поехали с Александром Лукашенко регистрировать его как кандидата в ЦИК, нас снимало телевидение. Я посмотрел те кадры и ужаснулся: какая у меня шишка на голове! Сзади и сбоку никогда себя не видел, а тут, оказывается, такое! Сразу позвонил заместителю министра здравоохранения, он повез меня в частную клинику. Специалисты меня осмотрели, сказали, что быстро отрежут, займет минут десять. Назавтра в десять часов утра я лег на операционный стол, а выпустили меня только в семь вечера. Когда вскрыли, ужаснулись. Сказали, еще неделя — и меня бы уже никто не спас. То есть подтвердились все слова той женщины.
Но она мне сказала еще одну вещь. Спросила: «Вы бы не хотели съездить со мной в Жировичи?» Стал отказываться. Она: «Вам надо съездить!» Спрашиваю: «Почему?» Отвечает: «Вы — очень хороший человек, всем помогаете. Но вы прокляты. Это сделала какая-то женщина. Если съездите в Жировичи, порча снимется. А так будете страдать от наговоров, доносов». Так вот, я не съездил в Жировичи.
Это такой длинный ответ на ваш вопрос. К сожалению, недобрых людей мне встречалось немало. Наверное, это потому, что я очень активный, много делаю. Иногда сталкиваюсь с людьми, которых не знаю, но они что-то против меня имеют. Уже привык к этому. Поэтому не удивляюсь тому, что кто-то считает, что Чергинец придумал Союз писателей России и Беларуси под себя.
— Размышляя о писательском ремесле, нередко думаю о том, что литераторы лукавят, когда говорят, что, работая над произведением, они думают о читателе. Я вообще полагаю, что ваше племя – это самые великие эгоисты. На самом деле вы думаете не о читателе, а о том, как самовыразиться. Пишите вы прежде всего для себя, ну а потом — как уж получится…
— Среди писателей есть разные люди, в том числе такие, о которых вы говорите. Бывает, человек не успел издать свою первую книгу, приходит и просит: «Николай Иванович, как бы мне ее Президенту передать?» Это о чем говорит? Он думает, что уже весь мир стоит у его ног.
Надо понимать писателей, которые относятся к своему произведению, как к ребенку. Они хотят, чтобы его любили, уважали. С таким можно мириться. Но когда эгоизм и самолюбие выплескиваются в общество как какое-то требование, то такого писателя надо ставить на место. Нельзя забывать, что рабочий у станка приносит пользы для страны не меньше.
Хотя к писателю, заслуженному человеку, должно быть особое отношение. Негоже, когда человек год пишет книгу и получает за это два миллио-на. Как было во времена Союза? Писатель нигде не работал, только творил. Три года пишет книгу. За это время влезает в долги. Пьет. Бывают такие, что не могут иначе. Издал книгу. Рассчитался с долгами и еще какое-то время на оставшиеся деньги живет. К чему клоню? Президент сделал большое дело, решив прославлять страну спортом. Чтобы людей оттянуть от пьянства, строим ледовые дворцы. Но надо думать, чтобы такие объекты были всем по карману. Это одна сторона. Вторая – наши спортсмены громко заявили о Беларуси, наш флаг вьется высоко. Пора подумать о культуре. Культура – та сфера, которая требует вложений.
— Согласен. А у нас от писателей, мастеров сцены требуют самоокупаемости…
— Да. Требовать от писателя самоокупаемости то же самое, что требовать от похоронного бюро увеличения плана. Это неправильно.
— Но тут есть нюанс — хватает ведь и графоманов в вашем племени…
— Я не о них. О серьезных литераторах.
Некоторые спрашивают, где наши великие писатели? Великие писатели в Беларуси появились тогда, когда к ним было уважение, достойные гонорары. Сейчас этого не хватает. С одной стороны, виноваты сами писатели. Почему мы вышли из того сою-за? Потому что ни один из последних съездов не прошел под флагом литературы. Все время принимали какие-то политические резолюции. Мы голосуем против, нас 140 человек, а их 150 — большинство. В итоге получается, они кричат: «Долой президента, Расею!» — а мы якобы их поддерживаем. Так писатели сами себя загнали в угол. Мы в своем союзе записали в уставе: хочешь заниматься политикой — иди на улицу, но не прикрывайся писательской организацией. Проблема в том, что в ряды писателей иногда затесываются люди, совсем далекие от этого. Написал что-то там и думает, что достигнет каких-то привилегий. У нас есть один человек, у которого даже нет книги. Приняли его, учитывая его журнальные публикации, дали аванс. Но те ребята, имею в виду Пашкевича и его компанию, вообще хвастуны: говорят, что их шестьсот человек. Минюст запросил у них и у нас количество членов пофамильно. Смотрим — у них 520, на десять больше, чем у нас. Оказалось, что двести человек уже давно перешли к нам, официально написав заявления о выходе из той организации. Мало того, пятьдесят с лишним мертвых зачислили. Пашкевич же любит говорить, что у нас много членов без книг. Но это не так. Да, в правление входят заместители министров, чтобы помогать нам при выработке каких-то решений. Но их нет в списке писателей.
— Недавно прочитал интервью Бориса Акунина. Он сказал любопытную фразу: «Интеллигенция научилась только красиво проигрывать. Она не умеет побеждать, а тем более защищаться. И пока в России не изменится эта ситуация, ничего толкового не будет». Какой вы представляете белорусскую элиту? И входят ли в ее число писатели?
— Люди иногда забывают уроки истории — тут Акунин ошибается. Всегда интеллигенция провоцировала заваруху и первой от нее страдала. В том числе и революцию. Хорошо, когда элита вносит разумные предложения. А бороться не надо. Недавно вышел указ Президента по книготорговле. Оказалось, что магазины, продающие книги, должны платить аренду в 20—30 раз больше. Как они выживут? Я немедленно главе государства доложил, внес предложения. Все завертелось, будем давать обратный ход. Это я к тому, что надо обобщать опыт, вносить предложения по изменению закона, может быть даже по его отмене.
— Мне кажется, что элита – это не известные телеведущие, танцоры и не лидеры шоу-бизнеса. К ним надо относить прежде всего тех людей, которых награждает Президент. Это может быть механизатор, военный…
— Да. Люди с заслугами, признанные властью. А не те, которые хвалят друг друга. Я всегда с удовольствием называю хороших писателей и из другого союза. Мы, руководители, обязаны показывать и беречь людей, которые достигают высот своим умом, своим творчеством.
